Стены

       Аккерман упрямо рассматривал морщинистый лоб Закклая. Старик выглядел внешне спокойно, почти как и всегда, но внутри он был несколько… раздражённым. Капитан Разведкорпуса не дал ему желанных ответов на некоторые вопросы, только общие и вежливые фразы. Например, осознают ли они, что у них не так много времени, чтобы исследовать всё со стороны науки и гуманности? Да, они прекрасно это понимают, и командующий должен быть уверен, что именно во взятом темпе и с таким подходом работа Ханджи имеет больше шансов на успех. Леви тоже испытывал раздражение, старик пытается всё контролировать и лезет не в своё дело. Но хамить начальству это самое последнее дело, поэтому он нацепил на себя маску приличия. Злился парень и потому, что ему пришлось немного приврать и выкручиваться, уходя от щупающих вопросов. Например заданный вскользь вопрос, почему Ханджи только на днях написала распоряжение о том, чтобы взять у Фрицев образцы крови. И Леви понимал, что на самом деле командующий спрашивает: «Не надоумил ли её кто на такую идею?». Медицинский саквояж твёрдой конструкции лежал на столе, в нём и находились эти злосчастные восемь скляночек. Наконец устав допытываться до истины наводящими предложениями, Дариус откинулся в кресле и в беспомощном жесте всплеснул руками. «Как будто ты думал, что я и правда тебе что-то расскажу», подумал парень усилием воли удерживая себя на прежнем месте. Хотелось встать, взять саквояж и уйти, ему нет дела до всех этих игр. — Я думаю, что в этом направлении особого успеха не будет, Ливай, поэтому и поторапливаю вас. Мы не знаем, когда враг нанесёт нам следующий удар.        Сказанное больше относилось к попыткам Закклая пролезть за занавес. Леви видел, что пожилой мужчина нутром чувствует, что есть кто-то ещё, кто влияет на ход дел, события в этих стенах. Но понять, кто этот человек или найти его, не удавалось. Это раздражало старика как назойливый писк комара ночью. Так что парень полностью понимал Дариуса и его мысли, как, впрочем, сам Дариус понимал капитана Разведкорпуса. Просто в этом столкновении интересов Аккерман был на другой стороне, глупо обижаться на преданность. «Почему боги не даровали мне таких верных подчинённых?», задавал старик себе этот вопрос, слушая однообразные ответы гостя, данные в привычной манере. — Время покажет, главнокомандующий, но если давить и подгонять Ханджи, то мы вобще не получим ничего толкового.        Хотя бы с этим утверждением Закклай согласился, покивав головой. Задерживать Ливая дальше было просто бессмысленным. Глядя на разведчика усталыми глазами, старик дал тому формальное разрешение покинуть кабинет. — Надеюсь на хорошие результаты в ближайшее время. И, если что, не скромничайте — пишите мне, я вас снабжу любыми ресурсами. Это, — он указал рукой на заветный чемоданчик, — по сути пустяк. Пускай и дорогостоящий. — Мы будем своевременно информировать правительство о ходе экспериментов, — кивнул парень вставая.        Он взял саквояж и уже направился было к выходу, как Закклай напоследок произнёс ещё одну пространную фразу, обращённую не только к нему. — Кто бы что не делал, имеет значение лишь то, куда приводят эти действия, а остальное: методы, личное отношение, человечность не так важны. Надеюсь наши приведут нас к победе. — Мы сделаем все возможное.        Согласился капитан и покинул кабинет, ставший за последние полчаса менее уютным чем обычно. Но главное, что дело было сделано и об остром взгляде командующего можно забыть хотя бы на две недели.        