***
Гилберт часто любил ездить через такси №45 домой, хоть оно и ходило реже, чем другие маршрутки — во-первых, для того, чтобы сделать приличный крюк и полюбоваться природой — свои походы на курсы пейзажа Байльшмидт старательно скрывал от Франциска и Антонио — друзей, с кем он вместе делил квартиру. А во-вторых, он ездил на маршруте №45 для того, чтобы поперемывать косточки парочке, всегда сидящей впереди него. Водитель такси и пассажир, что может быть еще более клишировано? Разве что только отпетый матершинник, гроза района, посещающий курсы пейзажа! И сейчас Гилберт стоял в очереди прямо за, кажется, Альфредом — смазливым пареньком, пожирающим взглядом водителя маршрутки, спокойно отсчитывающего сдачу. Юноша неуверенно топтался на одном месте, перекатываясь с пятки на носок, нервно оглядываясь по сторонам — боялся, что кто-то займет его вакантное место рядом с водителем. "Пидоры" — пожал плечами Байльшмидт и хотел было уже достать деньги, как ему в голову пришло озарение — а почему бы и нет? Гилберт, великий мастер клише, уж точно не мог упустить такой шанс! Дождавшись, когда Альфреду отдадут сдачу и тот приготовился заходить, Байльшмидт ловко подставил ему подножку, и парнишка повалился прямо на водителя, своей комплекцией сбивая того с ног. Оба ударились головой о дверцу маршрутки, сползая на землю; мелочь посыпалась из рук, закатываясь в водосток, и Альфред лихорадочно ощупывал асфальт, пытаясь найти не то монеты, не то слетевшие очки. — Черт! Мне же на что-то поесть надо было... — Словно вторя словам паренька, его живот громко заурчал. Водитель, поспешивший подняться, скептически осмотрел Альфреда, подал тому, к счастью, не треснувшие очки, достал кошелек и отсчитал некоторую сумму — Гилберт не успел подсмотреть, сколько. — Держи, — сурово сказал водитель, передавая деньги Альфреду, — и впредь будь аккуратнее, толстячок. Пока последний с шумом и возмущениями садился на свое привычное место, Гилберт тихонько пытался сдержать смех, оплачивая проезд. Может, у этих двоих все-таки что-то да и получится.***
Тино любил вытаскивать Бервальда в Икею за какой-нибудь мелочевкой, в итоге покупая вдвое больше, чем было запланировано — благо, что деньги позволяли. Маршрут №45 подвозил пару к самому дому, так что необходимость таскать с собой тяжелые сумки снижалась к минимуму. Особенно когда у вас есть такой муж, как Бервальд. Тино любил мелодрамы, феноменально запоминая все перипетии сюжета и межличностных отношений даже в самых запутанных сериалах — так что он первым заметил, как украдкой подглядывают друг за другом его старый знакомый Иван и неизвестный Вяйнемейнену парень. К большому сожалению Тино, ему всегда перепадало место где-то в середине маршрутки, и Бервальду приходилось пересказывать своему мужу то, что творилось на передних сиденьях — благо, там было на что посмотреть. Брошенные украдкой чужие взгляды, упоительные разговоры, громкий хохот паренька и сдержанные смешки Брагинского — Оксеншерна подмечал все детали и пересказывал их заинтересованному в судьбе парочки Вяйнемейнену. Тино сокрушался, что никак не может помочь Ивану с его тайной любовью, тонко намекнуть на взаимность чувств. Но одним слякотным днем ему предоставился такой шанс, и вряд ли Вяйнемейнен позволил бы ему уйти в никуда. В очередной раз возвращаясь с покупками из Икеи (Оксеншерна отобрал у Тино практически все пакеты), Вяйнемейнен заметил, что единственное свободное место осталось только рядом с парнем (Ивана — ехидно подметил Тино). В голове яркой лампочкой загорелась идея, и Вяйнемейнен, мгновенно отобрав у Оксеншерны пакеты, забрался на сиденье, оттесняя паренька к водительскому креслу. — Sorry, простите, виноват, — с довольной улыбкой извинялся Тино, раскладывая сумки максимально неудобно для парня (Ивана) — Вяйнемейнен уже успел подметить неловкие жесты Брагинского, пытающегося как-то освободить для юноши место — тот, к сожалению, не замечал этого, доблестно сражаясь с пакетами, которыми были завалены все передние сиденья. — Ох, извините, мой муж... — Бервальд степенно начал освобождать себе место для того, чтобы как-то суметь разместиться комфортабельно, и юношу прижало прямо к Ивану — последний стратегически отводил взгляд, пока паренек с покрасневшими щеками и ушами пытался трепыхаться, чтобы уместиться где-то на краешке своего сиденья. Маршрутка тронулась с места, и Тино с чересчур довольной улыбкой поприветствовал Брагинского, в то время как Бервальд наблюдал за парнем, пунцовым не то от смущения, не то от недостатка кислорода. "Надеюсь, они будут счастливы" — подумал Оксеншерна и, как всегда, промолчал.***
