О первой любви

В открытом океане много рыбы и не всякую ты можешь съесть сам. Иногда пойдешь на охоту и молишься, лишь бы остаться живым, не говоря уже о добыче, которая достается лишь по воле случая. Несладко живется жителям островов. Изолированные дети мира, им ничего не остается, как общаться друг с другом, смешивать и смешивать близкую кровь в браке и петь песни своему жестокому богу. Они вырождаются и дело времени, когда останется последний островитянин, но сейчас об этом никто не думает, живя в лучах горячего солнца и соленого ветра. Маленькая деревня на отдаленном острове. Здесь не бывает приезжих. Жители передают из уст в уста сказания о местной истории, они разговаривают на диалекте, не похожем ни на что другое в мире. То, что написано, считают слишком сильным, потому памятки письменности можно встретить только на кладбище и у идола. Счастливые в неведении о том, что происходит на далёких берегах, у нас есть только океан, голод и божество. Каждое утро идти к деревянному идолу просить милость прожить еще один день. Каждый вечер благодарить идола за то, что позволил прожить этот день, и, когда в хорошем настроении, позволил вкусить дары океана. Идол расположен на скалистом утёсе, внизу только море и острые скалы, вверху отвесная стена и небо, такое же огромное, как океан. Даже больше. Я люблю сидеть на этом утёсе, будто герой какого-то глупого рассказа, и болтать ногами. Плавники периодически чешутся об камень, а руки сжимают в кровь острый край. В моём маленьком сердце размером с эхо-огонек не остается ничего, кроме любви. Отвергнутой, тухнущей, угасающей с каждой секундой. Всепожирающего чувства, что сводит с ума, об этом никто не предупреждал! Нечестно! Если бы знала, не позволила бы появиться, хотя, кому я вру, это не в моей власти. Я боюсь, что не смогу никому рассказать, я боюсь, что умру, разбившись об эти скалы, не видя другого выхода. Я боюсь ослепнуть от этой большой любви, выколов себе глаза когтями. Мне дико стыдно за это чувство, я даже не рыбохвост, а смею себе такое думать! Моя жизнь закончится, как закончилась наша короткая история в полторы лавьеры. Посвятив ей пару стихов и десяток открыток, где только мы, небо и море, я думаю о том злополучном вечере… Но обо всем по порядку. Я шла на охоту в океан. Со мной копье, голод и ничего более. Если честно, я готова была есть песок, идол немилостив ко мне. Плыла за самой маленькой рыбешкой, потому что вокруг больше не было ничего. Настолько увлеклась этим, что, как узнала позже, едва не была съедена местным бестией, меня утащили чьи-то быстрые руки и колючий, чешуйчатый хвост. Мы упали в расщелину на глубине, где ни света, ни звука и испуганно смотрели вверх. Вдруг эта громадина услышала бы наши дрожащие сердца? Ей не пролезть, но перспектива остаться под пристальным взглядом хищника не прельщала. Такие бестии умеют бесконечно долго ждать. Нам повезло, и тогда я смогла рассмотреть спасителя получше. Вернее, спасительницу. У меня было ощущение, будто я встретила кого-то выше идола. Она утверждала, что человеческая полукровка, но такого быть не могло. Гнетуще-красная чешуя и такого же цвета волосы были по-бунтарски короткие для её народа. Пялилась бы на неё целую вечность, но рыбохвостка предложила перекусить в их поселении. Она мне предложила поесть в поселении детей моего бога в компании фактически дочери моего бога, потому что она потомок первых вылупившихся рыбохвостов. Представьте себе, каково это, когда тебя подносят к недостижимой, но такой желанной звезде. Их поселение из лилового камня впечатлило меня до глубины духи своими обтекаемыми формами. На нас смотрели косо, как на медведя в лодке, и зло шушукались в стороны. Они думали, я не понимала, что вся эта жестикуляция — речь, и что взгляды и пассы руками означают оскорбительно-осмысленные вещи. Она говорила, что они недалекие лососи, а мы — самые лучшие красноперки. Эти слова льстили мне, как мёд раздраженному горлу. Хорошему суждено кончаться. Она отвела меня к берегу и пообещала еще приплыть. На земле была полночь и две луны заговорщически подмигивали мне, освещая идола, гордо возвышающегося на ровной поверхности. Этой ночью я просто отправилась спать, впервые за долгое время с сытым желудком. Потом пару дней ждала у берега, но никто не приплывал. На четвертый день мне принесли кусок кожи