Внизу, на первом этаже, возле распределительной комнаты для архивов наблюдалось оживление. Леви сначала не понял что к чему, затем глянул на часы, стоящие на полу, и вспомнил, что в это время привозят не срочную почту, отчёты, донесения, сводки и прочую макулатуру. Ещё до того, как в этом году проломили ворота Троста, ему самому приходилось разгребать очень много бумажной волокиты. Аккерман вышел через парадную дверь, заметил посыльных, стоящих возле специальной почтовой кареты. Они курили и что-то громко обсуждали, а девушка возница иногда подкидывала им спички, по-всей видимости у них был перерыв. Капитан, втягивая прохладный и свежий воздух, мыслями вернулся к плану, которые ему набросала Ханджи день назад перед отъездом. Она едет в Трост и через три или четыре дня уже будет в штабе Разведкорпуса, куда она привезёт часть оборудования, материала. Туда же и Аккреман должен подвести недостающие образцы крови, оставшееся громоздкое оборудование, и провиант. Так что до его отъезда в родной штаб оставался ещё целый день отдыха, потому что всё уже было готово к отправлению. Нужно только запрячь лошадь, покидать в телегу поклажу и поехать по знакомой дороге на юг. Собственно поэтому он не взял лошадь, чтобы добраться до Генштаба. Никакой спешки. Леви прошёл мимо почтовой кареты и вышел на мощённую камнем улицу. День ещё толком не начался, народу было совсем немного. Перехватив саквояж поудобней, да покрепче, капитан направился прогулочным шагом к казармам Гарнизона.        За сорок минут неспешной прогулки парень успел подумать не только о том, когда завтра стоит выдвигаться, но и куда пойти сегодня проветриться. Правда его первоначальные планы пришлось изменить, когда возле ворот казармы он увидел ту же самую почтовую карету. Всмотревшись в возницу, он понял, что на облучке сидит никто иная, как Кива. Выглядела девушка немного иначе, поэтому сразу он её не узнал. — Доброго дня, капитан! — она сняла шляпу в знак приветствия и кивнула на саквояж, — вижу он у вас удачный.        Либо знакомая просто издевалась, либо ей что-то нужно от капитана разведки. Решив, что наиболее вероятно первое, Аккерман ответил в той же манере. — Лучше чем у тебя. Надо же, разжаловали до посыльного, — пошутил он хмыкнув. — Чего только не сделаешь, чтобы быть в курсе некоторых новостей в армии. Но ближе к вашему делу, завтра поедешь в Штаб, к Ханджи? — Если ничего не помешает, — прикинул парень, — и ты в том числе, то да. — Чудно, тогда оставляй эту кровь в пробирках и направляйся к южным воротам в Гермине, буду тебя там ждать через два часа. — Зачем мне идти в такую даль? — устало выдохнул Леви.        Сам он не хотел сидеть в душной и замкнутой комнате офицера, но такая прогулка выходила слишком уж долгой. Хотя что он теряет — вечер полностью свободен. — О-о, тебе понравится, любитель правды, — протянула она, смотря на него сверху вниз, — раз у нас обоих полу-выходной. — Правду говоришь, — пробормотал Аккерман, вспоминая их прошлый разговор на эту тему.        Он постоял с минуту, размышляя стоит ли и готов ли к такой встрече с прошлым. Кива же терпеливо ожидала ответа, жуя спичку. Она не настаивала, она лишь предложила такую возможность. Наконец Леви просто молча кивнул и пошёл в казарму. Девшука же направила лошадей дальше по улице, её официальная рабочая смена возницей скоро закончится. В голове она сделала пару пометок с интересными письмами, которые она помогала развозить сегодня и которые она обязательно прочтёт, когда спуститься темень. Особенно интересным показалось письмо Фрицев, отправленное одному военному чиновнику округа Яркела. «Но всё это вечером», подумала девушка, правя лошадей, чтобы не задавить прохожих.        