***
По возвращению домой, оказывается сложно привыкнуть к тому, что тебе снова нужно готовить, что твоя комната теперь только твоя, и тебе не нужно вставать с утра пораньше, чтобы нестись скорее посмотреть на очередное местное достояние. Оставшиеся дни каникул Изуку тянутся медленно, тягуче. Отец пропадает на работе, дома, кроме ежедневных тренировок, почти нечем заняться. Поэтому тот почти каждый день уходит на море, делая записи или просто наслаждаясь природой. Иногда к нему заглядывают Иида с Ураракой. Слишком часто вместе, слишком часто их руки находятся близко друг к другу, замечает Изуку. Подумывает спросить, но все же не решается, не его это дело. Захотят — расскажут. К слову сказать, они такой деликатностью не обладают. Первый день просто переглядываются молча, но на второй все же не сдерживаются и спрашивают, что происходит у них с Тодороки. А Изуку-то и ответить нечего. Что у них происходит? Ничего особенного и не происходит. Они просто не созваниваются, не встречаются и не гуляют вместе по берегу, как делали раньше. Изуку понемногу начинает даже скучать по этому. Очевидно, что Тодороки не собирается давить, давая возможность парню все обдумать, да вот только было ли тут что обдумывать? Изуку несколько дней проводит обдумывая то, что будет, когда он не примет чувства Тодороки. Учитывая воображение Изуку — один вариант хуже другого. В одном они остаются друзьями, и Изуку заставляет Тодороки страдать, в другом становятся врагами, в третьем они просто перестают общаться. В своих мыслях и предположениях Изуку доходит до того, что один из них умирает, или же из-за их разногласий злодеи захватывают планету. Изуку понимает, что что-то упускает лишь ближе к концу каникул, когда отец замечает его состояние. Они уставшие валяются на диване, после полной уборки дома, когда Тошинори решается заговорить. — Что-то случилось, сынок? — Его голова наклоняется на спинке дивана, а взгляд устремляется прямо на сына. — О чем ты? — С тех пор как ты вернулся, ты выглядишь чем-то озабоченным и словно постоянно в своих мыслях. Я бы подумал, что произошло что-то плохое, но Айзава говорил, что на отдыхе вы хорошо повеселились. Может дело в любви? — Тошинори усмехается, но удивленно поднимает голову, замечая как тушуется Изуку. — Что, правда? Ты встретил там милую девушку, поэтому так и переживаешь, что пришлось уехать? — Что? Нет! — Лицо Изуку покрывает красный оттенок, а уши начинают гореть. — Просто… Он аккуратно притягивает к себе лежащую рядом подушку, начиная теребить ее край. В голове куча мыслей, и он не знает, что конкретно хочет озвучить, но высказаться кажется необходимым. Он явно завел себя в тупик, помощь со стороны ему бы не помешала. — Мне признался в симпатии один очень близкий мне человек, и я не знаю, как отвергнуть его чувства так, чтобы не задеть его. — Брови Всесильного поднимаются, а на лице читается явное удивление, это не совсем то, чего он ожидал. — Хорошо… А почему ты считаешь нужным отвергнуть его чувства? — Что? — Изуку вздрагивает, поворачиваясь и смотря на своего отца. — Ты сказал, что это близкий тебе человек. Достаточно ли он близок тебе, чтобы перейти грань дружбы или же ты уверен, что ничего больше дружеских чувств к нему больше не испытываешь? — Я… не знаю. — Парень сжимается, понимая, что все стало еще запутанней, чем до этого. — Мы с твоей мамой были друзьями детства. И я всегда говорил ей, что когда мы вырастем, я возьму ее в жены. Маленькой она соглашалась, повзрослев только смеялась на это. Но я все еще помню день, когда она стояла там у моста, залитая лучами солнца, прикрывшая глаза и слушающая щебет птиц, перемешанный с журчанием ручья. Помню как я опустился перед ней на колено, и в ее глазах заиграли смешинки. Помню как смех в ее взгляде сменился удивлением, когда я достал кольцо, и предложил ей выйти за меня. — Она согласилась? — Изуку подумал, что задал глупый вопрос, когда отец раскатисто засмеялся. — Шутишь? Твоя мама была не так проста. Сначала она не верила, что я не шучу, потом все