Комментарии

      «Всегда знала, что Римус гей, просто скрывал это!», — Римус пространственно кивает сам себе и проматывает комментарии вниз, но, найдя внизу еще с десяток таких же, окончательно — будто ему до этого было особо весело — скисает. Но телефон не выключает, нет.       — Ну, чего ты тут застрял? — Лекс с грохотом спускается по железной лестнице и плюхается на ту же ступеньку, на которой сидит Римус. В этот раз спонсором роликов стало какое-то анти-кафе, связавшееся с Тарелкой неизвестно, как и через что, и готовое вытерпеть несусветный привычный бред (Тарелка специально дважды уточнила про последний пункт), сама же она занималась расстановкой света и камеры, а Римус как сказал, что отойдет «на минутку» полчаса назад, так и не вернулся. — Эй?       Лекс хочет тронуть его за плечо, но Римус внезапно отодвигается. Раз, два, на третий раз бедро упирается в перила, и, Лекс готов поклясться, что еще чуть-чуть и Даня будет готов просочиться сквозь них, лишь бы не сидеть рядом.       — Так, какого хрена? — попытки заглянуть в лицо проваливаются упертым «Ничего!». — Римус, мать твою.        — Я же сказал: ничего! — чересчур психованно. Римус дергает головой и надувает щеки (непроизвольно или нет) настолько, что внешне становится сравним с хомяком, но Лекс сглатывает шутку вместе со слюной. Гораздо привлекательнее сейчас светится телефон, а в нем — открытые комментарии ю-тьюба.       — Это из-за фанфика Тарелки? — и весь подбирающийся, встряхивающийся и пытающийся не сплюнуть, Римус — как красноречивое олицетворение «Нет, ты что, твою мать, совсем нет». — Пиздишь, Римми-чан, — едко проговаривает нелепое прозвище, отчего передергивает пуще смешков в интернете. — У тебя после того ролика не просто на лбу написано, нет. Ты сам просто весь из себя сраный светящийся билборд с надписью: «Я пиздострадаю от видоса!».       — Да пошел ты, — выплевывает Римус, отбрасывая от себя руку, которые Лекс развел в стороны, наглядно демонстрируя размеры «сраного билборда». И тем не менее, Леха попал точно в цель, что отражается в плотно сжатых губах. — Мало мне до этого было смешков, что челка у меня пидорская, сам весь похож на пидора, так еще и…       — Так, а ты сам виноват в этом, — спокойно перебивает его Лекс. — Весь из себя такой милый, застенчивый — самый настоящий пассив гейской манги. Вот, скажи, что у тебя на аватарке во Вконтакте? Котики?       — Вообще-то…       — Котики, в общем, — сам с собой соглашается, а Римус в поражении закрывает рот. — А людям нужно мясо, понимаешь? Чтобы были девочки, желательно в чулочках, коротких юбочках…       — Но статус!..       — Хуйня ваши эти статусы и ванильные цитатки. Главное — это мясо. Значит так, заканчиваем здесь, выкладываем видосы, где ты весь из себя такой правильный, а потом снимаем студию, девочку хорошенькую подыскиваем, а там я подгоню хорошие чулки, платье. Ты главное помни… — упирает он палец в грудь полуобернувшегося к нему Римуса. — Чулки должны быть на тяночке, а то мало ли…       — Да пошел ты! — оскорбившись и заново надувшись, Римус пинает Лекса в лодыжку, а сам, чуть поразмыслив, понимает, что даже разнаряженная девица, прильнувшая к его полуобнаженному торсу, (или как там Лекс расписывает будущие фотки?) не решит проблемы. Ведь проблема частично кроется и в самом Дане.       — Разумеется, для этого всего нужно, чтобы и ты еще вел себя соответствующе, — как будто прочитав мысли, Лекс корчит гримасу «Я все знаю, разрулю», после чего та становится совершенно блядской — такая ухмылочка, которая так и кричит о наличии альфа-самца прямо в комнате (наверное, не совсем в этой, а может даже и не в этом здании, Римус не особо уверен), а сам Даня ловит себя на мысли, что едва не спросил у друга напрямую, как ему начать себя вести. — По-мужски.       Лекс раскладывается на лестнице, и в довершение к ебалу-самца прибавляется еще такая же ебало-поза в виде закинутой лодыжки на колено и упертых локтей в железные ступеньки. Сам Лекс зачем-то шмыгает носом — наверное, туда же, к образу, — и усмехается, большими пальцами указывая на себя.       — То бишь, как обычно веду себя я.       — Как мудак? — ехидничает Даня, скептично относящийся к таким экспресс-курсам.       — Я сейчас обижусь, — на полном серьезе проговаривает Леха и для виду выпячивает нижнюю губу, а Римус понимает собственную ошибку. Возможно, сам по себе Лекс не обидится, но вот подобную тему уже не удастся поднять так беспалевно, а поэтому лучше спасовать сейчас, чем потом переться к Тарелке с неудобными расспросами.       — Ладно-ладно, вещай, самец, — постаравшись вложить в ответ как можно больше смирения, он не может не отметить язвительных ноток.       — Мудрый выбор, — заключает Лекс и устраивается удобнее. — Напомню, что, пытаясь стать неповторимым мной, ты должен четко следовать инструкциям, ни на миллиметр не уходя в сторону, запомнил? — добивается короткого кивка и продолжает. — Первое, что должно быть в твоем наборе «настоящего мужчины», — это особый взгляд, которым ты одаришь свою избранницу: такая смесь с «Я хочу тебя» и «Я обращаю внимание на единицы, гордись собой».       Римус прыскает, представляя это вживую, но обиженный взгляд Лекса осаживает хлеще его любимой учительницы по информатике.       — Прости. Продолжай.       — Второе — это поза. Ты должен показать одной только позой всю свою раскованность, быть к девушке максимально близко, чтоб она почувствовала твои волосы, как свои, и запах изо рта — свежий между прочим, не забудь об этом. Так уж и быть, я сегодня щедрый, а поэтому раскошелюсь тебе на ополаскиватель. Только смотри, не спейся со страху.       — Да как можно… — не выдерживает Римус и все же раскрывает рот, как Лекс перебивает одним своим присутствием, приближением.       — И последнее в списке, но не по значению, — распаляется, видно по глазам и шальной мыслишке, блуждающей где-то внутри и снаружи, заражающей. — Это фраза. Ошеломляющая, вводящая в ступор, заставляющая ее маленькие коленочки трястись в экстазе, а трусики — мокнуть.       — Фу… — кривится Даня, как тут же в его губы упирается палец Лекса с ожидаемым «Чшш», от которого передергивает чисто инстинктивно.       — Например, — улыбается самой обворожительной улыбкой из всех ему доступных, склоняет голову чуть на бок и с жаром выдыхает. — У меня никогда не было никого лучше тебя, — заглядывает в самые глубины светлого взгляда, забирает спертый воздух в грудь. — Ты — само сосредоточение всего прекрасного на этой планете: красоты, любви и моей страсти.       Закончив с придыханием, Лекс откидывается обратно на ступеньки, довольно отмечая с каким пораженным лицом на него уставляется Римус, как раскрывается его рот, а скулы совсем невесомо, но окрашиваются в розовый. Грудная клетка грузно вздымается, а сам Даня явно не ожидал от Лехи такого… откровения? Искренности?       Чего-то, от чего в ребрах зиждется теплое, а во рту пересыхает.       — Запомнил? — Лекс закидывает лодыжку обратно на колено и вскидывает горделиво подбородок. — Ну так давай, сделай это, покажи мне позу и взгляд, детка!       Подбивает он и Римус, недолго думая, внезапно вскакивает со ступенек и оказывается запредельно близко. Широко и пошло разведя ноги Лекса в стороны, он устраивается между ними на коленях, впервые возвышаясь над ним, и тягает на себя.       — Какого?!       Выдыхает Лекс, стараясь податься назад, но провально. Римус ловит запах недавно бахнутого кофе и жвачки, будто парень заранее знал, чему будет обучать. Но, по взгляду видно, что насчет «кого» он не особо рассчитал.       Пальцы впиваются в чужие колени, тогда как Лекс находит утешение в железных ступеньках. Скрючившись в спине, он старается отклониться, но Даня находит его дыхание всюду, куда тот ни старается приткнуться. Кривая усмешка — начало перемен.       — Хочу напомнить, — как бы невзначай, немного хрипло и дергано, начинает Лекс. — Что еще десять минут назад мы говорили о твоей гетеросексуальности.       — Так то на камеру же, — ухмыляется Римус не-своей усмешкой и Лексу необходимо с двадцать лишних секунд, чтобы понять.       — Так, хорошо, ошеломляющую фразу закрепили. Очень достоверно. Теперь отодвинься, пожалуйста, пока я матом не начал орать, — обрывает на вдохе, а Римус вспоминает, как Лекс обычно, матерясь, мотает головой и мельтешит руками. Поэтому о том, что мешает начать прямо сейчас, и не спрашивает.       И не спросит, нет. Сначала сполна насладится моментом, его властью.       Ловит секунду, в которой Лекс решает про себя не отказываться от извечного амплуа альфа-самца, борется с чем-то внутри себя, чтобы продолжить, будто ни в чем не бывало, и понимает, что именно он, Даня, Римми-чан, — зачинщик всего этого безумства, этого необычного поведения вроде бы друга… а может?..       — Не, Римус, ты что-то совсем дичь творишь, — бормочет Лекс, когда Римус приставляет колено ближе с каким-то маниакальным выражением лица. — Ты же помнишь свои слова? Статусы там, котики на аватарке.       — А ты — свои? — пальцем проводит по щеке, которая все еще не приобрела никакого оттенка, что печалит, но не слишком. — Хуйня все, Лекс, хуйня. Как и комментарии в интернете.       — Значит, вспомним то, что по тяночкам я. Ты вспомнишь, — нажимает Лекс, теряя не то терпение, не то рассудок. — Как писала Тарелка: сисечки, чулочки, юбочки — вот это я люблю, вот это любит любой самец, а не гейские задницы, ты, прости, конечно.       Но Римус и не думает обижаться. Задумывается на мгновение, после чего возвращается мыслями — не самыми скромными, откровенно-постыдными — к бывшему лучшему другу.       — А мне всегда казалось, что самцы не имеют четкой ориентации. Они просто берут то, что им нравится, берут того, кто им нравится, не предаваясь предрассудкам, — постепенно его голос скатывается в шепот, опаляет кожу, которая наконец, чуть розовеет. — Лишь только всеобъемлющему желанию, любви, страсти. И я думал, что ты такой же… — очерчивает силуэт тонких губ, нажимая ногтем, оттягивая вниз. — Выходит, зазря?       Ущемленность. По гулкому выдоху, по тому, как тяжело сглатывает Лекс комок, застрявший Сахарой в глотке, Римус отмечает, как сильно задето самолюбие Лекса, как он останавливается на грани из желания показать себя, доказать, что ему не слабо.       — Не такой уж и самец, да? — и он с радостью толкает его за пределы этой грани.       — Знаешь, что? — зрачки расширяются, адреналин ударяет по затылку. Лекс заглядывает в самую душу, распахивая ее настолько широко, насколько хватает широты этой самой души и ребер, в которых почти физически начинает ломить. — Иди ты нахуй.       И хватает Римуса за толстовку, тягает на себя.       Их носы сталкиваются, взгляды пересекаются, а между губами остаются считанные миллиметры. Они чувствуют дыхание друг друга, как иссушает оно рты, как тяжело опаляет, распаляет, затаскивая обоих в пучины, из которых уже не выбраться. Никогда.       — Ри-Римус, — облизывается, задевая кончиком языка чужие губы, вторгаясь в чужое личное пространство, Лекс и прикрывает глаза. Наклоняет голову, чувствуя, как пальцы удобно устраиваются на его челюсти, очерчивают скулу, гладят по щеке и…       Вечность наступает для них.       Они замирают в несуразных позах, выжидают, дышат, живут… а на заднем плане раздается тихий писк.       Секунда. Две.       — Ну и гейская ты все же рожа, Лекс, — осторожно, стараясь не шевелиться, Римус проговаривает шепотом под нарастающую усмешку друга.       — Это называется «актерская игра», Римми, — Леха открывает глаза, свободные от похотливого блеска, а сам он, чуть отстранившись, обращается куда-то в сторону и вытягивает шею. — Ну что, Тарелка, засняла?       Из-за камеры, стоявшей к лестнице почти вплотную, появляется одобрительный жест и через секунду — уже сама Тарелка с самым прооргазмированным видом.       — Мы сорвем такие рейтинги! — пищит, заливается, хихикает и, кажется, даже икает. Она жмурится подобно типичной аниме-девочке, сведшей вместе двух персонажей, а Лекс довольно проводит пятерней по волосам.       — Ну еще бы.       — Капец, я ссал, — честно признается Римус, вставая с затекших колен. — Думал все, что грохнусь на тебя, как в Наруто.       — Но это было шикарно! — заключает Тарелка, продолжая повизгивать. — Шикарно сыграно! Думаю, все маленькие девочки, шипперившие вас до этого, просто обоссутся кипятком на этом «И я думал, что ты такой же…».       — Ах ты мой маленький самец, — улюлюкает Лекс, стараясь ухватить его за щеки, но Римус брезгливо мотает головой.       — Да иди ты в жопу.       — Приглашаешь?       — Вон, Тарелку целуй! — громче обычного восклицает он, надеясь, что лицо предательски не зальется вновь краской. Не после случившегося ему краснеть, да еще и при Тарелке.       — Не-не-не, ребята, ваш тандем я не разрушу, идите нафиг, — открещивается Эля, буквально умывая руки и отбегая как можно дальше. Лекс поднимается за ней следом, по привычке спрыгивая с последних ступенек, а Римус остается на прежнем месте.       Несколько секунд ухмыляется им в спину, прокручивая моменты того, как ему только предложили отыграть эту сценку, как его уговаривали, как его наконец уломали, и как все дошло до этого.       В руках невольно сжимается мобильник, мигая новым оповещением с ю-тьюба, Римус просматривает очередное: «Ебать ты пидр» — прямо так, без запятых, и со спокойной душой выключает телефон, убирая обратно в карман.       Восемнадцать лет не обращал на комментарии никакого внимания, так с чего должен начать сейчас?       Вот именно — ни с чего. С этой мыслью он поднимается на ноги, подходит близко-близко к камере и привычно для всех широко улыбается:       — А с вами были Римус, Лекс и Тарелка. Подписывайтесь на наши каналы, ставьте лайки. Всем спасибо за просмотр и всем пока!