К обещанному времени Леви уже стоял за воротами Гермины, где открывался вид на дорогу, леса и расчищенные поляны. Такой пейзаж навевал мысли о скором возвращении земель за стеной Роза. Больше пространства, больше ресурсов. Не стоит забывать и о внешних территориях, которые нужно будет освоить и исследовать. Всё это потребует колоссальных усилий и затрат, но это цена шага вперёд, главное суметь сделать его. «Наверное я пришёл слишком рано», подумал Аккерман спустя двадцать минут ожидания. Он бродил недалеко от ворот, рассматривая дневное небо, усеянное облачками. Несильный ветер гнал их куда-то на восток. Мама. Мама рассказывала ему о том, каково видеть небо над собой каждый день, и что однажды они выберутся из-под земли. Кое-как Кушель справлялась со всеми трудностями, и если бы не болезнь или если бы Кенни пришёл раньше хотя бы на одну неделю, то возможно у Леви была бы совсем другая жизнь. Но чуда не произошло. Мама умерла у него на глазах во сне, он понял это сразу, когда перестала подниматься её грудь. Мальчик знал, что к этому всё и идёт. Сначала мама заболела и стала меньше зарабатывать, многие отказывались пользоваться её услугами. Лекарства не было, а имеющиеся деньги ушли на еду для них двоих. Владелец борделя отказался выдать девушке хоть какое-то вспоможение. Время шло, Кушель становилась слабее и худее, еда исчезла совсем. Вскоре у неё не хватало сил даже чтобы встать с кровати и сходить за водой. Леви изо всех сил старался добыть немного еды на рынке, приносил воду в полупустом ведре, потому что он физически не мог поднять целое. Пока мама была жива, он видел во всём этом смысл. Но потом её не стало — исчез и смысл дальнейшей борьбы. Леви сидел и сам ждал смерти, его тело и силы совсем истощились к тому моменту. И он понимал, что не сможет добыть себе пропитание и никто ему не поможет. Всё что осталось это сидеть на холодном полу, смотреть на увядшую и иссохшую маму и ждать своей очереди. Но этого не произошло, пришёл Кенни. Тогда-то и началась его новая жизнь.        В каком-то смысле Аккерман был благодарен своему дядя за всё. В конце концов те несколько непростых и грубых лет научили мальчика самостоятельно выживать и отстаивать своё право на жизнь. В воротах показалась девушка на руках которой виднелись цветы. Парень не разбирался в ботанике, чтобы сказать их название. Кива сменила наряд на гражданский: цивильные штаны и рубашка на боковых шнуровках, изменилась и собранная причёска на свободную косу. Заметив знакомого она направилась к нему. Леви облизнул пересохшие за время воспоминаний губы, прежде чем сказать прибывшей девушке. — Не думал, что такой человек, как ты, будет опаздывать. — Такой день не часто случается, можно и задержаться, — она подняла руку, демонстрируя букет, — здесь кое-что и для тебя.        Прежде чем Леви задал бы вполне логичный вопрос, девушка, повертев головой, сделала пару шагов вперёд, а затем решительно направилась в сторону от дороги в чащу. За неимением лучшего Аккерман просто пошёл следом. Тропа оказалась не шибко хоженой, местные жители не так часто ей пользовались, по крайне мере в последние месяца два так точно. Парень уверенно перешагивал через корни деревьев и редкие камни, следуя за девушкой. По всей видимости та хорошо ориентировалась на этой местности, по скольку шла почти не глядя на растущие деревья вокруг. Солнечные блики местами пробивали густую листву и падали на низкие кустарники. Ещё один признак уходящего лета: на некоторых из них красовались алые ягоды.        