можно бесконечно наблюдать за штормом, пока ты стоишь на пирсе. ощущать эту тонкую грань между спокойствием и стихийным бедствием, маленькие капли солёной воды, летящие в тебя из пучины. только лишь серое небо, острые волны-кинжалы, свистящий в волосах ветер и крик чаек. можно бесконечно мяться и переступать с ноги на ногу, наступая на носки собственных ботинок, а можно сделать шаг вперёд. пожертвовав своим телом, освободить душу, стать единым целым со стихией.
серое, белое, синее.
— сука, отдай! — рычит прескотт, сжимая кулаки, делает рывок в сторону спортсмена в попытке выхватить свой альбом, успехом попытка не венчается, — ты покойник!
дрю потешается над ним и извращенцем дразнит, отталкивает в грудь, словно щенка нашкодившего. нейтана такое отношение ещё больше злит, кажется, что вскоре из его ушей пойдёт пена, парня трясёт от неимения сил дать отпор. он переминается на месте и теребит тонкими пальцами рукава голубой кофты. ветер разрушает когда-то идеальную укладку деструктивными касаниями. это как театр абсурда, две юные зрительницы стоят, не спеша вступить в конфликт. скоро должен быть антракт. дрю широко размахивается, отводя руку назад, на лице нейта можно прочесть промелькнувшую мольбу, бросок. книга пикирует и прицельно разрушает стеклянную гладь воды в фонтане.
— блять, — вскрикивает, подрываясь, прескотт, — я месяц работал над ними!
кажется, что опасность миновала, но море страшно и непредсказуемо. волны злостно и глупо бьют в каменный пирс, заливая его солёной водой. маленькое судёнышко отчаянно вертелось в водовороте, терпело измывания природы. перед глазами мазками сгущались краски, смешивались между собой и порождали новые оттенки. серое, белое, синие. всегда хочется верить в хорошее, светлое, чистое,
но парусник тонет под гнётом природы.
за кадром этой сцены был ещё один зритель. он расторопно преследовал сиротливые шаги прескотта, отдающиеся в пустом сером коридоре. тихий и сбивчивый голос с дрожью слышался из-за грязно-синей двери мужского туалета.
«всё окей, нейт, ты ещё покажешь этому пидору. всем им покажешь, сука, кто здесь главный». говорить с самим собой, как минимум, странно, но ещё более странно было бы не иметь собственных странностей. шарканье кроссовок и рваное дыхание, нервный стук пальцев по кафелю. максимально мягко уоррен давит на дверную ручку, лишь бы не заскрипела, оставляя маленькую щель. приходится неудобно наклониться и прищуриться, чтобы вглядеться в происходящее в уборной. прескотт запускает руку в волосы, окончательно разрушая лаковую идиллию одним лишь движением. в следующую секунду прикрывает ей глаза. несколько бледных хрустальных слезинок скатываются по скулам, задерживаясь на подбородке, стекают на шею.
разрушительная волна выше головы несётся величественно по морской глади. она поглощает более мелкие всплески, подминает под себя, набирая обороты. накрывает целиком фарфоровый айсберг на красивом ледяном блюдце. сквозь призрачно-прозрачную верхушку которого могли проходить как сквозь призму лучи холодного солнца.
ни на секунду нельзя отвлекаться,
а грэхем отвлёкся. дверь поддалась под весом подросткового тела, распахнувшись. неловкость в воздухе можно ощутить физически, она подобно заполонившей всё пространство вокруг вате, кажется, мешает сдвинуться с места. под взглядом студента на лице прескотта за долю секунды происходят молниеносные эмоциональные метаморфозы. замешательство перекрывает смущение, которое скрывается под маской агрессии. он вскакивает с раковины, скрестив в защитном жесте руки на груди.
— ты… с хуя ли ты тут забыл, ботан?
