***
— Я дома! — крикнула девушка, аккуратно укладывая свой рюкзак рядом с неуклюже брошенным на диван рюкзаком Минхек. — Ты выбежала, не дав заплести косичку, — послышался недовольный голос мамы из зала. — Ма, с ее-то волосами это целая «косища», — Мин как обычно сыпала шуточками, заставляя маму смеяться. — Прости-и, я опаздывала, — соврала девушка, тут же краснея, и сразу поднялась в свою комнату. Ей хотелось сразу «упасть» на кровать и бездумно лежать, разглядывая потолок, но не в школьной же форме. Устало подойдя к шкафу из светлого дерева, она достала домашнюю одежду и сразу вешалку, чтобы не бросать форму куда попало. Повесив ее в шкаф, она начала натягивать на себя любимые джинсы, но взгляд вдруг зацепился за отражение в зеркале. Привычная худая фигура в одном белье ей вдруг показалась чем-то новым и необычным, как новый цвет в спектре. Она неуверенно обеими руками коснулась своего живота чуть выше пупка. Он совсем не выпирал — для этого слишком рано, но отчего-то в Хенвон крепло убеждение, что там внутри кто-то слышит ее голос, даже мысли, переживает все вместе с ней и одаривает ее невидимой как воздух, но столь же необходимой поддержкой. Дверь комнаты громко скрипнула и показалась голова Мин. Хенвон испуганно развернулась, тут же натягивая на себя футболку. Они не раз ходили в бассейн в купальниках, но сейчас свое тело ей казалось чем-то, что нужно скрывать и беречь. — Хенвони, кушать пора, — улыбнулась девочка. — Мин, скажи маме, что я пока не хочу, — ответила Хенвон, поворачиваясь уже одетой, — и правильно «есть», а не «кушать», — она звездочкой откинулась на кровать, рассыпая свои длинные волосы прекрасным веером. В Хенвон было очень много красивого, но волосы она считала своей главной изюминкой, ведь ее чаще всего и узнавали по длинной косе и манящим пухлым губам. — Вони, с тобой все хорошо? Ты какая-то усталая…– Минхек вошла и присела на угол кровати. — Сама не знаю, Мин… — Не говори так, эй! Когда даже ты чего-то не знаешь — это… Это страшно, — пробубнила девочка, привычно укладываясь маленькой головой на живот сестры, но Хенвон вдруг вскочила как ужаленная, заставляя сестру подняться. Девочка удивленно и даже как-то обиженно уставилась на старшую. — С тобой точно что-то не так…– пробубнила она, слезая с постели. — Нет… Мин, милая, прости, — Хенвон потянулась к ней и пробняла сестренку за талию, — Я просто немного нервничаю, потому что сегодня должно произойти кое-что особенное, — она отстранилась и, натянуто улыбнувшись, подняла на сестру глаза, — а теперь давай пойдем…кушать.***
Сидя за небольшим кухонным столом, Хенвон, которая ранее «не была голодна» за обе щеки уплетала все подряд. — Мой бедный ребенок! Ты что, не кушала в школе? — спросила мама, усаживаясь напротив. — Мам, не «кушала», а «ела», — вместо ответа процедила Хенвон. — Ой, да ну тебя, я математик, а не филолог, — улыбнулась мать и взлохматила макушку дочери, — Как дела в школе? Репетитор не нужен? — Не, все отлично, — отмахнулась Хенвон, вытирая салфеткой рот, — Мам, сегодня в пять…я пригласила Хосока на ужин. — Детка, люди ужинают в шесть часов, — со смешком ответила мама, наливая кофе в две чашки. — Мам, я буду чай. — Откажешься от кофе? — женщина подняла на нее удивленный взгляд. — Да, надоел этот запах, — Хенвон снова начала немного краснеть. — Ну, пусть приходит, нравится мне этот мальчик, — не заметив румянец на щеках дочери, женщина поменяла кофе на чай и уселась на свое место. — Мама, он не мальчик, он — парень и ему девятнадцать лет, — пробубнила Хенвон. — Для тридцати семилетней меня он мальчик, — улыбнулась женщина, отпивая глоток кофе, — какой-то особенный повод? Ты же так смущалась, когда я просила о нем рассказать. Хенвон лишь покачала головой и добавила еще одну ложку сахара в чай, продолжая почти беззвучно помешивать.***
