***
кобыла осела на пол. я поднялся спросить, в чём дело, но кобыла, маша головой, говорить со мной не хотела
***
персиковые облака, на яблочно-жёлтом небе; я честно пытался понять, но потерялся где-то прерывистый ветер в окна, на улице каркают птицы; пока ещё стимула нет, оставить надежды не спиться***
мы все утонем в летней вязи; захлёбнусь цвете белых тополей, не попрощавшись сразу. и вскрикну громко, словно соловей:
***
а знаешь, они не такие не просмотрят анкету, не прочтут твоё мнение, не начнут приписывать лавры, не заметят, затопчут. в грязи валяются нищие, князи давно вышли сухими. не наплевать, просто много, наверное. я же ведь знаю, я же верю что они ещё будут там, где мы — люди собираем гнилой виноград я чихнул. сильно так, прямо в грамоту, где написано было, что я молодец — почётный работник месяца и денег мне дали пятак, поесть дали за так, и выпить даже заставили — я не отказался но потом осознал***
я раздевался медленно и плавно — снимал одежду, словно шелуху; ты позабыл меня уже подавно, я говорил тогда какую-то чепуху мы были молоды, я помню свет твоих очей, из глаз твоих лилася простынёю шелко́вой ненависть. о нас в газете даже написали, что под ноктюрн шопена мы танцевали вместе, и целовались даже.радости-то чуть, а толку ещё меньше. я не смотрел на твоё тело я был доволен лишь собой; и что-то в ухо залетело, доволен не был и игрой — шопен, прошу, заткните своё фортепиано, мне в ухо залетела муха! и в то́т час пробила сирена, в тот ча́с расстались мы, а муха вылетела сквозь другое ухо. шопен обиделся, махнул на фортепиано и я ушёл. остался ты один на площади, в руках сжимая мёртвые цветы любил себя я только, и подавно ты забыл меня, украдкой усмехаясь; я одеваюсь быстро и коварно, к стене бетонной прислоняясь, шепчу себе на ухо милый, позабудь его, я не позволю быть тебе таким жестоким, как и он. не виноват ты, виновата муха. и шопен. будь проклят он, старуха***
а знаешь, по-женский, по-бабски-то хочется!
абсурд не гложит ме́чтами по бухенвальду,
и коль тоска сквозь зубы прорвалась,
позвольте бабскому характеру убло́жить
нелепыми движениями вас!
***
корявыми пальцами по инструменту прошлась исхудалая смерть; забирая в вояж советы, заставила лошадь сесть та самая лошадь не гло́жит больше мечтами абсурдными про жилплощадь, зарплату и мощи не хватит уже унести непригожий таможенный сборэх лошадь, как жаль мне тебя, дал бы яблоко да рук нет и шаль съезжает с плеча, становиться малость зябко
***
затухли свечи, икра подошла к концу никто не вечен, я тоже пошёл ко дну
странно так, непонятно, будто стая своя же сгрызла́; советы всегда молчали и сейчас будут молчать***
отрицательный показатель — на градусник посмотрел, ахнул и заставил себя сесть лето уже наступило на пятки, не хочется открывать старые банки с компотом и кашей овсяной с черникой и вязкой клубникой позже всё, потом***
в итоге всё сошлось. цветы попали на могилу, а я, в конце своём,закончил свою прозу, и диалог с собой а лошадь осталась стоять над чёрной землёй она уже знает, что я ушёл
и сердце не выдержало лошадиное, заревела кобыла, оседая на пол, положила кусочек сахара, что купил в пятёрочке; знала бы, что болезнь меня погубила, не стала бы оставлять***
закрылся погреб сам собою, затухли свечи
расстреляем друг друга картечью, запинаем друг друга в агонии. кому-то попали в печень, кому-то пробили лёгкое
***
не переживаю из-за этой потери, ведь наступит ещё новый год! военные прострелили компот — в ушах ласточки загундели.