синее пламя

Впереди раскинулась толща воды, бликующей на солнце и режущей глаза своей синевой — Бэкхён щурился, натягивая козырек кепки пониже, но это не помогало избежать света и жары — из-за нее было тяжело дышать и все тело было мокрым. Стояло самое пекло, а он сидел здесь с утра — проснулся с самым рассветом, встал у окна, смотря вдаль на пустую испытательную площадку, и решил — к черту все. Просто к черту. Оделся, взял с собой рюкзак, закинув в него бутылку воды и батончик, и, наплевав на осторожность, правила, обязанности и все прочее, покинул общежитие за пару часов до подъема. И возвращаться Бэкхён не спешил. То есть вообще не собирался. Потому что надоело — всё осточертело. Перед ним плескалась в резервуаре вода, а за его спиной, по ту сторону дамбы, бетонная стена спускалась на сотню метров вниз — ему нужно было лишь встать и пройти по неширокой дорожке, чтобы спрыгнуть в эту бездну. Всего минута, может быть и меньше, и не придется никуда возвращаться. — Обгоришь. — Куратор Ким Минсок подошел, засунув руки в карманы. Бэкхён заметил его еще на том краю дороги, но решил не обращать внимания — и так знал каждое слово, которое ему скажут. — Плевать. — Честно. По-настоящему честно. Бэкхён даже не знал, на что ему вообще не плевать в последнее время. Не помнил ничего такого, пока Минсок не подтянул штаны и не сел рядом с ним, свесив ноги через ограду. Пока Минсок не посмотрел прямо на него и не попытался выжать улыбку, заботу и прочее дерьмо, входившее в его обязанности — тогда Бэкхёну резко стало совсем не плевать и у него неприятно потянуло где-то в животе. От ненависти и стыда. От симпатичной мордашки куратора, из-за которого каждый раз становилось только хуже — и все больше хотелось перейти дорогу. — Ты сам знаешь, что для тебя же лучше не пропускать тренировки и испытания, — сказал Минсок, отвернувшись к воде. — Я понимаю, что тебе не нравится этим заниматься, но у тебя нет выбора, Бэкхён. — Потому что у меня его отобрали, да. Те, кому ты подчиняешься. — Говорить на «ты», выплевывая слова, как кислоту — самое то, что нужно. Чтобы отплеваться от всякой мерзости, лезущей в голову — от Минсока, который слишком красивый и хороший для человека, выполняющего такую работу. Тот, кто вдалбливает подросткам в голову, что они нужны для высшего блага и защиты человечества, ради чего им нужно стать такими же роботами, машинами, как те, в которых они выходят на поле боя — такой человек должен выглядеть крайне уродливо. Потому что такой человек последний ублюдок. — Мы уже сто раз это обсуждали. — Любимая отговорка, которая ничего не решает. — У тебя высокий уровень синхронизации, тебя просто нельзя заменить кем-то еще. Неужели ты не понимаешь, что делаешь важное дело? Это важнее, чем все остальное. — Минсок вздохнул и поднялся, положив руку на плечо Бэкхёна. — Давай, пошли. — Ты сам-то в это веришь? — Бэкхён сказал это тихо, наверно, едва слышно — горло свело спазмом и захотелось прокашляться, но не получилось. Хотелось послать на хрен Минсока, но никак. — Я верю в тебя, — быстро ответил Минсок, не раздумывая. Бэкхён зло ухмыльнулся самому себе — всего несколько шагов по ту сторону, и верить им будет не в кого. Всего минута, может быть и меньше, и пусть все сгорит в синем пламени, идущем из глубин океана. Всего… Он встал, взявшись за руку Минсока и пошел рядом с ним, возвращаясь обратно на базу. Минсок довел его до двери в его комнату, доставил, как какой-то объект, и остался ждать в коридоре, пока Бэкхён переоденется в стыковочный костюм. Гладкая облегающая ткань, похожая на полупрозрачный синий латекс, сидела на нем как вторая кожа, выдавая все изгибы и изъяны, на которые Бэкхёну было бы плевать, если бы не приходилось выходить в этом всем к Минсоку — тот постоянно осматривал его в костюме, иногда поправляя места соединения, куда подключались