Мама. Они несомненно идут к ней. Аккерман почувствовал неприятную тоску. — Закклай вроде уже созрел на знакомство с тобой, — прервал молчание парень, чтобы прогнать нехорошие воспоминания. — Да ну? С чего взял? — не оборачиваясь спросила Кива. — Сказал, что отношение между людьми ничего не решают, важны лишь цели, которые объединяют, — Леви переступил через особо крупный и узловатый корень, — примерно это он мне сказал, подразумевая скорее всего тебя. Он же не дурак, Кива. — Вот именно, — девушка презрительно фыркнула, сворачивая с тропы, — а ты знаешь сколь многим твой дядя говорил что-то похожее, прежде чем убить? Впрочем как и я, и скорее всего как и ты. Так вот, Закклай того же поля ягода, только чуть с краю. — Думаю ради дела он способен пожертвовать своими личными интересами. Просто плюсов должно оказаться больше чем минусов, — резонно заметил Леви.        Простейший принцип торговли, который лежит в основе многих союзов и деловых отношениях, и главнокомандующему он был не чужд. Аккреман знал это по тому, как старик ведёт некоторые дела. — Он никому не доверят и правильно делает. Не говорю, что с ним невозможно найти общий язык, — цветы покачались в руке девушке, выражая сомнения, — но предстать перед ним лично — значит лишиться единственного преимущества. Неизбежно, да, но всему своё время. Лучше уж жди подходящего момента, чтобы нанести удар или… — Или не бей вовсе, — продолжил за неё Аккерман, — я помню это правило.        Кива полуобернулась и показала довольный хищный оскал. Разговор был окончен, Кива не изъявляла желания его продолжить, а Леви считал, что и сказанного достаточно. Теперь они пробирались сквозь заросли папоротника, достававшим путникам едва ли не до бёдер.        Наконец они вышли на поляну и Аккерман понял, что это то самое место. Просто не могло быть иначе. Уединение и покой, журчание небольшого ручейка, открытый участок неба, скудно растущие луговые цветы вроде белого клевера. И небольшое нагромождение камней под относительно молодой, разлапистой елью. С лёгкой улыбкой, делавшей лицо девушки красивым, Кива направилась к памятным камням. Для неё место не являлось особо значимым, но оно было таковым для Кенни, а значит всё же и для неё. Осторожно и с почтением она положила букет из жёлтых и нежно-фиолетовых цветов. Глядя на него, Леви подумал, что это скорбный букет. Так оно и было, никакой радости в блёклых цветах, возложенных на серые и безжизненные камни, только немая тоска. Девушка села прямо на землю, размышляя о чём-то своём, Аккерман остался стоять, чувствуя подсознательно некую, реальную связь с этим незнакомым прежде местом. Мама. Это было подходящее место для её сна, гораздо лучше чем там, в подземелье. Он всегда думал, как само собой разумеющиеся, что её тело либо сожгли местные могильщики, либо скудные останки досталось мародёрам, охочими до человеческого мяса. Как будто его там много осталось, но голодному и кожа куском мяса покажется. «Как же хорошо, что это не так», мысль, наполненная теплотой. Прошло какое-то время, прежде чем Кива прервала это молчание и бездействие. Она зашуршала небольшим бумажным конвертом, доставая его из-за пазухи. — Это тебе, — и протянула его Леви.        Не глядя, он принял его левой рукой. Взгляд был по-прежнему прикован к импровизированному надгробию без имён и дат. Спустя пару минут перевёл серые глаза на бумагу, свёрток не на много больше ладони. Негнущимися пальцами Аккерман развернул его.        Это оказался совсем новый, можно даже сказать свежий, портрет. Портрет его матери. На картине, наполненной яркими красками, Кушель была запечатлена такой, какой сын никогда её видел, просто не имел такой возможности. Цветущей, молодой, красивой, полной сил. Живой. Образ настолько контрастировал с тем, какой он запомнил при жизни, что вдоль хребта пробежала непонятная волна холода. Леви так и стоял, молча, разглядывая знакомые черты лица. Словно его накрыли каким-то купалом, парень плохо слышал, что говорила Кива. — У Кенни оставался портрет сестры. Здесь ей шестнадцать лет, ещё до того, как всё окончательно разрушилось. Прости, но это не оригинал. Не смогла вынести его из вещей твоего дяди, зная, что не верну его обратно. Поэтому просто отнесла его художнику, чтобы он перерисовал на новый лист. Так вышло даже лучше.        