Когда в дверь дважды постучались, Хенвон, уже одетая в короткое черное платье, раскладывала тарелки на обеденном столе, хоть и нет надобности — они вчетвером вполне могли усесться и за кухонным, но мама всегда права. — Мин, открой дверь, — крикнула с кухни мама, доставая из духового шкафа свежеиспеченный пирог, и девочка с громким топотом понеслась по лестнице вниз. За дверью стоял смущенный Хосок с небольшим букетиком в руках, нервно сглатывая каждые три секунды. — Оппа, проходи, — Мин как обычно сладко улыбнулась, зачесывая такие же светлые как у парня за порогом волосы, и пропустила его вперед. — Здравствуйте… Добрый вечер? — парень поклонился и вручил букет вошедшей в холл женщине, затем снова перевел взгляд на стоящую рядом девочку и совсем растерялся, — Наверное, надо было придти с двумя букетами, или сразу с тремя, простите, — снова последовало несколько поклонов, что заставило женщину улыбнуться. — Ну что ты, все хорошо, — ответила она, чуть опуская голову и вдыхая запах цветов, — Ты молод, но не лишен манер, это уже похвально. Уже за столом Хосок, казалось, не волновался вовсе — он быстро нашел тему для разговора, остроумно отвечал на шуточки Мин и даже на одном уровне вел беседу со старшей Че на тему математики, в то время как Хенвон, сидящая рядом с ним, побледнела как призрак и лишь изредка робко вставляла слово-два. Когда стрелка часов стремительно неслась к семи, Хосок сделал глубокий вдох, нервно облизнув губы, и взял Хенвон за руку. — Послушайте, я пришел не просто так, — начал он, уже чувствуя, как женщина перед ним напрягается, сводя брови к переносице, — Мы с Хенвон… Он вдруг почувствовал, как худая ладонь в его руке начала дрожать. Хенвон подняла на него глаза, будто спрашивая «Так быстро?», а на глаза навернулись непрошеные слезы. — Мама…– сказала она, не сводя глаз с Хосока, — я… У нас будет малыш. Мин замерла с недожеванным куском пирога во рту, мама, кажется, забыла как дышать, а у Хенвон слетел с плеч тяжелый, как сотня набитых книгами рюкзаков, груз. — Только пожалуйста, выслушайте нас, — продолжил Хосок, — я беру ответственность за свои поступки, у меня есть работа и безграничная любовь к вашей дочери, так что мы не пропадем… Женщина перебила его подняв руку в воздух. — Хосок, ты собираешься жениться на шестнадцатилетней девушке? Взгляни на нее, она сама ребенок! — Ей же не вечно будет шестнадцать, до восемнадцати не так далеко и… — Послушайте меня оба, — женщина снова перебила его, — за эти два года что-то может поменяться в каждом из вас и в ваших отношениях… — Мама…– выдавила из себя Хенвон, но не решилась продолжить дальше, изо всех сил удерживая влагу в глазах. — Милая, вы оба молоды и все успеете, я просто…не хочу чтобы когда-нибудь кто-нибудь назвал этого ребенка «ошибкой», — наконец закончила женщина, наливая себе полный бокал вина. — И что ты…предлагаешь? — прошептала Хенвон, закрывая лицо руками. Она уже знала ответ, а женщина, будто догадываясь в этом, только сделала тяжелый вдох. Хосок приобнял Хенвон за подрагивающие плечи, шепча что-то утешающее, старшая Че налила уже второй бокал, а Мин сбежала со стола и тихо плакала на лестнице, глотая всхлипы. Парень вышел в холл лишь когда Хенвон приняла успокоительное и улеглась на диван. — Спасибо за…вечер, — сказал он, проглатывая слово «приятный». — Простите меня оба, — женщина подала ему куртку, опустив глаза. — Нас на один больше, — ответил Хосок, поклонился и вышел за дверь.***
