Слабость?

Гарри всегда считал, что он знает слабости каждого на этом Острове. Что, например, слабостью Круэллы являются ее шубы и машина, а слабостью Джафара — его лавка и вечные поиски лампы. Он отлично знал, что его собственной слабостью является девушка в фиолетовом. Девушка, что так и не научилась плавать, и что каждый раз упоминает его имя вместе со словосочетанием «Черт тебя побери». Что каждый раз смотрит на него с насмешкой и вызовом в глазах. И сейчас, опершись на кривой косяк с обшарпанной краской у входа в спальную Мэл, и смотря на саму хозяйку комнаты, что сидя на кровати уплетала за обе щеки клубнику, он понимал, что ошибался. Он понял, что знает слабости далеко не всех, что бывалые слабости этой девчонки уже не те, и это его раздражало и восхищало одновременно. Ведь он думал, что слабость Мэл — это подражание своей матери, но это оказалось не так. Многое оказалось не так, когда она вернулась из Аурадона. И Гарри понимал это. Он понимал, что она изменилась, что она уже не та девчушка, что хотела быть похожей на мать, что порой по-детски надувала губы, когда что-то пошло не так, что в тайне училась плавать, но так и не смогла. Она стала взрослее. Она более сдержанна в некоторых вещах, более утонченная и теперь в каждом ее движении присутствует грация, словно она принцесса. Но что не поменялось, так это азарт в ее зелёных глазах, усмешка на губах и всё та же капелька зла. Гарри всегда понимал, что Мэл не сможет быть настолько жестокой, как её мать. Он всегда видел в ней добро, такое тошнотворное, но в это же время странно привлекательное. Но также в ней было зло. Он и его видел. Это зло часто перекрывало добро в девушке, но только поверхностно. Словно добро — это огромный шар, а зло — лишь тонкая еле-прозрачная плёнка, покрывающая этот шар. На острове многие видели только злость в ее глазах, желание творить пакости. А Гарри… Он однажды разглядел в них каплю добра. Тогда случилась интересная история, которую он до сих пор вспоминает с улыбкой и каким-то, странным для него трепетом.