Кива не знала перед кем оправдывается, перед Кенни, перед Кушель, может перед самим Леви. Девушка не ждала ответа, прекрасно понимая всё и без слов. Она просто сидела на траве и ждала, когда всё закончится. Так ничего не говоря, Леви развернулся и пошёл обратной дорогой, держа портрет по-прежнему в левой руке.        Проводив Аккермана взглядом, Кива через какое-то время отправилась дальше в лесистую часть для дальнейшей прогулки. Солнце ещё высоко светило, можно не спешить. Одинокое дерево под которым вечно спала Кушель осталось далеко позади. Знать сестру Кенни ей не довелось, но девушка видела много похожих судеб в Подземном Городе. Кто знает, может и её собственная была не слишком-то далеко от такой же. Удивительно даже как ей удалось выжить в свои-то пять лет на улице, питаясь помоями, тухлым мясом дохлых крыс. «Вкус детства», мрачно пошутила у себя в голове девушка, вспоминая вкус крысятины. Нескольких месяцев скитаний и поисков чего-то хватило для того, чтобы понять: так долго она не протянет. Тогда же она начала учиться правилам новой жизни. Как воровать, как прятаться, как убегать, как сжав зубы терпеть боль, как драться, защищая свою добычу, и как убивать. Кива остановилась и потёрла глаза, как давно это было. Ей ещё повезло, да и сама она приложила не мало усилий, чтобы не попасть на продажный рынок тела. Как-то раз Кенни рассказал ей, что сделал с человеком, на которого работала Кушель. Заживо вспорол ему брюхо одним неглубоким, почти хирургическим, разрезом, а затем заставил живого жрать свои же потроха. В те давние времена Аккерман получил первое прозвище Потрошитель. Когда Кива задала любознательный вопрос от чего же умер тот владелец борделя: от вспоротого нутра, страха или же от того, что он всё же проглотил часть своих же кишок, Кенни презрительно сплюнул и ответил, что тот ими подавился.        У Аккермана имелось много историй такого характера и частенько он рассказывал их своей подопечной, как хорошие родители читают своим чадам сказки на ночь. Правда для них двоих это совершенно нормальные истории из реальной жизни. Кива подняла голову, солнце находилось уже несколько с другой стороны. «Прошло уже несколько часов точно и я ушла западней Гермины», прикинула девушка и решила, что нужно выходить к стене Сина, а там уж решить в какой город ей ближе. Когда чаща стала редеть и где-то впереди вроде стала видна дорога, послышался знакомый грохот взрыва, треск древесины, крики людей и испуганное ржание лошадей. Ностальгическое и меланхоличное настроение мигом слетело, оголяя инстинкты. Нахмурившись и достав нож, Кива ускорилась и вскоре вышла к самому месту действий. Взгляда хватило, чтобы понять произошедшее. Караван из Промышленного Города, тот самый, что должен был перевозить УПМ нового образца, подвергся нападению и, по всей видимости, довольно удачному. Ругаясь сквозь зубы, Кива стремительно побежала вперёд, на ходу вникая в детали. Опрокинутая на бок повозка, нелепо оседающие на задние ноги лошади, вторая лёгкая тележка на которую шустро грузили деревянные ящики. Несколько всадников в форме Гарнизона с ружьями вокруг всего этого, люди на земле, лежащие ничком и сидящие, хватающиеся за голову и бешено моргая. Не тратя время на мешкания, Кива перехватила нож за лезвие и метнула его в голову мужчине, который стоял возле крытой повозки и доставал оттуда ящик с оборудованием. Он вскрикнул, затем захрипел, руки метнулись к шее и торчащему лезвию, отпуская ящик, затем зашатался и рухнул на спину. За это время его подельники обернулись, оценили ситуацию и решили отступить. Пока девушка подбегала ближе, доставая второй нож и прикидывая как скоро ей удастся освободить от упряжи перепуганных лошадей для погони, похитители уже гнали своих подальше от места событий.        