Кику Хонда, скромный офисный сотрудник, прилежно доезжал до работы по маршруту №45. В Москву он приехал года два назад, выучил русский язык и теперь работал синхронным переводчиком в известной рекреационной конторе. В общем, если подвести итоги, денег на маршрутку у него было более чем достаточно. Хонде было свойственно подмечать мелкие, незначительные детали, за что на работе его очень ценили — так что он практически сразу заметил, что между водителем и пассажиром происходит странная молчаливая химия. Все ограничивалось лишь взглядами, дежурными разговорами и невидимыми улыбками, и Кику жалел, что не может взять их отношения под собственный контроль — к сожалению, он был переводчиком слов, но не чувств. Но однажды, когда ему выпал шанс сесть на сидение прямо за Альфредом — чтобы узнать имя, достаточно лишь внимательно слушать — Хонда решил, что нельзя упускать такой шанс. После происшествия с падением и заработанной раны — Ольге пришлось срочно и бегать в аптеку за марлей и перекисью — Иван решил брать деньги прямо в маршрутке — насколько Кику мог судить из ворчливых жалоб Брагинского. Обычно люди передавали за проезд через других пассажиров — все ленились лишний раз вставать и подойти к водителю — это Хонда знал прекрасно. Да и даже если все сдадут деньги сразу, Кику всегда может рассчитывать на троицу раздолбаев, регулярно ездивших по маршруту №45 — из них никто ни разу не заплатил сразу же, предпочитая отсиживаться в конце и передавать за проезд через других людей. В любом случае, Кику оставался в выигрыше. — Передаем за проезд! — зычно крикнул Иван, и, как только в руки Хонды попали первые переданные деньги, Кику привел свой план в исполнение. Осторожно тронув Альфреда за плечо, Хонда максимально вежливо и убеждающе сказал: — Передайте водителю, пожалуйста. — Конечно! – парень улыбнулся и взял деньги, — как раз вовремя, когда к Кику перекочевала новая партия звонких монет. — Передайте водителю, пожалуйста. Кажется, Альфреда это несколько смутило, но, стараясь не подавать виду, вновь взяв деньги, отдал Ивану, — и к Хонде переходит новая партия «за проезд». — Передайте водителю, пожалуйста! — Э-э-э… - Альфред несколько затупил, глядя на протянутые деньги, и Кику не мог упустить такую возможность. — Может, вы поможете водителю раскладывать деньги? — максимально вежливо предложил Кику, и через секунду лицо Альфреда озарила радостная улыбка. — Конечно! — паренек схватил деньги и начал раскладывать монеты и купюры по отделениям бывшей коробки из-под конфет. Хонда заметил, что Иван бросил быстрый взгляд на Альфреда, но не стал ему препятствовать, лишь незаметно улыбнувшись. План сработал как часы, и Кику со свойственным ему терпением готов был ждать развязки этого необычного романа.***
Наступили холода, и Ольга стояла на холоде в теплом пальто с телогрейкой, стараясь не слишком громко объявлять остановки маршрутки №45, чтобы не наглотаться холодного воздуха и застудить горло — все-таки от этого зависела ее работа. Иван тоже сменил свою широкую рубаху на плотное светлое пальто и длинный вязаный шарф – любимый шарф Брагинского. Пассажиры тоже не отставали – кто-то кутался в свои тонкие пальтишки, на ком-то было надето штук десять свитеров, и лишь дурачок Альфред спешил к маршрутке в одной лишь спортивной куртке, улыбаясь и щурясь от промозглого ветра, дующего прямо в лицо. Иван много раз намекал ему, что, мол, пора сменить имидж, на что Джонс — Брагинский вызнал фамилию своего постоянного клиента — лишь смеялся и говорил, что ему совсем-совсем не холодно. Иван взъерошивал волосы Альфреда и строго спрашивал — где шапка? На что Джонс пожимал плечами и говорил, что оставил