уоррен неловко выпрямляется и игнорирует вопрос. его собеседник собирается выйти из комнаты, но, вспомнив про свой внешний облик, отметает эту затею в сторону. даже под тусклым белым освещением ламп в туалете видны его красные глаза, мокрые дорожки от слёз на лице. нет, если кто увидит нейтана в таком виде, то это, несомненно, окончательно убьет его репутацию. он разворачивается к раковине и окатывает своё лицо холодной водой, после чего, преодолев внутренний конфликт со своей педантичностью, вытер рукавом кофты. резким движением толкает грэхема к стене.
заглянув в светло-голубые глаза, можно опять провалиться в ту катастрофу, где под ногами уже нет берега, он тонкой белой полоской стелился вдоль воды. когда острые волны-кинжалы впиваются в тело, оставляя синие раны,
странно, кровь же красная, почему так, и перекрывая доступ к кислороду. лёгкие заливает соль, тянет на дно.
все мы пойдём на дно вместе с этим кораблём. невыносимо становится слышать душераздирающий свист ветра, кажется, что барабанные перепонки вот-вот лопнут от напряжения.
— я тебя, блять, уверяю, — он брезгливо морщится, взмахивает рукой, голос срывается под конец фразы, — если хоть одна душа в этой академии и за её пределами узнает об этом, то… то ты покойник, ясно?!
задротами обычно признано считать людей, влюбленных в игры. типо брук или майки, или стеф. грэхем к этому ветвлению технического прогресса дышит абсолютно ровно, но, почему-то, тоже числится в иерархии задротов. он задротит по фильмам, науке
и немного нейтану прескотту, с этой его чертовски бледной кожей с проступающими тонкими венами, бледными глазами, взглядом. слишком он
блядски-идеальный для скромной вселенной уоррена грэхема, штормовое предупреждение после многовекового штиля. он мог бы стать героем картины или, может быть, серии фотографий исподтишка, если бы уоррен владел чем-то из этого,
но нет.
холодный взгляд нейтана проносится над головой словно кусок льда в детстве. разбивается с оглушительным треском и оставляет сердце колотиться как обезумевшее. он выходит и его шаги ещё какое-то время отдаются в коридоре соответственным звуком. лишь тогда, когда они стихнут, уоррен сможет спокойно выдохнуть. сказать, что нейтан прескотт нервный — ничего не сказать, в голову грэхема приходит лишь одно слово для его описания.
буря.
***
на кровати уоррена
когда-то идеально заправленное и абсолютно не мятое синее покрывало с пятном от никто-не-помнит чего, а на
теперь уже мятом и сбитом покрывале нейтан прескотт. он рассматривает с нескрываемым пренебрежением лёгкий бардак в комнате. уоррен сидит за столом, подперев щёку рукой и смотрит на парня. на нейте серая, как небо за окном, футболка. идеально выглаженная, а вот лицо у него слегка помятое, скорее всего, из-за ночного рейва.
— на чём основана классификация аминокислот? — уоррен стучит по столу ручкой.
нейтан фыркает, на секунду задумывается, после чего огрызается в ответ, — завали, а, ботан.
— на химическом строении радикалов аминокислот, — по-доброму усмехается грэхем, думая о том,
как нейтан вообще до старших классов дожил.
— не обольщайся, — продолжает тираду прескотт, — я здесь только, блять, потому что в моей комнате… короче, не могу туда идти, не твоё собачье дело почему.
грэхему вообще плевать, почему старшеклассник ошивается здесь, главное сам факт присутствия, а остальное неважно.
серое, белое, синее.
***
нейтан поправляет красный бомбер и осматривается, в поисках кого-то из циклона.
— он мудак, — кивает в сторону прескотта макс, — так ведь?
флегматичное
«ага» и кивок.
краска уже никогда не поблекнет,
солёные воды забрали своё.
остаётся дождаться нам штиля на береге,
уоррен грэхем дождался своего штиля, шторм стих так же внезапно, как и ворвался в его гавань. нейтан делает вид, что уоррена не существует и теперь ходит в
красном, а может нейтан прескотт никакая не буря, а
лишь фата-моргана?
ждал
бы
тебя
ещё тысячи лет,
но я
далеко
не вечен
