*__*

Гокудера старался стать полезным Десятому. Стать сильным, чтобы охранять его. Но теперь и Тсунаёши, и этот Ямамото были сильнее его, в разы сильнее. А была ли необходимость в нем? Был ли нужен Гокудера этим людям? Даже когда они улыбались ему, благодарили за что-то… можно ли было им верить? Вера – такое глупое и наивное слово. Верить отцу, чьи люди убили его мать, чьи руки по локоть в крови. Верить сестре, что нарочито заботилась о нем и обращалась, как с каким-то бедным котенком. Верить, в конце концов, десятому, что практически не обращал на него внимания, но постоянно проводил время с этим бейсбольным придурком. Снова услышав приближающиеся шаги, Хаято сжался в комок, обхватив себя за колени. -Гокудера, в прятки играешь? Ну тогда я выиграл! Я тебя нашел! Давай, выходи! – Эта постоянная весёлость, эта энергичность выводили из себя. Подчас рождалось желание хоть как-то причинить боль беспечному дебилу, который радуется каждому пустяку, лишь бы увидеть его глаза, полные грусти. Момент, и в мозгу пронеслись прошедшие дни, и то самое время, когда Такеши был взрослым. И откуда он только взялся, идиот! Серьезный, самоуверенный… почему он меня так бесит?... Но я не могу отвести глаз от него… « Ты был удивителен в последние десять лет, Тсуна. И ты тоже, Гокудера.» Этот серьезный, но вновь такой добрый и заботливый взгляд, словно между ними что-то произошло… в прошлом… «— Ты мерзавец! – уже не могу сдерживаться и со всей силы заезжаю этому болвану по лицу. – Чем ты занимался? Почему ты дал этому случится с Десятым?! – Кровь тонкой струйкой стекала по твоему подбородку. — Мне жаль,— был твой ответ. А в глазах та самая грусть, которой отродясь я в них не видел… почему? » — Идиот! Пошёл вон! Не желаю иметь с тобой никаких дел. – Наконец подал голос Хаято, раздраженный воспоминаниями. — Ну, я так не играю. Ладно, не хочешь открывать, сам открою. – Резкий свист, скрежет металла… и вот дверь уже по кусочкам лежит на полу. Ямамото, радостно улыбаясь, заходит в комнату, как победитель международного турнира если и не по бейсболу, то хотя бы по волейболу. Гокудера уже стоял на ногах. В правой руке лежал заготовленный динамит, а на лице была вечно недовольная гримаса. Такеши считал это жутко забавным. Сперва казалось будто он специально «играет», но после рассказа Реборна о семье Хаято, эта мысль бесследно испарилась. — А вот и не убежишь! – Залихватским тоном произнес смуглый паренек, занося бамбуковый меч для удара. Поза страйкера. Шашка стремительно приближалась, и чем ближе она была, тем сильнее приобретала очертания мяча. Удар…шашка лежит на земле, разрубленная пополам. Теперь осталось только усмирить бунтовщика и отправить его заниматься… но…секрет шашки – слезоточивый газ. Вскоре в комнате, кроме Ямамото, никого не остается. Такеши быстро выбежал в коридор, где тут же наткнулся на Реборна, свисающего с потолка в каком-то причудливо-лохматом коричневом наряде. -Чаоссу! — О! Малыш, а ты не видел, куда побежал наш хранитель урагана? Нет? — Хмм… Ямамото, тебе нет необходимости бежать за ним. Он мужчина, и должен сам справляться со своими проблемами, оставь его. Тем более, Фуута доложил, что Блэк спелл уже покинули этот район, и ему в настоящее время ничто не угрожает. — Извини, малыш, но не в этот раз, думаю, я, все же, должен о нем позаботиться, удачи! Леон, сидящий на плече у Реборна, вторя эмоциям своего хозяина, сначала нахмурился, а потом снова мило улыбнулся, насколько вообще хамелеоны умеют хмуриться и улыбаться. -Погоди, возьми с собой вот эту вещь, авось пригодится. – Реборн протянул ему длинную цепь со звеньями средних размеров. – Если вы начнете серьезно выяснять отношения, то для безопасности используй её. Солнце