ее где-то дома. Брагинский ласково называл его глупым раздолбаем, тогда как Альфред дулся и обвинительным тоном называл Ивана «мамочкой». Оба смеялись и прекрасно проводили время друг с другом, и Ольга никак не могла понять, почему они до сих пор не открылись друг другу. — Не хочу раскрывать все свои карты, — светло и грустно говорит Иван, и Брагинская переводит с ваниного на русский — брат боится, что и Альфред оставит его, как только Брагинский откроется ему. Ольга прожила с ним достаточно долго, чтобы знать – Ваня переживает расставания трудно и болезненно — в детстве, когда умерли их родители, Брагинский месяцами не выходил из своей комнаты, рыдая в подушку. Тогда вся ответственность перешла на Ольгу, насильно кормившую Ваню горячим супом — он не хотел ни есть, ни жить — и Брагинская самостоятельно взрастила в нем желание существовать — и тот отплатил ей, пригласив работать вместе на маршрутном такси. Ольга встряхнулась, ежась от воспоминаний и холода, и едва сдержала желание ловить снежинки ртом, как в детстве. Метель разыгралась нешуточная, и маршрутка стояла закрытая, чтобы люди внутри не промерзали до мозга костей. Оставалось всего одно место, и такси готово было поехать. Брагинская, недолго думая, вскочила внутрь, захлопнув за собой дверь, Иван повернул ключ зажигания, и… машина осталась на месте. — Черт, чтобы я еще раз сел за баранку этого драндулета, — выругался Брагинский и вновь нажал на газ. Колеса прокручивались, но машина не трогалась с места. — Там все снегом завалило! — крикнул загорелый мужчина откуда-то из конца маршрутки. — Толкать надо! Иван чертыхнулся и начал вылезать из такси. Ольга же, недолго думая, положила руку на плечо Альфреду: — Помог бы ты Ване, он там один не справится. Глаза Джонса загорелись, и тот поспешно покинул машину — немного погодя маршрутку покинула и троица друзей, вечно сидевших где-то на задних рядах и, как подозревала Брагинская, — жульничавших, не оплачивая проезд. — Антонио, ты встаешь от них слева, а мы с Франциском — справа, — раздавал указания беловолосый парень, на полном ходу выскакивая из машины. Ольга последовала его примеру и, выйдя из маршрутки, увидела прекрасную картину. Пятеро людей двигали такси вперед — Иван с Альфредом стояли плечом к плечу, дружно, в одном ритме толкая машину. Остальные трое весельчаков сгрудились вокруг, пытаясь подстроиться под ритм и заодно зажимая парочку друг к дружке, таинственно переглядываясь между собой. Ольга была готова рассмеяться, но тут маршрутка зашкворчала и двинулась вперед — со стороны троицы послышались радостные крики, а Брагинский с Джонсом улыбнулись друг другу, проходя к дверям такси — несколько запутавшись, кто должен лезть первым. Белый снег осел на толстом шарфе Ивана и на волосах Альфреда — зима была в самом разгаре, и Брагинская счастливо вздохнула, с любовью глядя на парочку остолопов. «Когда-нибудь они заметят друг друга».***
Раньше Феликс часто ездил на маршрутке №45 к своему другу Торису, но после памятной ссоры, когда Лоринайтис выставил его из квартиры за то, что Лукашевич съел всю еду Ториса и уронил пепельницу на балкон соседей снизу, Феликс старался держать дистанцию по личной просьбе Ториса. Лоринайтис говорил, что не готов прописывать у себя в квартире чересчур шумного ребенка, и Лукашевич обиженно надувал губы — типа, в свои двадцать пять лет Феликс уж точно не походил на какого-то ребенка! Тем не менее, Торис считал именно так, и Лукашевичу приходилось ездить в гости к Лоринайтису примерно раз в месяц — но он до сих пор знал некоторых постоянных клиентов маршрута №45 — например, шумного Гилберта, с которым они чуть было не поцапались прямо в такси — водитель Иван сумел их остановить, и, реально крипово улыбаясь, по мнению Лукашевича, выставил их за дверь, объявив, что они поедут куда им надо только на следующей маршрутке. Собственно, и не стоит говорить о том, что тот же Иван знал Феликса в лицо. В этот раз, наконец-то сумев присесть на любимое им переднее кресло (шанс сесть на которое предоставился ему только через полгода), Лукашевич заметил парня, которого он раньше в глаза не видел. Светлые волосы, очки