Прозрение под снегом

      Был тихий зимний вечер, из тех, в которые дети весело играют у камина, а счастливые семейные пары, утопая в уютных креслах, предаются счастливой ностальгии. Мы с Холмсом также не стали отказывать себе в удовольствии погреться около огня, но были заняты гораздо более прозаичным, но несравненно более полезным делом, как, несомненно, сказал бы мой дорогой друг.       Последнее расследование, связанное с довольно загадочной чередой похищений, чрезвычайно изнурило даже Холмса, который, казалось, был весь свит из гибких стальных прутьев. Поэтому сейчас он всё же поддался моим уговорам дать передышку гениальному мозгу и телу, которое все же не было бессмертным, и, вероятно, с головой погрузился в какие-то свои размышления.       Я же пытался читать исторический роман, но треск огня и мерный танец снежинок за окном совсем сморили меня, вынудив отказаться от своих намерений и настойчиво погружая в приятную дремоту. Пытаясь отвлечься, я принялся разглядывать Холмса, убедившись, что он совершенно безразличен к окружающему миру.       Почему-то именно сейчас я особенно остро осознал, насколько красив мой дорогой друг. И раньше я признавал, что Холмс необычайно харизматичен и даже сумел примириться с чувством сродни нежному обожанию, что в какой-то момент целиком охватило меня.       Поэтому я возвел Холмса в ранг кумира и молча восхищался им, при этом громко восторгаясь его талантом в сыскном деле.       Сейчас же, в столь расслабленной обстановке, я невольно залюбовался им.       Я совершенно по-новому взглянул на такое родное лицо Шерлока Холмса. На чёрные ресницы, необычно для мужчины длинные и пушистые, что сейчас затеняли большие миндалевидные глаза, в гневе приобретавшие бронзовый оттенок грозовых туч, а сейчас, я уверен, искрящиеся расплавленным серебром. На острые скулы и орлиный нос, обычно придающие облику Холмса хищность, но неожиданно открывшие для меня аристократичность и благородство черт моего друга. На выразительные губы, не слишком пухлые, но прихотливо изогнутые наподобие лука античного бога. На тонкие длинные пальцы музыканта, что сейчас ненавязчиво удерживали изящную курительную трубку, своим темным цветом ярко контрастирующую с молочно-белой кожей.       Не в силах сдерживать нежность и восхищение, что сияющей волной поднялись в моей душе, я, наклонившись, мягко забрал из его пальцев трубку, попутно осознав, что все это время наши колени ненароком соприкасались из-за близко стоящих кресел.       Ресницы его резко взлетели, обнажив еще затуманенное серебро глаз, остро изогнутые брови чуть приподнялись в недоумении, а я, поддавшись нахлынувшему порыву чувств, потянулся к Холмсу и мягко накрыл его губы своими.