освещало зеленую листву парка при храме. Это чужое солнце, этот чужой парк. Гокудера лежал на траве, покрытой утренней росой. Было всего одиннадцать утра, и над землей кипела жизнь, но все вокруг казалось враждебным. Мир, в которой Десятого убили, в котором убили Реборна и ещё нескольких Аркобалено… мир, находящийся в руках Мельфиоре! Он казался каким-то постапокалипсическим. Будто внутренней войны и не было. Люди жили такой же жизнью, как и прежде. Хотя, подрывнику было не привыкать. «— Кто ты такой, а? Тебе здесь не место, наш клан не принимает никчемных пианистов! — Да кому ты такой нужен? Силы нет, никаких умений нет, тебе место на улице! -Да ни один сколь-нибудь уважающий клан не примет такого слабака, как ты!» Маленького пианиста никто не хотел принимать, а возвращаться к лживому отцу, в семью, где только и ходят сплетни о том, какой же бедный этот мальчик, потерявший свою мать, Хаято не хотел. И в конце долгого путешествия наконец-то нашелся человек, которому он мог понадобиться — Тсунаёши Савада. Быть правой рукой. Всегда помогать и защищать. Делать все, что от него потребуется. Зачем? Чтобы быть принятым, чтобы не быть в который раз отвергнутым. Так был ли это просто эгоизм подрывника, или он действительно видел в Десятом лидера, за которого жизнь мог отдать — Гокудера ответить не мог. Облокотившись о дерево, запрокинув руки за голову, Хаято осматривал небольшую полянку, на которой ещё совсем недавно лежали они с Такеши, парализованные электрическим током. Такие слабые и беззащитные… — Не пойми меня неправильно. Причина, по которой я сейчас с тобой в том, что так сказал Десятый. У меня нет намерения объединяться по какой бы там ни было причине. Всем видом я пытаюсь показать, насколько он мне отвратителен, весь его характер, любовь Десятого к нему… меня всё это бесит. — Похоже, ты меня не любишь больше, чем я представлял, – эти твои вечно прищуренные глаза. Ты даже не поморщился. — А ты как думал?! Беспечный, беззаботный бейсбольный придурок! Такой идиот, как ты, никогда не слушает, что ему говорят другие. Я не хочу даже находиться рядом с тобой! Хм… ты кажешься удивленным, если не ошарашенным. Может, я и переборщил, но я должен был это сказать когда бы то ни было. — Гокудера, я думаю, что нам следует объединиться… — Заткнись! – Прерываю я, и навожу на тебя «пламенную стрелу». Что будешь делать? — Гокудера… Ты… — Я сказал, что не собираюсь объединяться с тобой, отвали! Так и знал! В серьезной ситуации ты только и делаешь, что раскрываешь изумленно глаза. Игры закончились, черт возьми! -Вот значит как… Злость? Быть того не может! Удар, и через секунду я лежу на земле. «Что ты себе позволяешь, урод?!» — Ну и что бы это значило? — Мне надо исправить твою испорченную личность. Это выводит меня из себя. Перед тем, как приехать в Японию и встретить Тсуну, ты был волком-одиночкой и никому не доверял. Поэтому ты так предан Тсуне, как первому человеку, которому открылся. Но открываясь лишь Тсуне, ты становишься бременем для него. Откуда? Откуда эта злость в его глазах? Откуда эти слова? Откуда он это знает, когда даже я не понимаю до конца?! -Что это ты там говоришь? Я не хочу слышать этих слов, они режут слух… словно сотни катан… Кто-нибудь, заставьте его замолчать! -И разве правой рукой должен быть не тот, на кого полагается Босс и лидер хранителей? Для того, кто просто-напросто игнорирует всех остальных, это уже не является вопросом! Такой ты, как сейчас, не имеет права быть правой рукой. Тогда я смог себя пересилить, и присоединиться к тебе в битве, но мы все равно проиграли. Так глупо… Гокудера продолжал сидеть, вглядываясь в металлический блеск на кольца хранителя. Треск сухой ветки… и вот он уже на