Обещай мне, брат...

"How could you forgive me? Was I pitiful, unforgivable? Unholiest, irrelevant, immoral son Ungodly one." Tesseract - Seven Names

— Я Локи Лафейсон, принц Асгарда, полноправный правитель Йотунхейма… — на этих словах Трикстер замирает, бросая взгляд куда-то в сторону. Будто решается на что-то очень важное, что-то, что ляжет на его плечи тяжелой ношей. Тор, скованный, не имеющий возможности говорить, лишь мысленно клянет своего предателя-брата, обещая ему долгие мучения если им удастся выбраться. А Локи набирает побольше воздуха в легкие. И с этой секунды начинается отсчет его времени: — Я Сын Одина.       Локи продолжает говорить, рассыпается клятвами перед ненавистным захватчиком, а Тор, заметивший в руке Лафейсона блеск, который было трудно с чем-то спутать, кричит. Кричит брату остановиться, умоляет его не делать глупостей, и впервые не рад, что Трикстер оказался на правильной стороне. Но Локи не слышит его, не различает в сдавленном мычании слов. А если и понимает, о чем его молит Тор, то все равно делает шаг вперед и заносит руку с зажатым в ней клинком для удара. Он взял на себя ответственность в ту секунду, когда, наконец, признал свое истинное имя. «Я обещаю тебе, брат, солнце снова будет светить для нас» — слова, которые Одинсон предпочел бы никогда не слышать. Тор не в силах сомкнуть глаза и заткнуть уши. Он слышит и видит, и этот сухой треск ломаемых позвонков не заглушить даже воплем умирающего асгардского народа. … Тор отказывается верить, ему все время кажется, что вот сейчас Локи выйдет из-за угла, как всегда горделивый и надменный, скажет очередную колкость раскисшему старшему брату. Но Локи не приходит даже в коротких обрывочных снах. Неужели и правда в этот раз его не стало? Неужели великий обманщик не смог обыграть смерть, как делал сотни раз до этого?       Тор отшучивается и говорит Ракете что-то про умерших родственников и друзей. Вот только капитан корабля морщит нос и отворачивается, видя, как с единственного целого глаза этого громилы-Бога градом катятся слезы.       Тор дрожит и прикладывает все свои силы чтобы удержать механизм, пропускающий мощь звездного ядра. Он ощущает как плавится ткань, как обгорает кожа, как ему не хватает воздуха, а тот, что есть, с каждым вздохом сжигает легкие. Но он продолжает удерживать махину, не давая ее частям сомкнуться. Солнце, сияние которого обещал ему брат, сейчас заменяется этим адским пламенем, что каждое мгновение грозит уничтожить царя Асгарда. Тор кричит — орет во всю глотку, и в окружающем грохоте можно услышать имя. Имя, звучание которого придает сил Богу держаться. Не уступать яростному пламени. Он должен устоять. Он должен сделать все, чтобы отомстить.       Плетеная рукоять, созданная тут же мальчишкой Грутом, кричащим от боли, ложится в ладонь, и Тор, умирающий, видит, как смеется рядом Локи. Смеется и замыкает своей ладонью его обожженные пальцы на древке. А после растворяется в свете жизни, которая вновь дарована Богу Грома. Тор умоляет его не уходить снова, но Лафейсон, нет, Одинсон качает головой и снисходительно смотрит на старшего брата. Его глаза зеленые-зеленые и в них навсегда поселился покой. И Тор больше не царь. Не правитель погибшего народа. Он старший брат, потерявший самое ценное. И сейчас он хочет только отомстить. Вернуться и принести с собой столько боли, сколько он способен обрушить на головы врагов.       Он приходит в Мидгард — и в руках его мощь всей Вселенной. Он словно шквал, словно источник самой Смерти, и будь жива Хела, она, возможно, гордилась бы братом. Теперь перевес на стороне защитников. В силе, что разрывает его изнутри, больше нет милости, и Бог Грома теперь сам стихия, ураган смерти и отмщения за свой народ. В его движениях нет пощады никому и он в своем праве. Разряды молний рвут небеса, вычерчивая яркую фигуру демона, которого имел неосторожность пробудить враг. Каждый удар Секирой — гимн в честь павшего брата, спасшего его от смерти, и теперь Тор рад отплатить за эту жертву погибелью всем.       …и с его именем, именем Локи Одинсона, Бог Грома всаживает Ярнбьорн по самую рукоять в сердце врагу. Таков его равноценный обмен — жизнь за жизнь, и на меньшее он не согласен.       «Я обещаю тебе, брат, солнце снова будет светить для нас». Солнце и вправду светит. Обычное солнце Мидгарда, который так ненавидел Локи, ревнуя старшего брата к слабым людям, окрашивает поле брани золотом, и Тор закрывает глаза. Наконец, приходит усталость, не оставляя Богу возможности даже связно думать. Он опустошен. Он выжжен изнутри, мертв. Последний асгардец склоняет голову, падая на колени. И чувствует, как усталость забирает все. Даже тело становится невесомым; звуки теряются, голоса друзей затихают. «Обещай мне, брат, что мы еще увидимся» — последняя мысль пеплом уносит измученного Бога туда, где жив Асгард, где жив привычный мир. И где все еще можно изменить.       Теперь все будет хорошо.