провода, иногда просто проводя рукой по чужому плечу и вызывая у Бэкхёна мурашки. Ходить перед Минсоком в этом костюме было все равно что ходить перед ним голым — он нагло смотрел, молча, тихо, но Бэкхён буквально слышал все его мысли. И если честно — они не были ему так уж неприятны. Если честно — Бэкхён был бы не против оказаться перед ним по-настоящему голым. Это иногда пугало, но чаще он просто отгонял от себя странное желание — с помощью ненависти, которая кипела в нем каждую минуту и угасала лишь при введении в его организм какой-нибудь химической дряни на кончике иглы. Он слишком сильно ненавидел веру Минсока в пилотов и во всю программу противодействия. Ненавидел его готовность подчиняться начальству. И — это бесило больше всего — он ненавидел то, что в нем Минсок видел не просто инструмент. Не так, как другие — он видел в Бэкхёне человека. Обычного мальчишку, на плечи которого упал почти непосильный груз. И только из-за этого Бэкхён не мог ненавидеть самого Минсока. Поэтому желание оказаться где-то рядом с куратором в укромном месте было непросто подавить — хотя лютая злость, за которую на медосмотре Бэкхёна никто не хвалил, потому что она влияла на его синхронизацию, все же часто, может, и к лучшему, оказывалась сильнее. Срываться на все подряд всегда легче. Видеть всё черно-белым удобнее, чем различать полутона. — Ты похудел? — спросил Минсок, когда Бэкхён наконец вышел — он долго маялся перед дверью, думая о том, куда бы сбежать, лишь не возвращаться на площадку, а перед глазами стояла дамба и вода, которую она сдерживала… И он вдруг вспомнил о море. О пляже и приятной жаре, в которую так хорошо купаться в соленой воде, а потом вынырнуть, лечь на песок и съесть мороженое на палочке — так было всего каких-то пару лет назад, и где он теперь? Идет по длинному выбеленному коридору, как собака, которую тащат на поводке в отведенное для нее место. И эта собака даже не упирается лапами в землю — потому что сил на это не то чтобы хватает. Или он просто уже смирился? Честно — Бэкхён вообще не понимал своих чувств, чего бы они ни касались. Все было слишком сложно, и он бы лучше вернулся в школу и маялся тем, как сдать экзамен по математике, чем находился бы на военной базе и пытался спасти то, что ему спасать совсем не хотелось — дрянное человечество. — Не знаю, — все-таки ответил Бэкхён, смотря под ноги. Минсок приложил свой пропуск к сканеру лифта, и они вместе зашли внутрь. На два этажа вниз, в медотсек, а потом еще ниже, в шахты, чтобы залезть в кусок металла и уже в нем подняться наверх к площадке — отработанный маршрут, который Бэкхён стал все чаще проходить один, а не с несколькими другими пилотами, потому что они, в отличие от него, не смели пропускать тренировки. Они, в отличие от Бэкхёна, хотели жить — и совсем не хотели быть убитыми в настоящем бою, который мог начаться в любой момент. Бэкхён все знал наперед, потому что все делалось по программе — все роботизировало людей: и пилотов, и других работников, которые обеспечивали существование базы и центра. Вот очередное недовольное лицо доктора, который лишь качал головой, осматривая порезы на руках Бэкхёна, а после сделал ему инъекцию слабого успокоительного, не вызывающего сонливость и не влияющего на скорость реакции, но от него Бэкхён перестал чувствовать свое самое главное — злобу. Если бы он взглянул на себя в зеркало после этого, он бы увидел, как его глаза стали будто стеклянными, а мышцы на лице расслабились, отчего оно стало похоже на какую-то восковую маску — ему бы захотелось коснуться своей щеки и своих губ, чтобы ощутить их и убедиться, что они — это живая плоть. Что он — живая плоть. Но зеркала здесь не было. Это и было им нужно, это они и получили — очередного покорного робота, выполняющего свою функцию. Вот очередное замечание от командира в центре запуска: — Уже третий раз на этой неделе! Какого, мать твою, черта! — кричал он, но Бэкхёну уже было все равно. И все еще было все равно, когда тяжелая ладонь наотмашь ударила его по лицу — он не издал ни одного всхлипа, не коснулся покрасневшей щеки. Минсок рядом с ним даже не дернулся — ранг ему не позволял. Или его дурацкая вера — кто его знал. Командир как раз посмотрел на него: — Кажется, вы не справляетесь со своей работой, — процедил он. — Не знаю, что будет с ним, если он не явится сюда вовремя и завтра, но вас точно ждет не просто увольнение. «Да его ждет расстрел, потому что просто так вы его с базы не выпустите, гады», — подумал Бэкхён — уже спокойно, без злобы, лишь озвучивая для самого себя известный факт. Зато ему смерть вне боя не грозила — пилотов, да еще и с синхронизацией выше 70 процентов, ценили как породистый материал, убивать их не станут. Зато помучить — это да. Треснуть по затылку, или проверить новый препарат сразу на них — такой, чтобы еще больше подчинить. Или, например, исследовать мозг, чтобы понять, что именно влияет на уровень синхронизации — за благое дело ведь работают. Пара синяков — в пределах нормы, но убивать — это никогда. Командир снова перевел взгляд на Бэкхёна и толкнул его в сторону шахты, где стоял закрепленный и окутанный проводами робот высотой с многоэтажный дом. — Быстро! — рявкнул он, и Бэкхён поплелся к подъемнику — нарочито медленно, не спеша и лениво. Он залез в кабину, которая закрылась, как только он занял свое место в кресле и провода, соединяющие его с машиной, подключились к костюму. Проверка систем и обратный отсчет времени, раздающиеся в динамиках и снаружи, и внутри кабины, слышались где-то на периферии, вне самого Бэкхёна. Все одно и то же, не было смысла это слушать, как и не нужно было отвечать на какие-то запросы — он должен был лишь занять свое место и ждать приказа. А приказ тоже известен — убийство и еще раз убийство. «Не повредите оболочку робота и желательно самого себя» — вот что важно. И, конечно же: «Устраните цель. Удачи». Бэкхён положил руки на пульты управления — его взгляд застыл на пальцах, скрытых полупрозрачным материалом. Они казались ненастоящими. Неживыми. И он сам давно не был живым. Только кем тогда? Частью механизма? Инструментом? Или все же самым важным звеном во всей цепочке, где именно от его действий зависело выживание людей — тогда лучше бы ему сломаться, потому что этим выживанием однозначно не хочет заниматься. — Три, два, один — запуск! — проревело в динамике и робот вместе с Бэкхёном, который теперь слился с ним в одно сознание и тело, рванул вверх по шахте — на испытательную площадку. Его вжало в кресло, а после чуть подбросило в нем, когда огромные железные ступни коснулись земли. — Цель находится в двенадцати километрах на юго-запад. Задача: уничтожение. Использовать новые ракеты класса Х. Испытание номер: 104. Приступить к выполнению. «Надеюсь, они неправильно их установили, и они рванут, еще не выстрелив», — подумал Бэкхён. Испытание с живым человеком — это ведь так правильно, так в принципах гуманизма. Только он давно не человек — орудие. Главное не забывать, как тебя окрестил весь остальной мир. Главное помнить, кто ты есть, кем являешься — и забыть, что иначе к тебе относится лишь один человек, и тот, скорее всего, ошибался. Оружие, в чьих венах текла кровь, тяжелыми шагами многотонного тела отправилось в нужную точку, где в качестве цели лежали останки той глубинной твари, которую они уже победили — то есть убили. Оружие подняло свою левую металлическую руку — на экране перед ним высветилась цель и наведенный на нее прицел — и нажало на спуск. Все тело дрогнуло от отдачи — ракета в секунды достигла свою мертвую жертву — видимо, ее требовалось совсем стереть с земли, потому что простой смерти было недостаточно. Сначала был звук. Резкий, похожий