***

Очередной обычный, скучный день. Гарри опять сидел в «Закусках и Чипсах Урсулы», опять слушал бормотание Умы о том, что она «Однажды раздавит эту мерзавку Мэл», опять давился едой и думал о жизни на этом проклятом месте. Остров, всё же, не был таким плохим и ужасным, как думают некоторые. В Острове есть плюсы. Например, тут нет правил. Никаких. Делай, что хочешь! Здесь не нужно быть притворно вежливым, если что-то не нравится, можно спокойно выпустить пар, завязав драку. Отличное место. Ну и пусть, что здесь давно испорченная и протухшая еда, и что, что здесь кофе не кофе, а грязь? К этому они привыкли с детства. Но для Гарри тут был ещё один, его особенный плюс. Дочь Малефисенты. Ему было очень весело злить ее и смотреть, как в ее глазах плескается зло, губы поджимаются, а носик смешно морщится. Ему также было в забаву наблюдать, как она порой, низенькая, прыгает, и пытается дотянуться до его вытянутой вверх руки, в которой покоится какая-то её вещь. Это было забавно до одного момента. Он не знал, что она не умеет плавать. Не знал, что когда он отвернется и со смешком решит уйти, она не вынырнет. Не знал, что там внизу, на дне, водоросли разрослись так сильно, что в них легко запутаться. Он не знал, но предполагал. И был рад, когда уходя, он решил обернуться и убедиться, что девушка, злая и мокрая, уже вылезла из воды, чтобы его убить. Потому что он никого не увидел. Сердце пропустило один удар. Гарри мигом подбежал к краю небольшой скалы, где он бросил Мэл в воду, чтобы позлить ее. Вперил взгляд в море. Чисто, никого нет. И тогда он понял: утонула. Не мешкая, он бросился в море, которое тут же приняло его в свои ледяные воды, обволакивая и пытаясь залезть везде, куда только можно. И слава небесам, что он научился плавать ещё в 5 лет, слава небесам, что он сразу же заметил фиолетовое пятно, слава небесам, что она она была ещё теплой… А когда девушка очнулась, то почему-то не стала бить пирата, а тупо села на песок, поджав по себя колени и уставившись в одну точку. А Гарри сидел рядом и не мог понять: это капли воды, стекающие с ее волос или слезы? — Черт тебя побери, Гарри… Ты хотел меня убить? — повернулась к нему девушка, и взгляд ее тут же показался ему каким-то… Слишком испуганным? — Я?.. Н-нет. Я не знал, — впервые Гарри был в таком замешательстве. Впервые слова с трудом выговаривались. Впервые… — Пошёл к черту. Не подходи ко мне больше, — впервые он увидел столько ненависти и злобы к себе. И впервые, это его очень задело. С тех пор Гарри старался не подходить, и вообще как-либо контактировать с Мэл. Хотя ему не хватало её озорных зелёных глаз и её сморщенного носика. И ему хотелось бы, чтобы того дня не было, но вот только… Только время не вернешь назад. А вот вернуть прежние отношения с Мэл может и получиться, но шансы очень малы и ничтожны, как и вся жизнь на этом Острове. Сегодня Гарри засиделся за бутылкой испорченного виски, которое ему удалось стащить с утренней баржи. Поначалу оно обжигало горло, заставляя кашлять и задыхаться, но потом, когда что-то от рассудка (если он вообще был у него изначально) начало покидать его, он стал глушить эту бутылку как обычную воду. И черт его дёрнул подраться с кем-нибудь на улице, хотя видел же, что у того чувака была шпага. Но неет. Он же безбашенный Гарри Крюк! А потом, сидеть в темном переулке зажимая рукой глубокую кровоточащую царапину и усмехаться над своей тупостью. И ладно бы, если бы жизнь ему не была так дорога, но он ведь хотел жить! И не только для себя, между прочим. А для и этой девчонки в фиолетовом, хоть она его и ненавидит. Он чувствует к ней что-то, какую-то привязанность. Но на Острове нет чувств. Так ведь все говорят? Ошибаются. Этим Островом как раз таки и правят чувства. Чувства мести, злобы и ненависти. Которые и перекрывают такие чувства как любовь, доброта и ещё какая-то розовая хрень. Гарри даже не заметил, когда за мыслями начал отключаться, и даже не заметил, как его нашла та самая девчонка, о которой он вечно думает и которая, как ему кажется, его ненавидит. — Черт тебя побери, Гарри! — и он готов поклясться, что видел мелькнувшее добро в её глазах! И не только это… Смесь каких-то чувств, чуждых этому месту, но о которых так часто рассказывал отец. — О, маленький дракончик… — протянул он, глупо ей улыбаясь. — Твою ж… Сколько ты выпил? — спросила она, пытаясь поднять его, при этом чуть ли не падая. Пират же довольно улыбался, слушая как Мэл ругает его как только можно. — Идиота кусок, если ты сейчас так и будешь висеть на мне тряпкой, я брошу тебя здесь подыхать. Эти слова были для Гарри словно ледяной порыв ветра. Ветра, который сдул улыбку с его лица, и похоже, часть виски тоже. — Мэл… Что ты вообще здесь делаешь? — спросил он, думая про себя, ну что за тупой вопрос. А девушка же едва не упала, споткнувшись об что-то. Благо Гарри уже взял себя в руки и не висел на Мэл мертвым телом. — Всё потом. Сейчас тебе нужна помощь. Я вообще удивляюсь, как ты стоишь. Тебя ранили, — по голосу было слышно: она злиться. — Ой, ну что ты. Могла бы кинуть меня там подыхать, отомстить за прошлое. — Да, могла. Но я предпочитаю разделаться с тобой иначе, — он видел, как её глаза блеснули зеленым и по его коже пробежались мурашки Дальше они шли в тишине. Гарри не знал, куда ведет его Мэл, но был почему-то спокоен. Правда, у него сильно разнылась рана, а ноги практически с каждым шагом становились всё тяжелее. — Давай, черт