Женщина опустилась на колени перед диваном и провела ладонью по волосам Хенвон. — Милая, помнишь, что я тебе говорила об ошибках? Получив кивок, женщина продолжила. — Сейчас ты неправильно извлекаешь корень, а я тебе подсказываю ответ, потому что после этой ошибки все уравнение получится неправильным, а когда ты это поймешь, чистых листов, чтобы решить заново, не будет. Ты же понимаешь о чем я? Хенвон не отвечала, но мать знала что она слышит и поэтому продолжила: – Ты — моя единственная опора и поддержка после смерти вашего отца, я возлагаю на тебя большие надежды и просто боюсь, что ты уничтожишь свое большое будущее. — Когда? — спросила Хенвон, не разлипая глаз. — Если ты будешь хорошо себя чувствовать, то уже завтра. Девушка сглотнула, а из-под закрытых век градом посыпались слезы. Я уже никогда не почувствую себя хорошо. Никогда.***
Хенвон проснулась от того, что кто-то настойчиво обвил ее тело руками и ногами. — Мин? — Прости меня, прости…– шептала девочка, утыкаясь носом в бок сестры. — Тебе не за что извиняться, я же на тебя не злюсь, Мин, — Хенвон погладила ее по крашенным волосам. — Я не перед тобой извиняюсь, глупая, — продолжала плакать девочка, — а перед ним, — она положила руку на ее живот, — Почему ты за него не заступилась?! Почему… Хенвон хотела ответить, но не могла — и мысли, и голос вдруг исчезли, оставив ее еще лишь мычать что-то невнятное. Внизу мама кричала, что завтрак готов, но почему-то не спрашивала хочет ли кто-нибудь есть. Обе девушки не могли даже сидеть за столом — Хенвон воротило от еды, а у Мин просто не было аппетита. Мать беспокоилась за обеих, но, уверенная в своей правоте, поставила на стол стакан с водой, а рядом таблетку. — Девочки, вы — самое дорогое из всего, что у мамочки есть, поэтому, пожалуйста, ради меня съешьте хоть крошку. Ее лицо также выглядело усталым и бледным, но на Хенвон не было лица вовсе. Кивнув ей, девушка один раз укусила хлеб, сразу за этим отправила в рот таблетку и встала со стола.***
Только выйдя за ворота, Хенвон сразу заметила машину Хосока. Он следовал точно за ними, как шпион, останавливаясь там же, где они, и вышел из машины уже у ворот больницы. Поклоном поздоровавшись со старшей Че, он улыбнулся Хенвон, но она не смогла улыбнуться в ответ, вместо этого, кинувшись ему на шею, она начала плакать навзрыд. И так натянутая улыбка сразу пропала с лица парня. — Хенвони, — он провел по ее волосам спускаясь от макушки по спине, — все хорошо, слышишь меня? Я тут, рядом, все хорошо. Девушка кивнула и позволила утереть свои слезы. Она исчезла за дверями больницы, оглядываясь на него до последнего. Не прошло и получаса, как они вышли. Всего каких-то полчаса, но для Хосока этого времени было слишком много. Все это время его душила вина перед Хенвон, которой он обещал, что все будет хорошо и перед ребенком, которому не суждено было родиться на свет, но как только девушка с мамой подошли, он опять натянул вялую улыбку. Девушка отпустила руку матери и подошла к парню. — Мам, я хочу поехать с Хосоком в парикмахерскую. Мать хотела возразить, но тут встрял сам Хосок. — Ты что?! Отдохни хотя бы пару часов… Девушка настойчиво покачала головой и взяла его за руку. — Я же прошу не так много… Хосок неуверенно перевел взгляд на мать девушки, но та лишь вздохнула, покачав головой. — Позаботься о ней, пожалуйста. Женщина сразу отказалась от предложения довезти ее до дома, ссылаясь на то, что хочет погулять и, попрощавшись, действительно зацокала каблуками в сторону парка. Проводив ее взглядом, Хосок открыл дверь машины, усаживая Хенвон на заднее сидение. — Полежи немного, — сказал он с мягкой улыбкой, но лицо Хенвон все так же не выражало ничего. Уже в дороге Хосок спросил: — Ты что-то хочешь сделать с волосами? — Да, — вяло отозвались сзади, — хочу подрезать их хотя бы по плечи. Хосок на секунду замер, обрабатывая услышанное. Он хотел бы спросить в порядке ли она, но точно знал, что нет, поэтому сказал лишь, что это хорошая идея.***
