Это была пятая кружка. Или шестая. Леви не считал. Знал лишь одно: запах у этого пойла был густой и едкий, а вкус — отвратительный. Сродни сточной воде в Подземном городе. Впрочем, это было неважно, ведь пил он далеко не ради вкуса.
Какой-то обрюзгший завсегдатай трактира попытался подбить его сыграть с ним в карты — пообещал свести с красивой девчушкой, если Леви выиграет, — но он грубо отказал. Боров надулся, обиженно поджал нижнюю губу, и, оценив поплывшим взглядом не особо выдающуюся конституцию капитана, замахнулся толстым мясистым кулаком. Если бы в какой-то момент чьи-то сильные руки клещами вцепившиеся в предплечья не оттащили его, Леви, наверное, забил бы этого пьяного идиота до смерти. Их разняли. Чуть позже кельнер, жалобно причитая, плескал воду «господину Мейеру» — так он звал борова — в обветренное, раскрасневшееся лицо. Тот лишь хрипел да едва понятно грозился «найти коротышку и свернуть его в бараний рог». Леви только зло расхохотался.
— Идем, — непонятно как оказавшийся рядом с ним Майк настойчиво потянул его к выходу. Сразу стало ясно, кто позаботился о том, чтобы все не закончилось летальным исходом. Вечно Майк совал свой орлиный нос туда, куда не следовало.
— Отъебись от меня, — тут же отчеканил Леви, стоило им оказаться за дверью трактира. Тут их поджидала ночная тишина, гул цикад и упоительный запах только начавшейся осени.
— Что ты устроил? — задав вопрос, Майк тут же принюхался: на секунду его ноздри раздулись, а затем по носу пробежала целая рябь морщин. Итогом послужила краткая констатация факта: — Ты пьян.
— И слава богу. Трезвым видеть твою мерзкую рожу, знаешь ли, хочется меньше всего.
Майк, совершенно не тронутый этими словами, презрительно усмехнулся и ответил:
— Забавно. Утром сильнейший воин человечества дает интервью журналистам «Берг», а вечером нажирается в трактире. Вот где была сенсация, а не в ваших с Эрвином напыщенных речах об освобождении человечества, будущем и мечтах.
— И это говорит мне человек, чьим мнением журналисты вообще не интересовались, — парировал Леви. Сплюнув себе под ноги хмельную горечь, он вытер тыльной стороной руки губы и двинулся в сторону Штаба. Майк молчаливой тенью пошел следом.
Как только они свернули в узкий переулок, все посторонние звуки: отдаленный цокот копыт, грохот карет, приглушенные ставнями разговоры и шелест женских платьев — все это угасло и затерялось между холодными каменными стенами и плитами мостовой.
— Что на тебя нашло? — через какое-то время спросил Майк. Леви спиной чувствовал его изучающий, пытливый взгляд. Так было всегда. Стоило ему вступить в ряды Разведки… Нет, не так. Стоило ему сцепиться с Майком в Подземном городе, проиграть тому в неравном бою и по его вине щедро хлебнуть воды из зловонной лужи, как Леви кое-что понял: Майк был таким же, как он.
— О чем ты?
— Зачем напился?
— У меня завтра выходной, — раздраженно отмахнулся Леви. Отвечать на докучные вопросы не было совершенно никакого желания, но капитан решил, что лучше будет ходить вокруг да около, чем позволит Майку обнаружить истинную причину своего душевного смятения. Впрочем, причину он сам сознавал смутно. — А ты какого хуя забыл в этой клоаке? — под «клоакой» Леви подразумевал трактир.
— У меня тоже завтра выходной, — не без язвительности отозвался Майк, а затем уже абсолютно ровно продолжил: — Если ты расстроен, то лучше бы шел в бордель. Бабы умеют отлично утешать.
От мерзости этой фразы Леви передернуло, и он резко остановился. Они были уже на территории Штаба Легиона Разведки, неподалеку возвышался оружейный склад. Не ожидавший остановки и не сбавивший шага Майк налетел на капитана, чертыхнулся сквозь зубы и только после отошел.
— Утешение — последнее, что мне нужно.
— Уверен? Выглядишь так, словно…
— А ты хочешь меня утешить, что ли? — жестоко перебил Леви. Его одолело мстительное безумие вкупе с дерзким любопытством, словно он как в детстве решил поиграть на ножах. Он поднял голову и вызывающе уставился на Майка, как бы говоря, что это его первый и последний шанс.
— Возможно, — Майк облизнул губы и хищно посмотрел на капитана — в бесчестной откровенности этого взгляда застыло обещание. Обещание того, что все, что произойдет сейчас, останется только между ними. Негласный договор.
