Смысл, чтобы продолжать

Сайрион не мог подавить дрожь. Ксарл мрачно сидел на своей койке, подальше от него, потому что на этот раз это была не дрожь возбуждения. Сайриона колотило. — Он мог убить тебя. — Нет. — Он мог убить тебя! — рявкнул Сайрион, разворачиваясь к боевому брату. — Он хотел убить тебя. Ксарл сглотнул. — Время от времени мы все хотим поубивать друг друга, — сказал он, но слова Сайриона задели его. Талос хотел убить его. Ксарл задумался на мгновение, смог бы он сам убить Талоса? За все прошедшие столетия подобная мысль ни разу не приходила ему в голову. Сайрион опустился на койку рядом с ним. Как всегда, присутствие брата вызвало реакцию в теле Ксарла. Он положил руку Сайриону на бедро и успокаивающе погладил. — Если ты умрешь, я не буду плакать, — сказал Сайрион. Ксарл посмотрел на него удивленно. — Конечно нет, с чего бы? Я по тебе тоже не заплачу. Сайрион снова вспыхнул. Резко поднялся на ноги и забегал по узкой комнате. — Неужели тебе совсем будет все равно? Ксарл едва улыбнулся. — На что ты намекаешь, Сайрион? — спросил он, стараясь придать голосу игривость. У него не получалось. Не получалось так, как у Сайриона. Тот умел быть непристойным, соблазнительным и отталкивающим в одно и то же время. Ксарл втайне завидовал этому его умению прятаться за улыбочками и мелкими остротами. Но с ним Сайрион все чаще выглядел нервным. Улыбки как шелуха облетали с него, и Ксарл не был уверен, что ему хотелось видеть брата таким. Измученным, уставшим. Настоящим. — Талос выдал очередное предсказание, которым поделился только с тобой? — спросил он. — Нет, я знаю не больше того, что знаешь ты. Мы умрем в битве. — Или Узас тебя прикончит, — фыркнул Ксарл. — Присматривай за ним, — проворчал Сайрион, успокаиваясь. — Присматриваю, — буркнул Ксарл. — Ты и в самом деле не будешь плакать обо мне? — спросил Сайрион с внезапным болезненным любопытством. — Если верить Талосу, я не успею. — Талос, мы все время говорим о Талосе, а потом трахаемся, — проворчал Сайрион. Ксарл ухмыльнулся. — За этим ты здесь. И вообще, с чего ты вдруг заговорил о чувствах, а? Ты же гонишься за наслаждением. Слаанешит. Сайрион скрипнул зубами. — Все еще молишься ей. Не боишься, что после смерти она натянет твою душонку? — Ксарл дразнился, но Сайрион чувствовал горечь в его словах. — Она уже одарила меня, — проворчал он. — А подарки — не отдарки. Ксарл фыркнул. — Я никому молиться не стану. Даже не надейся втянуть меня во всю эту муть. — Тебе бесплатно, — промурлыкал Сайрион, придвигаясь ближе. Ксарл дернул кончиком губ. Он не возражал, когда Сайрион приходил к нему, ни разу не отказал, старался доставить ровно столько удовольствия, сколько получал сам. Он не приветствовал странные новшества, ведущие к боли и насилию, которые иногда предлагал Сайрион, но старался познавать его тело так хорошо, как умел. И, разумеется, никому ничего не рассказывал. Но все равно запах пота и секса окутывал их после соития. И те, кто хотел знать — знали. Но молчали, потому что Сайрион лучший друг Талоса, а Ксарл — это Ксарл, и безопаснее его не задирать. Следовало все это прекратить, но Ксарл не мог, когда мягкие губы Сайриона прижимались к его губам, когда рука Сайриона тянула его за ворот доспехов, когда его брат тихонько скулил, требуя большего. Ксарл отвечал ему, проводя языком по губам, покусывая подбородок. Сняв доспехи, они валились на лежанку, притираясь друг к другу. Сайрион нетерпеливо, желая получить все и немедленно, Ксарл же растягивал минуты близости так долго, как позволяла выдержка. Он обстоятельно целовал сгибы локтей и коленей, заставляя Сайриона содрогаться, проводил ногтями по чувствительному животу. — Тебе бы в тринадцатый, — шипел Сайрион, развалившись на влажных от пота простынях. - Там твое исследовательское рвение оценили бы. — Представляешь себе прекрасно организованные ультрамаринские оргии, а, слаанешит? — усмехнулся Ксарл, проталкивая в него один палец. Сайрион дернулся, насаживаясь. — Прямо как их превосходные марши, — прошипел он. Ксарл засмеялся низким тягучим смехом, каким смеялся только в постели. Сайрион задохнулся, едва выдавив улыбку, потому что брат уже серьезно растягивал его. С тех пор, как они выяснили пользу смазки и подготовки, Ксарл никогда ими не пренебрегал. — С отвагой и честью, — прошептал он, наконец взбираясь на Сайриона сверху. Сайрион хохотнул, обнимая его за шею, притягивая в поцелуй. — Я буду плакать по тебе. В самом темном тайном углу, какой найдется, — сказал Сайрион. — Эй, ты что? Не надо. Ксарл закрыл ему глаза ладонью. Продолжая двигаться, он не оставил промежутка между их телами, прижимаясь так близко, как мог. Сайрион скулил и протестовал, но вскоре его протесты были забыты за стонами и короткими вскриками. Ксарл наклонился к его плечу. Он не хотел, чтобы Сайрион видел его сейчас. Они оба стали предателями, потому что так пожелал их отец. Оба шли темным путем, потому что родились в мире полном тьмы. И они оба умрут в битве, потому что только для войны они были предназначены. Их подвиги ничего не значат. Их имена забудут, а души сожрут демоны. Ксарл поцеловал Сайриона, заглушая его крики, двигаясь уже быстро и неровно, чувствуя, что брат его уже близок и подходя к краю сам. Это их судьба. Он мог надеяться, что Сайрион приходит к нему движимый не только жаждой похоти. Он надеялся, что кто-нибудь будет плакать о нем, когда он умрет. После они лежали, прижавшись друг к другу. Сайрион гладил Ксарла по волосам, пропуская отросшие пряди сквозь пальцы. Выдыхая, как после продолжительного бега, Сайрион разглядывал пустые стены комнаты Ксарла, такие же, как у него самого. Он свернулся вокруг брата, обняв его, закинув сверху ногу. На столе лежал парадный шлем с высокими крыльями нетопыря. — Я совсем тебя не понимаю, — сказал Сайрион неожиданно. Ксарл посмотрел на него. — Что ты имеешь в виду? — Мне понравилось то, что говорил Талос о войне. О смысле жизни и вообще. — Угум. Ты всегда был впечатлительным. — А ты нет. — Потому что когда мы вместе с Талосом пришли в Восьмой, я понял, что ничего не изменится. Наши матери хотели, чтобы мы отправились к звездам, прочь от Нострамо, а он все еще с нами. До сих пор. Иногда мне кажется, что мы заслужили все это. Что в этом был главный урок нашего отца, мы заслужили все это. — Так еще в веру в Императора ударишься, — проворчал Сайрион. — Не говори ерунды.