на высокий писк, разрезающий пространство и барабанные перепонки — все органы внутри будто скрутило, и Бэкхён на момент почувствовал себя вновь человеком, благодаря дикой боли, но это быстро прошло. А после в воздух поднялся столб синего огня — такого же, какой испускали и сами монстры: четкие линии, напоминающие крест, которые зависали там, в небе и пространстве, а после схлопывались и взрывались в самом своем центре, посылая вокруг мощную ударную волну. И не оставляя в эпицентре ничего живого. Разнося все на кусочки. Стирая подчистую. Когда пыль осела, в том месте, куда попала ракета, не осталось ничего, кроме огромного выжженного участка земли — не было видно и частички трупа монстра. Бэкхён замер на месте, смотря в точку взрыва, но не видя никакого смысла в том, что он сейчас сделал. Стер то, что какое-то время было историей, доказательством чьей-то победы и чего-то поражения — оставил лишь пустые страницы, покрытые сажей. Зачем всё это? — Испытание номер: 104, завершено успешно. Пилот, возвращайтесь на площадку. Ждите дальнейших указаний. Главное, что всё успешно, что всё сработало. «Не задавай вопросов», — посоветовал Бэкхён самому себе, даже не надеясь, что это как-то поможет. Тяжелыми шагами он пошел обратно. Добрался до шахты, ожидая, что ее откроют и он спустится вниз, а после вылезет из робота и вернется в свою комнату — тюрьма, но такая уютная. Его личная клетка, где можно спрятаться и попробовать почувствовать себя живым, закрывшись в ванной, где нет камер, и потаскав лезвием канцелярского ножа по своим рукам. Так банально, но боль, жжение на порезах, красные капли густой крови и медленно заживающие шрамики действительно помогали — постоянное напоминание: «Ты — живая плоть». Постоянное ощущение: «Ты — реален». Вдруг по позвоночнику пробежала острая боль, точно сотни игл воткнулись в кожу, между позвонками, защемив их. Бэкхён согнулся в кресле, широко раскрыв рот — крика не было. Лишь скулеж, воздух, вытолкнутый из сжатых невидимой силой легких. Экран перед ним замигал: «Повреждение оболочки». Перед глазами всё плыло, и он едва ли мог прочитать то, что там было написано — но был еще и голос оператора: — Пилот, у вас повреждена внешняя оболочка. Процент повреждения: 20. Что случилось? — нервный голос, напуганный. Бэкхён даже сквозь боль смог вновь усмехнуться — эти придурки потеряли связь с поверхностью спустя пятнадцать минут с начала испытания и даже не знают, что тут происходит. Лишь видят данные с робота на своих экранах, сидя в своем бункере, где на них никто не нападет — так, как сейчас на него, прямо со спины. Так же гадко, как это сделали бы люди. Он обернулся, с трудом заставляя машину держаться на ногах — ударом задело все системы, хоть и не критично. Его ноги тоже болезненно ныли — колени дрожали. — Он не был мертв, — сказал Бэкхён скорее самому себе и захотел рассмеяться — как же все это абсурдно и глупо. — Он, блять, не был мертв! — прокричал он, налегая на пульт управления и ускоряясь — он бежал туда, куда только что стрелял мощной ракетой, способной разрушить все под чистую. Кроме самих тварей из темных вод, для которых это оружие и создавалось. Одну из которых не добили в прошлый раз и выставили здесь, как чертов экспонат, или украшение испытательного полигона, даже не проверив, что тварь эта не мертва, а лишь находится в анабиозе — и та самая ракета только разбудила ее, отщипнув от нее кусочек и заставив перебежать на другое место, подальше, чтобы спрятаться от угрозы, а после — самой напасть на противника. — Пилот, используйте ракеты класса А и АА! Запрещено повторное использование ракет класса Х! Бэкхён навелся на цель и выпустил сразу несколько ракет АА, и как только они взорвались, выпустил еще одну — вторую в комплекте, класса Х. Он собирался добить эту тварь сам. Он снова закипал, будто вытравливая, отвергая