Очевидному намерению обоих противоречило лишь воцарившееся молчание. Никто не сдвинулся с места. Над их головами раскинулся звездный свод, а воздух от напряжения вокруг загустел. Еще целую минуту они, как многовековые и устрашающие гранитные монументы, недвижно стояли друг напротив друга, после чего Леви криво усмехнулся и кинул Майку в лицо лишь одно слово: «Трус». Оба понимали, что это должно было быть сказано. Так же, как иногда непременно должен быть спущен курок.
Спустя мгновение они — яростные и нетерпеливые до ощущений — были уже внутри ветхого, пыльного склада вооружения. От керосиновой лампы не было никакого толка — пока они до боли обнимали друг друга, их обнимала глухая темнота.
Это было правильно: чувствовать, как Майк жадно касался всего его тела своими широкими ладонями, целовал за ухом, щекоча усами, лизал шею и торопливо стягивал отутюженный платок. Верхняя пуговица все никак не хотела выскальзывать из петли, а о том, чтобы стащить сапоги, будучи ослепленным такой нечеловеческой похотью, и речи быть не могло.
Правильно, что это был Майк. Ведь Леви чувствовал — нет, знал — с самого начала, что тот был таким же испорченным, дефектным, развращенным. А таким людям нужно держаться вместе.
— Не думал, что у тебя встанет, — шепотом сказал Майк, дернув капитана за шлевки на себя. Затем распалено погладил через брюки полувставший член, нащупал большим пальцем головку.
— Думал? Тебе не идет, — оскалился Леви и тут же проглотил стон, зародившийся где-то в груди и подкативший к горлу.
На самом деле Леви не был пьян. При желании он вполне мог взять себя в руки и ничем не выдать полтора литра высокоалкогольного пойла внутри себя. Но сегодня он впервые желал хотя бы выглядеть пьяным. Позволить себе потерять контроль, забыться, вытравить, как вредоносных паразитов, слова Эрвина Смита из своей головы.
«Мне бы хотелось отойти от дел, зажить в тихом месте. Возможно, завести семью».
То, что Майк дрочил ему, а раскрасневшийся рот, спрятавшийся под жесткими усами, выдавал одно за другим, как картечь, откровения, вроде «давно», «хочу», «Леви»… — все это было закономерно. Таким, как они, положено быть вместе — так сказал однажды дядя Кенни, — потому что извращать рецидивистские, светлые и чистые умы достойно лишь порицания да осуждения. Испортить Эрвина Смита — это, конечно, нужно постараться, но все же… Они с Леви всегда были по разные стороны этого мира. Благо хоть не разделены треклятой Стеной. Эрвин ведь смотрел только вперед, вел за собой людей, боролся так, как полагалось мужчине с большой буквы, а Леви достаточно было уже того, что Эрвин в жесте дружеской поддержки проводил пальцами по его волосам и улыбался. Улыбался так, что хотелось запечатлеть этот момент и таскать его везде с собой, как какую-то семейную реликвию.
— Майк, давай уже, блядь, — хрипло поторопил Леви, подаваясь всем телом вперед, словно боль могла принести облегчение.
— Порядок? — излишне заботливо спросил Майк.
— Я сейчас тебе… — «врежу» хотел сказать он. Не успел. Вся страсть, которую Майк до поры до времени держал в узде, теперь фонтанировала наружу: с остервенением, как будто мстил, он трахал Леви, перемежая глубокие, крепкие толчки с нежными, невесомыми поглаживаниями бедер и спины.
«Очень интересно. Милашками твои дети точно не будут».
Так жалко отшутился Леви, когда услышал фразу, от которой в груди все истошно завыло. Кушать подано, господин Смит: вот, сердце сильнейшего воина человечества. С пылу с жару.
Собственно, надеяться ему с самого начала было не на что, но Леви надеялся.
Майк сорвано дышал, припадал губами к его соскам, сгибаясь из-за своего богатырского роста в три погибели, и повторял что-то отдаленно похожее на «с ума сойти». Леви просто старался не стонать слишком громко, хоть это и требовало некоторых усилий. Если откинуть все непрестанно ворошащие душу печали, то он бы твердо мог сказать, что Майк был хорош.
Когда все закончилось, стало, наконец, лучше. По крайней мере, можно было примириться с гадкой реальностью вокруг. Секс отлично прочищал голову — это Леви выучил с раннего возраста. Так поговаривал Кенни, спихивая со своих коленей очередную пышногрудую девицу и застегивая ширинку. Так начал считать и Леви, опробовав чуть позже, в молодости, этот безотказный способ.
Прощаясь, Майк задержал на Леви тоскливый взгляд непозволительно долго. Капитан закатил глаза и едва слышно обронил, как какое-то пустяковое замечание:
— Завтра. В одиннадцать.
Майк ничем не выдал своих эмоций. Лишь хмыкнул, глубоко втянул носом воздух и уверенной поступью сытого зверя удалился. Леви смотрел ему вслед. Смотрел и думал, что трус-то на самом деле он сам.