ногах, а призванная «пламенная стрела» направлена на Ямамото. — Ты все-таки пришел, упрямый идиот! Сколько раз тебе говорить, оставь меня одного! — Я так и знал, что ты придешь сюда. Гокудера-кун, ты уже проиграл… это нечестно, – сперва весёлый, мечник нахмурился и продолжил более серьезным тоном, – Мне надоели твои детские капризы. Либо ты сам вернешься в убежище, либо я отведу тебя туда силой. Сколько ты собираешься убегать от правды? Сколько ты собираешься убегать от себя? Ты боишься самого себя, не так ли? – Такеши выпустил ласточку — без боя Хаято вряд ли сдастся. — Да что ты понимаешь?! Думаешь, пара умных слов сделает нас закадычными друзьями? – Ярко-красный луч прошелся по нескольким деревьям, превращая их в щепки… и вот-вот уже попадет в Ямамото, но ласточка, прошедшая сквозь пламя, разделила его на две части и сбила троекторию. — Да, ты прав. Мне не понять тебя. Я жил в обычной семье, у меня была мать, был отец, которые заботились обо мне. Я спокойно учился в школе, играл в бейсбол, и больше меня ничто не волновало. И, да, я не могу представить всех ужасов твоей жизни, когда ты ещё ребенком был оставлен. Но у тебя есть мы, твои друзья. — Друзья? Ты смеёшься?! Знать ничего не хочу! – Все так же упрямо отвечал хранитель урагана, стреляя по Ямамото и не давая ему подобраться ближе. Такеши продолжал уклоняться от них то с помощью ласточки дождя, то собственного меча, разрезая красное пламя. Но вдруг Хаято выстрелил в дерево, находящееся совсем в другой стороне от хранителя дождя. Последовавший взрыв отклонил луч в сторону. Ямамото старался разрубить пламя, но у него не хватало сил, и удар пришелся по левой руке. Будучи отброшенным, Такеши спохватился встать, но жгучая боль в руке парализовала тело. Рана слегка кровоточила, окропляя храмовую землю. Однако времени перевязывать себя не было — впереди маячил Гокудера, установивший ещё несколько шашек. — Так вот значит как?.. – Было видно, что последние слова вывели бейсболиста из себя. Идти напрямую было опасно, и потому следовало срочно предпринять какую-либо дальнюю атаку, но в его распоряжении таковых не имелось. Голубое пламя, горящего кольца, охватило катану, словно она была смочена спиртом. — Хватит, Гокудера, ты слишком далеко зашел. – Суровый взгляд хранителя дождя испепелял… Казалось, это был совершенно другой человек. Взмах, второй, третий… Ударные волны полетели на встречу Хаято. Не было ни единого шанса защититься. Шокированный он просто стоял и смотрел, как на его руках и груди проступают раны, как его белоснежная рубашка становится алой от крови, последняя волна просто отбросила подрывника на ближайшее дерево. Пока Хаято оправлялся от головной боли, от удара об дерево, его руки уже были связаны цепью Мармона, а «пламенная стрела» вернулась в свою коробочку. — Чтоб тебя! Какого черта ты делаешь, извращенец несчастный! — Не кричи так, из-за колец нас могла обнаружить семья Мельфиоре, тебе повезло, что сегодня их нет в этом районе, и все же надо не забывать правил игры. – С легкой улыбкой произнёс Такеши, не обращая внимания на боль в руке. – А теперь признавайся, почему ты убегал? -Ты до сих пор не понял?, — несчастный пианист еле сдерживал слёзы, его голос дрожал,— Идиот! Ты всегда был сильнее меня, всегда первым помогал Десятому. Даже в битвах с Варией: «Гокудера у нас проиграл. Но ничего! Мы все равно его любим! Пускай он и неудачник… А молодчина Ямамото у нас претендента на звания босса Варии победил человека, который убил самого императора мечей!» И теперь ты даже воспроизвел его трюк! Я тебя терпеть не могу! — Так значит, ты завидуешь мне? Или ревнуешь Цуну? Или… Продолжать он не стал, а вместо слов, наклонившись над связанным Гокедрой, слизнул