тебя побери. Тащи свою тушку, немного осталось, — казалось, будто Мэл вот вот свалится. Ну конечно, она такая маленькая, по сравнению с парнем, тащит его почти на себе. Гарри вообще удивлён, что она до сих пор не грохнулась ещё на полпути вместе с ним. Тут он чувствует, как она останавливается и сажает его куда-то. Гарри оглядывается. Слышно море, как его соленые, темные воды тихо бьются о скалы, как где-то кричат чайки, хотя на улице темная ночь. И слышит как тяжело дышит Мэл, и падает рядом с ним, раскинув руки в сторону. Вокруг было темно, но не настолько, чтобы не видеть предметы поблизости или разглядеть местность. Это место Гарри узнал сразу же: роковой утёс. Сюда мало кто ходит, есть легенда, что пришедший сюда не вернётся обратно. Обычно здесь очень сильно бушевало море, затапливая место, где они сидят. Но сейчас тут очень спокойно. И можно сказать, как-то уютно. — Здесь редко спокойно. Всего пару раз в месяц. Нам повезло, что сейчас тут тихо, — наконец что-то сказала Мэл. Она сняла с себя куртку и откинула в сторону, придвигаясь к парню. — Дай осмотрю твою рану, — почему-то прошептала она. И Гарри молча повиновался, словно не был дерзким пиратом, не был тем, кто постоянно наводит ужас на людей, кто обворовывает их и потом громко смеется. Мэл же пришлось достать фонарик из куртки, который она всегда носит с собой, когда гуляет по ночам или сбегает из дома на время. Поскольку одной рукой ей не удавалось справляться с осмотром раны, она зажала фонарик в зубах, уже вовсю оголяя бок парня. — Дебила кусок! Подохнуть захотел, что-ли?! Как можно было валяться хер знает где с такой раной?! — начала возмущаться Мэл и Гарри улыбнулся. Свет от фонарика немного попадал и на лицо девушки, и пират вновь увидел поджатые губы и сморщенный носик этой девчонки. — А я даже рад этому, — сказал он, наблюдая за тем, как фиолетоволосая рвёт его же футболку и забинтовывает ей его рану. — М-да.Тебе походу ещё и по башке дали… — протянула она, и отстранилась. — Вот и всё. Жить будешь! С тех пор отношения Гарри и Мэл начали налаживаться. Она приходила к нему через день, чтобы удостовериться, что рана заживает и этот дебила кусок вновь не попал в передрягу. А пират улыбался как чеширский кот и прижимал её к себе, когда она делала ему перевязку. После чего шли её долгие ругательства и его довольный хохот. И каждый раз, когда он смотрел на неё, он видел что-то, что ему было незнакомо. Пока однажды не увидел этого взгляда у Аурадонцев по телевизору. И всё стало ясно: Мэл добра к нему. Такое противное чувство, которое находится в самом низу пирамиды всех чувств на Острове, которое здесь является ненавистным. Но почему-то парня это вообще не оттолкнуло. Наоборот, даже притянуло немного. Так и продолжались бы их встречи, пока однажды Гарри не притянул бы к себе Мэл и не поцеловал бы её. А она бы не ответила. С тех пор они держали весь Остров в своих руках, были негласными лидерами тут и заставляли людей разбегаться при их виде. Только Гарри вот всё чаще видел доброту в глазах у Мэл, а его сердце отзывалось быстрыми ударами в груди. Беда пришла громко и быстро, с рогами на голове и гадко хохочущая, в фиолетово-черном одеянии и злыми глазами. Сказала, что четверка детей уезжает в Аурадон и скрылась. Мэл долго прощалась с Гарри. Она до последнего момента сидела с парнем и всё норовила тоже хлебнуть его давно пропавший ром. — Ты ещё мала для этого — говорил Гарри и убирал от неё бутылку. А сам глотал эту противную жидкость в надежде, что станет легче. Что от чего-то появившийся ком в горле рассосется, а камень на душе рассыплется в пыль. Мэл тихо встала, но это не помешало Гарри не заметить этого. Он поднялся следом и, откинув этот чертов ром в сторону, схватил девушку и впился своими губами в её. Он считал, что они были мягкие и нежные, не смотря на то, что они у неё были постоянно сухие и искусаны. Он считал, что они были сладкие и вкусные, даже после того, когда она пила то кофе-грязь из «Жижи». И он знал, Мэл по отношению к нему считала также. И поэтому сейчас, целуясь с ним, она дрожала, а по лицу ее скатывались слёзы. И только они будут знать об этом. Только они знают о том, что Мэл не настолько сильная и крутая. Или, может, это только потому, что она рядом со своим пиратом? Может быть. Одно известно: этот день расставания они будут помнить оба.

***

– Чего ты так уставился? Это вывело Гарри из раздумий и он понял, что уже минут пять смотрит в сторону Мэл не двигаясь. — А. Задумался,– ухмыляется он и, словно кот, проскальзывает к девушке, убирает её клубнику и прижимает к себе, будто она вот-вот исчезнет. — Ой, ой… Это о чём ты там думал, что решил меня в объятиях задушить? — заворочалась Мэл, устраиваясь поудобнее. — Вспомнил наши отношения до того, как ты уехала, — казалось, безразлично ответил парень, но в один момент голос-таки дрогнул Мэл сразу поняла, в чём дело, и поэтому прильнула к его губам. — Я уже никуда от тебя не денусь. И тебя не отпущу. Никогда и ни-за-что. И Гарри наконец понял, что он и является слабостью этой девчушки. Что только с ним она открывается, только при нём она может как ребёнок уплетать клубнику, а потом надувать губы, когда она кончается или когда Гарри ее отбирает. И только в его объятиях и только от его поцелуев она тает. «Любовь не слабость, и не нелепость… Это прекрасное чувство» вдруг вспомнил Гарри слова Мэл и мысленно не мог не согласиться. Теперь-то он понимает это.