любые лекарства, которые вводили ему, и поддаваясь более сильной дикой природе. — К вам выслано подкрепление! Повторяю, не используйте… Сигнал оборвался. Бэкхёна скрутило еще больше, и его бы вырвало, если бы он съел сегодня больше, чем один батончик. В это раз крестообразная вспышка была ярче — и ближе. Ударная волна задела робота — теперь Бэкхён почувствовал сильную вибрацию всей оболочки. При синхронизации в 83 процента, которая высвечивалась в углу экрана, он почувствовал ее, наверно, с утроенной силой. Из его носа хлынула кровь, стекая по подбородку и костюму. Казалось, что сосуды лопнули даже в самом мозгу. Бэкхёна дико мутило — внутри что-то сжалось, заставив его протяжно болезненно простонать, и так же резко отпустило. Сидение под ним намокло, когда моча просочилась через вентиляционные отверстия в костюме. Но его пока не волновал такой дискомфорт — боль в чем-то даже была приятна. Хотелось только убить гада — будто именно он был виноват во всем. Хотя это отчасти было правдой. На экране ничего не двигалось. Бэкхён выглядывал на нем монстра, но когда на горизонте все улеглось, огромная туша — вернее то, что от нее осталось, — лежала, не двигаясь. Теперь, кажется, действительно мертвая. — Цель убита? — спросил Бэкхён у оператора — сигнал все еще не проходил. Он не двигался с места, ожидая нового удара. С другой стороны от него с грохотом из шахты вылетел еще один робот. Он пытался связаться с ним, но голоса двух других пилотов — этого робота пилотировали двое девушек — тоже шли с помехами. — Кажется ЭМИ что-то повредил, — кое-как расслышал Бэкхён. — Он сдох? — снова спросил он. — Вы видите что-нибудь? — Датчики показывают отсутствие активности, — сказала Сынван. — Как сам, Бэк? — спросила вторая девушка-пилот — Сыльги, хотя Бэкхён не то чтобы сильно различал их голоса через динамики, тем более в них все еще шумели помехи, потрескивая белым шумом — просто только она звала его так, сокращенно, почти по-дружески. Бэкхён попробовал вытереть скользким рукавом кровь с лица — конечно, ни черта не вышло. Голова разрывалась от пульсирующей боли. Сидеть в собственной луже было мерзко, но это не мешало. — Все нормально. Давайте просто добьем Лефа, — сказал он и, собравшись с силами, схватился за пульты, направившись в сторону туши. — Так он вроде всё, — запнулась Сыльги, но их робот двинулся вслед за Бэкхёном — прикрывая тыл, который и так был вполне защищен. По крайней мере должен был быть. Сигнал оператора наконец пробился, когда вся их временная команда подошла к Левиафану — так они звали монстров, не придумав ничего интереснее, чем взять имя из мифологии старого мира. Туша действительно не двигалась — и она снова могла быть в какой-то отключке. Бэкхён, слыша достаточно четкий приказ: «Покиньте тренировочную зону. Возвращайтесь к шахтам! Повторяю, возвращайтесь к шахтам» почти надрывным голосом и наплевав на него в который раз, выдвинул из правой руки оружие ближнего боя — что-то вроде большого меча, где вдоль острого лезвия располагался дополнительный лазер, — которое в общем-то никто не любил, да и просто боялся использовать, и начал быстро разгоняться для удара. Он отвел руку назад и наверх, чтобы рубануть со всей силы и добить тварь в прыжке — его датчики так же показывали, что монстр мертв, но Бэкхён не остановился. Он подскочил, подняв огромную массу робота в воздух на десяток метров, и лезвие прошло сквозь панцирь и плоть Лефа, рассекая его пополам. Из тела хлынула черная кровь, брызгая во все стороны. Бэкхён сделал еще три удара, уже не таких мощных, разделяя тушу на несколько частей, чтобы она точно не смогла вновь напасть на него. Все это время второй робот стоял позади, нацелившись на Лефа ракетами, но они так и не понадобились. — Вот сукины дети! — раздался голос командира. — Приказ: возвращайтесь к шахтам спуска, — перебил