и легкая улыбка — и Феликс уже заинтересован, как никогда, внимательно разглядывая внешность паренька, весело болтающего с Брагинским. Стоп, весело общающегося с Брагинским? Лукагевич вмиг переключил внимание на Ивана, и, к своему удивлению, обнаружил несвойственную ему искреннюю улыбку на лице Брагинского. Серо-фиолетовые глаза весело смотрели на парня, и Феликс вмиг смекнул, что тут к чему. Оглянувшись назад и убедившись, что не он один смотрит на влюбленную парочку, Лукашевич решил пойти ва-банк. — Помнишь меня, дорогуша? — опершись на одно колено, томно спросил у Ивана Феликс. Брагинский взглянул на Лукашевича, и его улыбка мгновенно превратилась в фальшивую, даже, можно сказать, в страшную, а глаза прожигали Феликса насквозь. — Не мог бы ты заткнуться, дорогой? — слащаво спросил Иван, — И плати за билет. Лукашевич отсчитал нужную сумму и бросил ее Брагинскому так, будто металл жег ему руки. Монеты рассыпались, и Иван с сердитым вздохом наклонился, чтобы подобрать уплаченные деньги. Парень быстро бросился помогать Брагинскому, бросив испепеляющий взгляд на Феликса. Подозрения Лукашевича полностью оправдывали себя, и довольная улыбка на его лице стала еще шире. — Ну как же, я до сих пор помню, как горячо ты вытолкнул меня из маршрутки, бросил на землю и… — Еще одно слово — и ты труп, — с ледяной улыбкой отрезал Брагинский. — Ты не хочешь меня даже выслушать… — проныл Феликс, делая жалостливое лицо, — ты же не выгонишь меня отсюда, там холодрыга… — Заткнись, — вдруг грубо бросил парень, — Не смей обижать Ваню. Лукашевич мысленно усмехнулся. Ваню, значит… — Альфред, не надо, он правда того не стоит, — вздохнул Иван, успокаиваясь, — Феликс, вон из машины. — Но он пытался тебя… — взволновано затараторил паренек. — Он просто любит играть моих нервах, — раздраженно сказал Брагинский, — Лукашевич, или ты выходишь из маршрутки, или садишься назад, другого выхода я тебе не дам. — Бука, — проворчал Феликс, вываливаясь из такси и закрывая за собой дверь, — Влюбленный бука. Торис бы меня так защищал, эх… И Лукашевич побрел на задние ряды под ехидным взглядом красных глаз Гилберта. Пусть влюбленные голубки поворкуют одни, хе-хе.***
Альфред нервно одевался, примеряя на себя галстуки, — какой будет лучше, голубой с Суперменом или наоборот, черный с Бэтменом? Может, подойдет обычный красный галстук? Или полосатый синий? Джонс чувствовал, что не может оплошать сегодня. На столе в вазе стояли подсолнухи — любимые цветы Ивана, и лежал небольшой конверт — Альфред самонадеянно предпочитал экспромт, но если его, как это бывает в стрессовых ситуациях, переключит, то приготовленный конверт будет как нельзя кстати. Отметив в голове основные вехи в своей речи, Джонс все-таки остановился на бэтменовском галстуке и, накинув на плечи ветровку, выбежал на улицу. Весна была в самом разгаре, время двигалось ближе к ночи, и Альфред спешил на последнюю маршрутку — знал, что поведет Ваня. Волнение подстегивало, и Джонс нервно вышагивал, сжимая в руках цветы и конверт. Все должно быть идеально. Сегодня он сделает это. Вчера проводница Ольга, пользуясь моментом, когда Брагинский куда-то ушел, объявила всем пассажирам о том, что завтра Ивана переводят на другой маршрут, и такси заполнили удивленные, разочарованные и даже радостные звуки и вздохи. Альфред будто окаменел. Сердце пропустило пару ударов, а в голове была непривычная пустота. Он больше не увидит Ивана. Возможно, никогда. Он даже не знает, на какой маршрут его переводят. На ватных ногах вылезая из маршрутки, Джонс продышался, хватаясь за фонарный столб. Он не мог бездействовать, ожидая, как какие-то шишки сверху переведут Ваню на другой маршрут. Дело осталось за малым — подготовиться и сказать ему все, как есть. И теперь Альфред, пряча за спиной цветы, вошел в маршрутку и сел где-то посередине. Иван бросил на него беспокойный взгляд, и Джонс постарался улыбнуться так, будто ничего не случилось. — Сегодня я здесь прокачусь, ладно? Брагинский коротко кивнул и отвернулся обратно, глядя на дорогу. Сердце болезненно сжалось — знало, что Ваня расстроен, но Альфреду нельзя было подавать вида — он все