повторяла, что я для нее не больше, чем друг. И только спустя два года она согласилась выйти за меня. — Почему? — Это был первый день моей работы, и мне сразу же попалась кучка нелегких злодеев. Это показывали по телевиденью в тот день, говорили, что есть жертвы среди героев. А потом меня еще и задержали после всего. Она не могла мне дозвониться. И когда она увидела после всего меня, живого, хоть и немного побитого, она заплакала. Говорила потом, что когда подумала о том, что я не вернусь, что меня не станет, все перестало иметь смысл. Изуку уставился на отца, внезапно осознавая. Что если бы Тодороки исчез из его жизни? Он не мог вынести мысль о том, что он просто уедет или начнет игнорировать Изуку, а о смерти даже думать было страшно. В голове с дотошной яркостью пронеслись картинки их встречи, первого объятия, первой улыбки Тодороки, его сонного взгляда, его глаза, смотрящие так, словно Изуку весь его мир. Теперь Изуку знал, что он чувствует, теперь он знал, что должен делать. — Он нравится мне тоже. — Тихо сорвалось с губ парня. — Тогда чего ты ждешь?***
Изуку со всех ног бежал по мокрому пляжу, собираясь стучать в ворота особняка и хоть на коленях просить, чтобы ему позволили увидеть Тодороки. Он не знал, почему это было так важно именно сейчас, почему казалось, что если он не решится сейчас все будет кончено. В любом случае, ломиться в ворота ему не пришлось. Он просто свалился на землю, придавливая собой парня, в которого врезался пока бежал не разбирая дороги. Изуку приподнял голову, собираясь извиниться, как наткнулся на взгляд разноцветных глаз. Какая ирония. Из всех людей, он врезался именно в Тодороки, как и в тот, первый, раз. — Тодороки. — Изуку. Они замолчали, смотря друг на друга. Изуку понимал, что стоило бы что-то сказать, но слова никак не шли в голову, а язык казался словно окаменевшим. Для приличия стоило бы подняться, прекратив придавливать собой Тодороки, но кажется ни один ни второй не замечали дискомфорта. — Я вообще-то просто прогуливался, но даже хорошо, что я встретил тебя. Нам нужно поговорить. — Тодороки отвел взгляд, смотря в сторону, но все же продолжая говорить. — Я понимаю, что то, что я сказал в прошлый раз, напугало тебя и возможно было эгоистично. На самом деле, я хотел попросить тебя забыть об этом, и… Изуку попытался зажать рот Тодороки ладонями, чувствуя, как каждое слово ранит. Не только его, Тодороки оно ранило не меньше. Но его руку отвели, словно она и силы-то в себе не содержала, иногда Тодороки мог быть очень упертым. -… и снова вести себя как друзья. Но понял, что это было бы нечестно по отношению к тебе. Ты имеешь право знать правду, имеешь право знать, что каждый раз, когда ты касаешься меня, я чувствую, как разряды тока проходят по моему телу. Имеешь право знать, что когда ты смеешься, я не могу отвести от тебя взгляда, потому что думаю, что твоя улыбка, лучшее, что я видел. Имеешь право знать, что каждый раз, когда ты с восторгом рассказываешь что-то, я не слушаю тебя, потому что не вижу ничего кроме горящих восторгом твоих глаз. И я знаю, что это ужасно. Что я ужасен… Изуку все же не выдерживает. Не имея возможности закрыть рот Тодороки, и при этом все так не в состоянии произнести хоть слово, он молча наклоняется, касаясь своими губами губ Шото, заставляя того замолчать. — Ты нравишься мне тоже, Тодороки. Где-то недалеко в доме сидит, грустно улыбаясь, Тошинори, любуясь на фотографию своей любимой и навсегда единственной жены. «Надеюсь, ты гордишься мной» — думает он и правда верит, что с фоторамки она улыбается именно ему. Где-то в больничной палате смотрит в окно мать Шото, поглаживая теплый шарф, и мечтая отдать его своему сыну. Она еще не знает, что скоро сможет сделать это, когда он появится на ее пороге со слезами на глазах, и с рукой неизвестного ей мальчишки в своей. Где-то в окружении высоких кедров радостно улыбнется Мори, вспоминая двух влюбленных мальчишек. Где-то на границе моря заходит солнце, освещая двух влюбленных целующихся парней своими яркими красками.