Машина Хосока остановилась возле дома Хенвон после двенадцати. Из нее вышел парень с черными как смоль волосами и открыл заднюю дверь, подавая руку девушке с каре. Парень пытался чем-нибудь развлечь ее все эти несколько часов, но в итоге сам просто сдался, не став очередной раз натягивать улыбку. Когда она открыла калитку и прошла несколько шагов, Хосок развернулся, чтобы сесть в машину. — Хосок, подожди, — она позвала его совсем как в прошлый раз, но голос будто лишенный жизни, звучал пусть и не так тихо, но устало. — Что-то случилось? — парень оглянулся. — Я люблю тебя, Хосок, — ответила она и впервые за весь день улыбнулась уголком губ.***
С того дня прошло уже чуть больше двух лет, но волосы Хенвон оставались такими же короткими. Она закончила школу и поступила в престижный университет, всячески стараясь оправдать те самые ожидания матери, о которых она говорила в тот злополучный вечер. Хосок все так же продолжал работать, иногда заходил вечером с подарком для Мин, которая из вредной маленькой девочки всего за два года выросла в шестнадцатилетнюю красавицу. Со стороны казалось, что у них все так же, как всегда, что ничего не изменилось, но Хосок больше не красил волосы в блонд, даже не закрашивал седую прядку, появившуюся совсем недавно, а белый цвет давно покинул гардероб обоих, будто соблюдая никому неизвестный траур. И уже больше двух лет старшая Че в тайне от дочерей глотала антидепрессанты и ненавидела себя.***
— Ну что, сегодня после уроков? — игриво поиграв бровями, невысокий парень уселся за парту рядом с Мин. — Хони, после уроков… Нам нужно поговорить, — проговорила Мин, не оглядываясь на него. — А зачем ждать какой-то разговор аж до конца уроков, давай сейчас, — он улыбнулся и потянулся к ее щеке, мягко касаясь губами. Мин улыбнулась, немного успокаиваясь от такого жеста. Ей хотелось верить что Чжухону она нужна, но в этом разговоре она боялась не получить его поддержку. Немного подумав, девушка пальцем приманила его к себе и, чуть опустив голову, прошептала что-то на ухо. Узкие глаза парня тут же округлились и он вскочил со своего места. — Ненормальная что ли?! — вскрикнул он.– Мне всего семнадцать, мне не нужны никакие дети, поехавшая. Небольшое количество людей, оставшееся в кабинете на перемене, все разом уставились в их сторону. Минхек почувствовала себя так, будто ей дали смачную пощечину. Земля на секунду ушла из под ног, в глазах – огроное разочарование, а голову заполнил рой мыслей. Она выбежала из класса, оставив все свои вещи, размазывая потекшую от слез тушь по щекам.***
Хенвон как обычно сидела за компьютерным столом, перечитывая конспекты и дополняя их материалом из интернета, когда услышала крики внизу. Выключив музыку, она прислушалась и поняла, что мама кричит на Мин. Поднявшись со стула, Хенвон открыла дверь и шаг за шагом начала по одной преодолевать ступеньки, вслушиваясь в разговор. –…открыть шоу «беременна в 16»? Сейчас объявится и твой женишок с предложением руки и сердца? — Ему не нужен мой ребенок и я, мам. — Твой ребенок? Мне снова зачитывать ту самую лекцию? Этот ребенок может стать твоей самой большой ошибкой, понимаешь?! — Я от него не откажусь, даже если ты убьешь меня, — выкрикнула Мин, утирая дорожки из слез на щеках. — Минхек, хватит! Тебе меня не жалко?!.. — Помолчите обе, — голос Хенвон был тихим, но в комнате воцарилась тишина, — Мама, два года назад я послушалась тебя и променяла свое счастье на оправдание твоих ожиданий. Все это время меня не покидала мысль, что если бы я была настырнее, если бы я еще немного поупрямилась, то…– голос дрогнул и девушка всхлипнула. — Хенвон…– мать потянулась к ней, но девушка отодвинулась на шаг. — Дослушай меня. Я — твоя опора и поддержка и я сейчас выполняю свою роль, не заставляй Мин идти на эту же жертву. За все это время...