Одни в квартире

— Колян, ты кретин? Ну, скажи мне, пожалуйста, куда нам столько? Гена стоит в коридоре собственной квартиры и задумчиво рассматривает ни один, ни два, и даже ни три чёрных плотных пакета, а целых шесть чёрных плотных пакетов, которые ещё совсем недавно позвякивали своим содержимым в руках у Коли с Вовчиком. Коля уже не слушает хозяина их сегодняшнего пристанища, он проносится вихрем на кухню, где сразу же закуривает, невзирая на просьбу делать это хотя бы на балконе. Коля кричит что-то про день рождения, что бывает лишь раз в году, и, конечно же, что-то про родителей, которых не будет аж до понедельника. Он вознамеривается тусить, и это пугает Гену до усрачки. Потому как внутри худощавого подростка по имени Коля сидит маленький, но невероятно жадный до острых ощущений зверёныш. А эти самые острые ощущения в самом сером районе Москвы Коля находит исключительно в алкоголе, сомнительных тусовках и дешёвых наркотиках, доступных для среднестатистического школьника. Но в этих ипостасях меры Колян не знает. Гена тяжело вздыхает и помогает бедному, запыхавшемуся Вовану дотащить тяжёлые пакеты до кухни, где хозяйничает Колян с сигаретой в зубах: достаёт рюмки из шкафчика, деловито заглядывает в холодильник в поисках съестного — одним слова ведёт себя как у себя дома. По пути Гена понимает, каким таким чудесным образом они уложились в выделенный скромный бюджет. В пакетах позвякивает не абы что, а самая дешёвая палёная водка, купленная в ближайшем магазине самообслуживания. Такая водка отдаёт сначала горечью на языке, затем раздирает горло, чтобы на утро отозваться глухой болью в черепной коробке. Гене не нравится пить, но нравится быть пьяным, поэтому он, конечно, морщится, когда ему наливают до краёв папину почти стограммовую рюмку, подаренную на юбилей, но выпивает. Коля говорит, что для таких приверед как Гена придумали наркотики, но Гена ещё слишком правильный и наркотикам предпочитает невкусный алкоголь. Пьянка набирает обороты с каждым часом, Коля не шутил, когда говорил про самую запоминающуюся вписку в жизни Гены. Он, видимо, решил позвать на чужую квартиру всех, кого когда-либо встречал на районе. Маленькая трёшка неподалёку от МКАДа наполняется людьми: здесь и их одноклассники, и какие-то девочки из параллели, друзья со двора, да и вовсе Гене незнакомые лица попадаются. Страх за родимое жильё грызёт подростка изнутри, он уже жалеет обо всей затее в целом, наблюдая за тем, как наглые гости курят в родительской спальне, проливают разного рода жидкости там и сям, а сердце его замирает каждый раз, когда очередное пьяное тело приближается к новенькой плазме. Переживания хорошо глушатся спиртным, так хорошо, что к вечеру Гена тихо-мирно нахуячивается. С возрастанием промилле алкоголя в организме, возрастает и желание уебать лучшему другу. Потому что, какого чёрта? Гена вовсе не так планировал провести своё шестнадцатый день рождения, он, конечно, уже не может вспомнить, как именно он его хотел провести, но точно не так. Но, к сожалению ли или к счастью ли, Гена слишком пьян, чтобы кому-то бить ебало, поэтому, когда лучший друг обхватывает его за плечи и начинает что-то громко орать, перебивая басы какого-то рэпчика, играющего на всю мощность, Гена начинает орать вместе с ним. «Отпусти, Геннадий, отпусти», — шепчет ему выпивка в ухо. Если нельзя ликвидировать хаос, то требуется его возглавить, решает мудрый, хоть и пьяный Геннадий. И пускай, какие-то придурки начинают раскуривать кальян прямиком на паркете. Возглавлял хаос Гена недолго, очень скоро алкоголь вмешался в работу его опорно-двигательного аппарата, и передвигаться стало невыносимо сложно, как и стоять, и даже сидеть. Поэтому он лежит в собственной ванне, прижимая к себе пустой пакет из-под сока аки ребёнка. Гена вяло качает головой в такт биту, доносящемуся из зала, и строит планы мести в отношении Коляна, когда сверху вдруг начинает литься вода из душа. — Эй, блядь! — Ой, сорян, чувак, я это… блядь. Как это вырубить-то? — шторку отодвигает какой-то совершенно незнакомый Гене тип с уебанской серьгой в ухе. — Есть вероятность, что надо повернуть то, что ты повернул до этого, но в обратную сторону, — пьяный сарказм лезет из всех щелей, пока холодная вода льётся за шиворот. Водные процедуры для Гены оканчиваются так же внезапно, как и начались. Но теперь он становится не просто пьяным и недовольным, а ещё и мокрым.  — Сорян, — вновь протягивает виновник сего инцидента. — А ты чего тут вообще сидишь? Там без тебя празднуют и квартиру твою к хуям разносят. — Я немного в дерьмо, — лаконично отвечает Гена, крепче прижимая к себе пакет гранатового «Rich», отмечая, что у голоса сверху явно не задались отношения с логопедом. — И я убью Коляна, вот отвечаю. — Ну, дурное дело нехитрое, я присяду? Гена пытается рассмотреть лицо сверху, но взгляд никак не хочет концентрироваться, потолок ванны начинает бешено вращаться, а вслед за вращением к горлу подступает тошнота. Поэтому головушку-то бренную срочно приходится опускать обратно, отчего он успевает заметить только добрый взгляд говорящего. — Тут мокро. — Так и я не сахарный. Парень плюхается в ванну, из-за чего Гене приходится поджать ноги коленями к подбородку, но даже