его оператор и отключился. — Бэкхён, ну какого черта? — спросили девушки в один голос — как обычно синхронно. — Я его убил, — спокойно сказал Бэкхён и развернулся. Он сделал два больших шага, перед глазами вновь потемнело, и рука соскользнула с пульта управления, упав с подлокотника. Бэкхён отключился, безвольно повиснув на проводах и ремнях в кресле пилота. Робот замер на месте, отключившись вместе со своим пилотом. Очнулся Бэкхён уже в медотсеке. Казалось, что прошла минута или две, но после потери сознания всегда такое ощущение — Бэкхёну это было не впервой. Ошейник, чуть сдавливающий шею, он почувствовал сразу же, даже не касаясь его руками, которые он все равно бы не смог поднять — запястья были привязаны к кровати, а к венам, куда-то под бинты, тянулись трубочки капельниц. «Как собаку значит», — подумал он. В горле першило и горчило. Язык лежал во рту гнилым куском мяса, который хотелось откусить и выплюнуть. Бэкхён повертел головой, выглядывая что-нибудь попить — у окна в кресле сидел, уставившись в телефон, Минсок. — Эй… — прохрипел Бэкхён, привлекая его внимание. Минсок поднял на него взгляд. Не вставая с места спросил: — Видишь нормально? — А не должен? — удивился Бэкхён — настолько, насколько вообще мог удивляться в своем бессильном состоянии. — Дай воды. Минсок принес ему стакан воды из кулера и придержал голову, помогая попить. Присел на край кровати и отвязал одну руку Бэкхёна от нее, взяв его ладонь в свою — так просто, будто делал это постоянно. Так просто, будто сами вязки и ошейник ни о чем ему не говорили. Бэкхён тяжело прерывисто вздохнул — только теперь он заметил, что если прикрывает левый глаз, то изображение становится менее четким и более… цифровым? Будто картинка с экрана, а не настоящее зрение. — Он еще не прижился, но через пару недель разница будет почти незаметна, — сказал Минсок. И сразу, предвидя очевидный вопрос, продолжил: — Сбой в системе из-за повреждения оболочки. Большего не знаю, всё пока выясняют. Он аккуратно поглаживал пальцами руку Бэкхёна, но смотрел не на него — куда-то ниже, куда-то в сторону, отводя глаза, будто провинившийся. «Потому что его уволили», — подумал Бэкхён и улыбнулся — в скуле что-то отозвалось болью. Где-то в районе груди и сердца — тоже. Он попробовал подняться — сил было немного, в целом он был слаб, но в принципе ничего не болело так уж сильно, чтобы продолжать валяться в постели. Он отцепил свою вторую руку — Минсок помог ему вытащить иглы капельниц и поправил бинты, которыми были обязаны руки до самых локтей. — Проводишь меня в комнату? — спросил Бэкхён — сам не знал, что он будет там делать и дойдет ли вообще. Но так хотелось просто вернуться к себе, туда, где было хоть что-то свое. Минсок подошел к двери, выглянул в коридор и вернулся обратно. — Пусто, — сказал он, и тем самым дал свое согласие. Он обнял Бэкхёна за талию и закинул его руку на свое плечо. От него пахло чем-то сладким и таким приятным, что Бэкхён сам не заметил, как уткнулся носом куда-то в чужую шею и остановился, пока Минсок все еще пытался дотащить его на себе. — Не можешь идти? — спросил он, а Бэкхён просто повис на нем, обняв уже двумя руками, не желая отпускать. Минсок как-то неловко обнял его в ответ, коснувшись спины — Бэкхён зашипел от прикосновения к позвоночнику, где видимо были гематомы. — Прости, — прошептал Минсок и опустил руки ниже. Они стояли так совсем недолго, а когда Бэкхён смог наконец отпустить своего куратора, то понял, что из его единственного здорового — настоящего — глаза льются слезы. Он утер их и глупо улыбнулся, заметив растерянность Минсока — такой взрослый, отслуживший свое, а все равно боится чужих слез. Они оба не знали, что сказать — и пошли дальше в тишине. Бэкхён чувствовал лишь усталость и желание сбежать отсюда, которое только усилилось после произошедшего. Он