не было ни одного дня, чтобы я не вспоминала о нем... Мама, мы не бедствуем, содержание одного ребенка не заставит нас голодать, — продолжала она сквозь всхлипы, — не заставляй ее проходить через то же… Мин была права, я не заступилась за своего ребенка, но не... не позволю этому случиться снова. Женщина осела на пол, смотря в никуда, из ее глаз бесконечным потоком лились слезы. У Хенвон ослабли ноги, она сползла по стене вниз, теряя сознание, краем уха слыша чье-то робкое «Спасибо…».***
Все последующие девять месяцев Хосок и Хенвон заботились о Мин, покупая все, что она захочет и все, что ей нужно. Во время родов оба стояли в коридоре больницы, заламывая пальцы и утешая друг друга таким простым, но привычным и действенным «Все будет хорошо». С громким плачем на свет появилась девочка и Хенвон тоже заплакала от счастья с первым же звуком. — Какое счастье, Хосок! Огромное счастье, — шептала она, повиснув на его шее. Мама, отказывавшаяся приходить в больницу, у дверей взяла малютку на руки и уже не захотела отпускать. — Бабушкина радость, — слышалось по дому весь день. В комнате Мин появилась детская кроватка, купленная Хосоком. Хенвон покупала племяннице на стипендию розовые ползунки и милые пижамки. Она души не чаяла в малютке и постоянно находилась рядом с ней — Мин могла проснуться в час ночи и обнаружить, что сестра заснула, утыкаясь лбом в кроватку. Всем, даже Хосоку, казалось, что она наконец вернулась к нормальной жизни и обрела крупицу счастья, которой ей не доставало все это все это время.***
Когда малышке исполнилось два месяца, семья Че собиралась на прогулку по вечернему парку, своебразно отмечая такую дату. — Хенвон, ты собралась? — окликнула ее мать, стоя у лестницы. Не услышав ответ, она взяла малышку на руки, надевая на маленькую покрытую темным пушком головку шапочку, и попросила Мин подняться, — Похоже, наш ученый заснул за очередной книгой. Мин улыбнулась, тыкая в пухлую щеку малютки пальчиком, и, кивнув, поднялась наверх. Хенвон действительно лежала в постели на боку, спиной к вошедшей Мин. — Хенвони, вставай…– она присела рядом на кровать и погладила ее по уже коротким, но все таким же мягким волосам. Через открытую дверь ее спальни послышался телефонный звонок. Мин услышала мамино: «Алло», а за ним громкий вскрик. — Мама, что случилось? — Мин в панике выбежала на лестничный пролет. Старшая Че прижимала ребенка к себе и беззвучно плакала, подрагивая плечами. — Он…повесился… Наш Хосок…– она продолжала беззвучно плакать, не осилив больше ни слова. Осознание и ужас накрыли Мин с головой. Она на ватных ногах вошла обратно в комнату Хенвон и только сейчас заметила на прикроватной тумбочке несколько флаконов антидепрессантов. Пустых флаконов. Сглотнув комок в горле, она подошла к кровати и, положив руку на плечо, развернула сестру на спину. Руки сами потянулись к раскрывшемуся рту, а из глаз брызнули слезы. Хенвон лежала с закрытыми глазами. Ее лицо, не такое детское как два года назад, все равно оставалось прекрасным. На бледной коже от уголков глаз до ушей красовались полосы невысохших слез, но пухлые губы были растянуты в блаженной улыбке. Девушка прижимала к груди никем никогда неношеную детскую пижамку, такую же как у малютки Мин, но голубого цвета. На полу лежал раскрытый личный дневник с вложенным посередине карандашом. Последняя строка гласила: «Он был бы очень смышлёным и умным, как я и таким же красивым как его отец. Я назвала бы его Вонхо».