так они с трудом умещаются вдвоём. У незнакомца оказываются русые волосы, которые забавно переливаются на свету, и широкая улыбка, которая обрамляет белые-белые зубы. Улыбку он успевает продемонстрировать перед тем, как отпить пива прямиком из бутылки. — И сколько тебе исполнилось, раз ты так нажрался? — Шестнадцать. — А, уже большой, значит. Над Геной явно издеваются, ведь этот хмырь немногим его старше, если вообще старше. Но пьяный сарказм вдруг куда-то девается, настолько у хмыря заразительная улыбка. За стенами ванной оглушительно надрывается «Пропаганда», что-то про «одни в квартире». Очень даже к месту. Фарафонову неудобно и жарко, а ещё мокро. Их ноги переплетаются, и выглядит это до пизды тупо. Почему они вообще сидят тут вдвоём и молчат как два придурка? Этот ещё и пялится как-то странно. — Чё у тебя с волосами? За шестнадцать лет этот вопрос остоебенил бы кому угодно, потому Гена огрызается: — А чё у тебя с дикцией? И сразу же прикусывает язык, а вдруг этот странный тип сейчас обидится и уйдёт? Хотя с чего бы ему этого бояться? Без него в ванне было намного комфортнее. Без него Гена был королём ванны, а сейчас так — совладелец. Но странный тип никуда не уходит, а продолжает пялиться и лыбиться как мудак. — Ты так и собираешься здесь проваляться до утра, там ведь сейчас все спальные места разберут, — опять пристаёт к Гене этот странный тип. Гене, признаться, как-то похуй, Гене, признаться, очень не хочется шевелить своими чреслами. — Слушай, ты мне нравишься, — на этом моменте Гена едва не трезвеет, настолько данное признание было неожиданным и отчего-то приятным. — Поэтому у меня есть к тебе охуительное по своей щедрости предложение. Гена что-то мычит в ответ. — Смотри, во-первых, я помогаю тебе вылезти отсюда и найти место более пригодное для лежания, во-вторых, присмотрю за хатой, пока ты дрыхнешь. — А с меня чего? — Прибережёшь для меня место по соседству, чтобы я нормально выспался, и с утра чаем напоишь и считай, мы в расчёте. Странный человек хитро ухмыляется, наблюдая за тем, как информация обрабатывается в пьяной гениной головушке. Фарафонову сделка кажется на редкость удачной, и он без сомнений соглашается, позволяя вытащить себя из ванны. Крепкие руки обхватывают далеко не хрупкого именинника где-то под плечами, вокруг груди, чтобы затем выдернуть из эмалевого плена. Они же помогают устоять, а затем забирают из рук Геннадия окончательно размякшую упаковку сока, а ведь он с ней уже породнился. Гена же подмечает, что руки эти очень тёплые, даже горячие и на удивление мягкие, хотя и на редкость волосатые, особенно для такого пиздюка как и он сам. Эти же лапищи помогают ему добраться до его кровати. Напоследок он узнаёт, что лицо около губ у этого незнакомца уже колючее. А пахнет от него чем-то охуительно-прекрасным. Под утро Гену будит голос с хрипотцой: — Эй, двигайся, засранец, ты обещал. Фарафонов сначала вообще не понимает, что за хмырь потревожил его царское величество и какого чёрта ему надо, но, когда туша этого хмыря укладывается рядом, Гена чувствует запах, видит знакомую лыбу сквозь слипшиеся ресницы и вспоминает. — Как там моя хата? — В целости и сохранности. Пострадали только цветочный горшок и скатерть. И то, и то не подлежит восстановлению. А ещё твоя кошка на грани нервного срыва, но в целом всё заебись. Самых буйных я ликвидировал с территории, — бодро рапортует вполне теперь знакомый хмырь. — Правда? — Правда, с тебя ещё чай, помнишь? Их лица оказываются на одном уровне. Гене, наконец, удаётся разглядеть чужое лицо во всех подробностях, начиная от серо-зелёных глаз с некоторой припиздюленкой и заканчивая только-только начавшей расти щетиной. Ебальник у этого пидора оказывается всё же очаровательным, нагловатым немного, но очаровательным. — Слушай, я ж не знаю, как тебя зовут. — Никита, — улыбается очаровательный ебальник. «Никита» — эхом отзывается в башке у Гены, когда он снова проваливается в сон. Но спать ему долго не дают. Не успевает первая дрёма накрыть подростка с головой, как в комнате что-то падает, затем издаётся оглушительный визг кошки и отборные матюки. Голос Гена узнаёт, этот голос он узнает из тысячи, как говорится. По его душу пришёл Колян. — Багира, ебать тебя под хвост, сдрысни на хуй отсюда. — Кошку не тронь, скотина, — вступается за любимицу Гена. — О, Геннадий, таки мы живы, а я уж думал, искать твоё бренное тело в каком-нибудь городском морге, — пародирует Коля одесский акцент, продвигаясь к кровати. — О, Некит, и ты тут? Какая встреча! А ну, двигайтесь, батька пришёл. Под недовольные возгласы Коля встревает между двух парней, чтобы практически сразу разразиться совсем не детским храпом. — Знаешь, возможно, я помогу тебе его грохнуть, — шепчет Никита, щурясь от первых лучей солнца, которые так некстати проскользывают мимо штор в спальню гениных родителей. — И даже спрятать труп. Гена улыбается в ответ и думает о том, что он, конечно, порубит Колю на сотню маленьких и ещё более ебанутых Коль, но перед тем обязательно выведает всё, что тому известно про этого странного и очаровательного уебана, который сейчас улыбается через тело от него. Но перед этим Гена предлагает: — Может, это, по чаю сначала? А там и решим, где прятать труп?