Смысла догонять их не было, у них преимущество и в скорости и дистанции. Лошадей она освободит минуты через две, даже если будет разрезать ремни упряжи ножом. Зарычав, Кива пнула повозку. Почему что-то опять пошло не так, стоит на минутку отойти в другой город? Она оглянулась на жертв и злоба отошла на второй план. Среди пострадавших лежал её знакомый из Промышленного Города. Девушка подбежала к нему, одновременно оглядывая на предмет ранений и травм. — Джерлак, — она присела перед ним, — ты в порядке?        Тот слабо покивал головой, его лицо было в крови, текущей из множество мелких ссадин. «Он находился возле повозки, один её борт разворотило взрывом, а щепки впились ему в лицо. Хорошо не попало по глазам», осмотрела Кива знакомого мастера. Девушка обернулась и посмотрела на его спутников — они все оказались живыми, пускай и оглушёнными разрывом взрывчатки. В голове сразу же забурлили выводы: «Не обычный налёт, иначе бы они просто прикончили всех, ружья-то у них имелись. Значит у организатора какая-то своя цель». Джерлак разлепил губы и сказал. — Они прикинулись нашим сопровождением, но мы сразу заподозрили что-то неладное. Чем ближе к Сине, тем они становились беспокойней. А когда мы сказали, что остановимся на посту в Яркеле, как они подорвали повозку. Хороша взрывчатка, скажу тебе.        Кива впитывала эту информацию и уже мысленно искала в голове кандидатов на встречу со смертью в ближайшие дни. Она подошла к трупу, лежащему возле оброненного ящика с УПМ. Нахмурившись и зло хмыкнув, девушка вытащила нож из его шеи. Парень оказался ей знаком, Дюк из команды Бернадота Тарфу. «Что ж, один след есть, отсюда до Подземного Города мне добираться часа два, надо ещё заскочить к нычке и вооружиться получше».        Вытерев нож об одежду убитого, Кива обернулась — перевозчики из Промышленного Города уже приходили в себя и помогали друг другу встать на ноги. Они смотрели на неё, автоматически доверив ей лидерство и ожидая указаний к сложившейся ситуации. План зрел буквально на ходу, обрастая различными вариациями и путям. — Давайте поставим тележку на колёса, — сказал Джерлак откашливаясь и все занялись этой работой.        Через минуту она уже стояла на колёсах, а освобождённые от неправильного давления лошади облегчённо фыркали и нервно перебирали копытами. Оказалось, что из одиннадцати УПМ воры успели забрать только шесть. — Они были заправлены газом? — спросила Кива, прикидывая как много могут ей доставить проблем похищенные механизмы. — Слава богам, нет, — утёр лицо платком Джерлак, — одно из правил безопасной перевозки. Могло разворотить тут всех к херам и нас, и их заодно.        «Они могли этого не знать и похитить их в надежде, что они буду рабочими. Или же наниматель достаточно влиятелен в верхних городах, чтобы иметь доступ к газу. Одной насущной проблемой меньше», Кива обратилась ко всем стоящим. — Значит так, едите сейчас прямиком в Яркел и докладывайте о произошедшем, — девушка подошла к трупу и закинула его на плечо, — обо мне ни слова. О трупе ни слова. — Как мы объясним, что они ушли не забрав всю партию? — Скажите, что им дали сигнал к отступлению. И езжайте обратно, как только вам дадут такую возможность. — Хорошо, — кивнул Джерлак.        С мёртвым, ещё теплым телом на перевес Кива устремилась в чащу. Постояв ещё минут десять, пострадавшие сели в телегу с покорёженным бортом и направили лошадей к Яркелу.