с посланием. Непонятный шифр, который привел меня на утёс ночью. Приплыла она, позвала прямо со скалы в омут, водоворот. И я пошла, не задумываясь, мы смотрели за спариванием дельфинов и слушали горестную песнь чьей-то заблудшей души. Такое бывает, когда истощенное тело не оставляет за собой ни грана энергии. Всюду были слышны несчастные, заунывные стоны, невозможно понять, на каком языке песня. Если за ночь облететь весь Протос и земли за ним, то голос не утихнет. От него не спрятаться. Нет пристанища ни на земле, ни в небе, ни под водой. Она подарила волшебную ракушку, с помощью которой мы слышали друг друга за много шагов и могли разговаривать вечность о всякой чепухе. У нас не успевали закончиться старые темы, как возникали новые, мы отпускали ракушку от уха только во время сна. Не важно, что окружение начинало считать нас ненормальными, они просто не понимают настоящих, искренних чувств. В один вечер, по окончанию первой лавьеры с нашей встречи, она сказала, что любит меня. Я потерялась, не зная, как так может быть. Просто не думала, что такой сценарий возможен, она же… Буквально дочь бога! А я просто полукровка, бесконечное близкородственное смешение. Тогда ответом ей было молчание и робкое «я подумаю до рассвета». А на рассвете уже я сказала себе, что тоже люблю её. Чувство, такое нежное, теплое, нещадное, как солнце видеи, я готова была делиться им и сама становится Бранд. До этого ночью я много думала о нас. Много думала об отношении мира к нам и нас к миру. Много осмысляла, а имеют ли смысл, цель, причину существования наши отношения? Должны ли мы развиваться дальше? Но так ни к чему конкретному не пришла. Поднесла к ушному плавнику раковину, готовая услышать её сонное дыхание и ждать столько, сколько понадобится, чтоб девушка проснулась. Готова была быть максимально лояльной ко всем причудам, чтоб сообщить заветные слова, но на другом конце тишина. До этого она объясняла, что тишина бывает, только если разрушить ракушку силой. Не поверите, как было страшно. Бежала, стирая в кровь нежные ступни, разрывая тонкие перепонки, падая, а потом соленый океан нещадно щипал раны, оседал на них солью. Я искала её всюду, во всем том поселении, но никто не знал, куда она ушла. Долгие часы ожидания, когда я сидела под водой у её дома, дыша концентрированной солью, не оправдались. Никто не приходил. Я теряла надежду, а потом, совершенно внезапно, зашумела раковина. Прижала аппарат к уху, надеясь через помехи услышать знакомый голос. — Слушай, забудь меня. Поигрались и хватит, я потеряла к тебе интерес. Совсем. Пока ты не начала разводить пресность, это на меня не действует. Я врала тебе, и, да, сентиментальность можешь засунуть поглубже птице в клоаку, мне плевать. Голос, что звучал самым родным и хорошим, каждым словом всё глубже вонзал копье в грудь. Подгибались ноги, и темнело в глазах от бессилия, что богиня даже не соизволила прийти лично. — Но… Ведь я люблю тебя! Как ты можешь даже не выслушать, просто так прервать эту связь?! Неужели я ничего не значила для тебя?! — истеричные нотки в голосе, а ответом тишина. — А как же наши общие планы?! Помнишь, домик на отшибе и много детишек, рожденных от тебя и не только. Ты помнишь?! — не унималась. Удар ниже пояса, если не сказать хуже. Снова тишь. — Слышишь, я люблю тебя, трусиха? Почему ты не пришла ко мне лично? — в этот момент я настолько сильно сжимаю раковину, что разбиваю её. В руке, голове и плавниках застревают осколки, соленая вода щиплет свежие раны. Тем же вечером я зализывала раны у идола и извинялась перед ним, что в тот вечер не помолилась. Мне казалось, что это вновь его немилость. Постаралась забыть её, но образ преследовал меня. Я боялась обернуться и увидеть её. Я боялась проснуться, а рядом та, что сейчас снится ночным кошмаром. Однажды это сбылось и мы поговорили. Лучше не стало. Говорю, говорю, а сама на обрыве смотрю за двумя лунами. Они так прекрасны, ходят легенды о том, что это две сестры, что любят друг друга в тайне. Настолько любят друг друга, что нарушили законы вселенной и теперь одна навсегда крутится вокруг другой. Я не знаю, кто рассказал мне эту легенду, но он был подозрительно похож на местного безумного товарища моего идола. Так красиво. Один шаг, а под ногами больше почвы нет, внизу океан и острые скалы. Я буду ближе к ним, определенно.