объяснит потом. Джонс осмотрелся — маршрутка была практически пустой, и Альфред сдержал вздох облегчения — никто не будет мешать и смотреть, как неловко Джонс будет объясняться Брагинскому… в любви? От одной только мысли мышцы Альфреда деревенели, а голос выдавал только тонкий писк. Джонс попытался мысленно проиграть будущий диалог с Иваном — и понял, что все заготовленные вехи вылетели из головы с оглушающим свистом — пролетели, как фанера над Парижем. Паника спутала мысли, и Альфред достал пакетик, чтобы успокоить дыхание. Чья-то крепкая рука легла Джонсу на плечо и стиснула его так, что боль прокатилась по всей руке. Взглянув наверх, Альфред обнаружил смотрящую на него троицу из беловолосого, патлатого и загорелого парней, улыбающихся Джонсу. — Держим за тебя кулачки, парень. Давай, не проворонь такого водителя, — подмигнул беловолосый, патлатый довольно кивнул, а загорелый показал большие пальцы вверх. Троица прошла куда-то в конец, оставив Альфреда сидеть в ступоре, глядя на удаляющиеся спины неизвестных. — Гилберт, а ну-ка заплатил за проезд! — сердито прокричал Иван. — Сейчас-сейчас, — закатил глаза Гилберт, отсчитывая купюры и передавая их через людей вперед, прямо к Брагинскому. «Черт, как же я буду признаваться…» — не успел Джонс додумать мысль, дверь открылась, и в салон зашел аккуратный, собранный японец, мгновенно остановивший свой взгляд на Альфреде и направляясь в нему. Кику протянул руку Джонсу, и тот автоматически пожал ее. — Удачи вам, мистер Джонс, — коротко сказал Хонда и присел на сиденье перед Альфредом. Черт возьми, откуда они все знают? Прошло минут десять, а маршрутка и не думала пустовать, заполняясь новыми людьми, которых Джонс видел впервые. Но самое главное было то, что все, абсолютно все смотрели на Альфреда, улыбались, жали руки, держали за него кулачки и прочее, и прочее. Джонс уже устал удивляться и даже махал рукам некоторым, кого он видел мельком в маршрутке. Войдя в салон, Тино подбежал к Джонсу и крепко обнял опешившего Альфреда, ловящего теплый взгляд Бервальда. — Поздравляю, congratulations! Верю, что ты справишься, дорогой, — Вяйнемейнен вновь крепко обнял Джонса, широко улыбнулся ему и сел куда-то вперед вместе с Оксеншерной. Феликс ворвался в маршрутку, как ураган, и сразу же подбежал к Альфреду, смотря на него горящими глазами. — Ты, типа, точно справишься! Ты заработал его доверие, уж поверь мне. Наклонившись, Лукашевич горячо зашептал на ухо Джонсу: — Если будут какие-то вопросы об Иване, не волнуйся, я готов поделиться, я много чего знаю… — Феликс! Отошел от Фреда! — прокричал Брагинский, убийственно глядя на Лукашевича. Тот прыснул, но отошел и уселся на соседнее сидение. — Господи, Фредди, я не могу— заливался смехом поляк, и Альфред, красный от румянца, не нашел иного выхода, как выпнуть Феликса вон. Маршрутка подъехала к конечной остановке, и Ольга открыла дверь, заходя внутрь и мгновенно находя Джонса среди остальных пассажиров. — Так, Альфред, на выход. Ваня, тебя это тоже касается. Джонс было надеялся на благодатную тишину, но вместе с ним на улицу вывалилась вся маршрутка, окружив парней плотным кольцом. Брагинский не выглядел особо смущенным, согревая Альфреда искренней улыбкой. Джонс, взглянув на Ваню, собрал остатки своей смелости в кулак, открыл рот… …и потерял дар речи. Из горла выходили только какие-то деформированные гласные, и Альфред залился краской, оглядываясь на чужих ему людей, пристально смотрящих прямо на него. Вспышка! И Джонс вспоминает. Конверт! Трясущимися руками Альфред протягивает Ване из-за спины букет подсолнухов и конверт, со страхом и надеждой глядя на то, как Брагинский рвет бумагу. Скользнув глазами по кривым строчкам, Ваня улыбается широко-широко и смотрит прямо в голубые глаза Альфреда. — Думал, что ты напишешь что-то глупое и романтичное, но ссылка на свой профиль на Фейсбуке — вполне в твоем стиле. «Я люблю тебя, дурачок Альфред» — переводит Ольга с ваниного на русский, когда Брагинский тянет Джонса за галстук и целует его, кладя руки на плечи. Раздаются поздравления, крики, восторженные восклицания — и вместе с Ольгой плачет половина маршрутки №45.