кровь с его губ. Глаза подрывника сначала округлились, а потом весь он поник, пытаясь снова спрятаться. — Ямамото, зачем ты так? Не… не играй со мной. Я не хочу быть просто твоей игрушкой… — Дурачок, разве ты ещё не понял? я могу быть и серьезным время от времени… – И вновь эта улыбка. Только теперь она не дразнила, не издевалась, она действительно успокаивала. — Я… я был не прав, да? – Слезы сияющими звёздами побежали по щекам Гокудеры. — Это не имеет значения сейчас, глупый. Просто помолчи. – На что подрывник лишь смущенно покраснел. Такеши притянул это хрупкое тело, связанное цепью, к себе, удивляясь, насколько легок этот упрямец. Заглянув в его испуганные глаза, мечник снова улыбнулся и поцеловал Гокудеру. Больше не было сил сдерживаться, поцелуй был горяч и неистов, и не оставалось ничего, кроме как подчиниться. Смуглые пальцы судорожно ласкали белоснежную спину, под порванной окровавленной рубашкой теперь уже такого близкого человека. Язык бродил по шее, заставляя Гокудеру дышать все чаще и глубже, пробежался по ранам на груди, слизывая красные линии, тянущиеся к упругому животу пианиста. — Ха-ха-ха-ха. – Задорно рассмеялся бейсболист. – Ты так смешно стонешь! -Придурок! Хватит издеваться… Ммм… — Пальцы Ямамото начали ласкать ягодицы подрывника под плотной тканью джинс, губами же он сжимал затвердевший розовый сосок, изредка хитро поглядывая в серые глаза. Цепь сильно натирала руки и причиняла боль, раны саднило, от потери крови темнело в глазах. Но как ни странно, Хаято становилось легче и на душе, и во всём теле. «Я не буду обучать тебя. Ты совсем не видишь «этого». Мне нечему учить такого человека, как ты. То, что я не вижу, моя жизнь. Я постоянно пренебрегал ею, я всегда был готов отдать её, для меня собственная жизнь не была ценностью. Но… быть может ещё что-то. Я даже не осознавал, что эти постоянные взрывы, ранения… Это нравится мне?» Изо рта подрывника снова хлынула кровь, Ямамото было отстранился, печально задумавшись о том, что переборщил, но увидев улыбку Гокудеры, ещё такую слабую, но первую улыбку, которую он подарил «бейсбольному придурку», мечник снова пошел в атаку. Расправившись с небольшой пряжкой ремня на джинсах, хранитель дождя рывком их снял, ложась сверху на это белоснежное тело, покрытое красными цветами боли. Обхватив руками его талию, он снова поцеловал эти нежные губы, сначала мягко, потом более порывисто и грубо, затем, разомкнув их языком, медленно начал ласкать его рот. Через пару минут, когда кислорода стало не хватать и у Гокудеры закружилась голова, Ямамото отпустил его, наблюдая за результатом. Казалось, что хранитель урагана теперь всем своим телом просил, чтобы мечник закончил свои игры и наконец-то взял его. Растрепанные пряди платиново-серых волос, этот невинный румянец на щеках, этот рот, постоянно глотающий новые и новые порции воздуха, лишь бы не задохнуться от этого возбуждения, этот умоляющий взгляд, так часто вздымающаяся грудь. Будучи удовлетворенным этим результатом, Такеши начал медленно раздеваться, обнажая мускулистую спину, всю в синяках, крепкую грудь во множественных кровоподтеках, жилистые руки в царапинах и небольших ранах, и упругий живот, так же весь в крови. Хаято уже просто не мог смотреть, сгорая от желания и нетерпения. Запрокинув ноги, покрытые такой же серой порослью, на свои плечи, Ямамото вошел в трепещущее тело. Все произошло довольно быстро, но Гокудера никогда не забудет те минуты, когда он впервые ощутил себя настолько нужным и желанным. А неподалеку от Храма, прислонившись к красным воротам, в стильном деловом костюме стоял Хибари со своей любимой птичкой на плече и думал, кого же из нарушителей порядка и дисциплины избить до смерти первым.