проснулся с мыслью: «Я хочу уйти», и до сих пор, добравшись до своей комнаты, переодеваясь в обычную одежду из больничной пижамы — в чем ему помогал Минсок, застегивая пуговицы на рубашке и шортах, потому что пальцы Бэкхёна пока что не слишком хорошо ему подчинялись, — он не переставал думать об этом. Даже смотря на Минсока, заботливо поправляющего воротничок его рубашки. — Давай погуляем? — Слова все-таки сложились, сформировались в нужную фразу. Минсок многозначительно глянул на его шею. — Приказ о моем увольнении пока не подписан, — сказал он. — Но пропуск вроде работает только для лифтов. — Он наклонился, осматривая ошейник. — Эта штука подаст сигнал охране, если ты покинешь свою разрешенную зону. — Да просто пошли, — фыркнул Бэкхён, взял его за руку и потащил за собой к выходу — он знал те проходы, где не нужны были чертовы пропуска. Он лазил через ограды и дыры в заборах еще совсем мальчишкой, и с тех пор мало что изменилось — в мире конечно да, изменилось почти всё, и пляж, и море, о которых Бэкхён часто вспоминал в это бесконечное лето, теперь были зонами боевых действий, а не отдыха и развлечений, но все же через любой забор до сих пор можно было просто перелезть. Они удачно спустились на первый этаж — оставалось лишь пройти по коридору до двери, ведущей на задний двор центра, через который можно было выбраться отсюда. Послышались шаги — Бэкхён замер. Минсок вышел вперед, будто отвлекая на себя внимание, но это не потребовалось. Из-за угла вышли девочки-пилоты — как всегда вместе. Они все делали вдвоем: ели, спали, управляли одним роботом и почти никогда не отпускали руки друг друга — еще одни дети с удивительной синхронизацией, как и с машиной, так и между собой, потому что разница в возрасте между Сыльги и Сынван составляла всего 11 дней — они были как двойняшки. Две, слишком близкие сестры, которые явно — Бэкхён в этом не сомневался — часто переступали черту простой дружбы. И в этом часто он им завидовал — у него-то никого кроме куратора не было. — Уходишь? — просто спросила Сыльги — они не были друзьями, но между пилотами не могло не существовать хоть какой-то связи — они были повязаны одной ношей. — Тебя не выпустят, — заметила Сынван. — Просто идите, куда шли, — по-доброму сказал Бэкхён, не желая создавать еще больше проблем. — Если что, вы нас не видели, — болезненно улыбнулся он. — Возьми это. — Сыльги потянулась пальцами к карману толстовки и достала оттуда белую зажигалку, протянув ее Бэкхёну. Он молча взял ее, сжав в руке — девушки так же молча ушли дальше по коридору. Бэкхён не глядя убрал свой подарок в задний карман шорт. Когда они дошли до дыры, через которую Бэкхён сбегал к дамбе в последние недели, ошейник на нем издал короткий писк. Минсок остановился, посмотрев на него, но Бэкхён подтолкнул его в спину: — Забей. Он уже знал, чем всё закончится. Может, он всегда всё знал наперед. Может, у него была развита интуиция или это банальная логика — сопоставь все элементы и узнаешь, что случится через некоторое время. Но сначала — он хотел побывать в своем месте. И в этот раз — не один. Честно говоря, Минсок понравился ему с самого начала, когда Бэкхёна доставили на эту базу, вырвав из его обыденной жизни шестнадцатилетнего подростка и поставив перед фактом, что он теперь солдат, точнее — пилот, который будет сражаться в боевом роботе и пытаться не умереть раньше, чем убьет Левиафана, вырвавшегося из глубинных вод. Минсок стал ему другом — как бы сильно Бэкхёна не бесила его преданность делу, он все равно каждую ночь думал про своего куратора. И постоянно вспоминал то, как он покусывал губы, смотря на Бэкхёна в стыковочном костюме. То, как он постоянно пытался коснуться его при любом случае. И то, как он всеми силами скрывал свое желание, выдавая свою симпатию, или любовь, что это ни было, за что-то вроде «рабочей обязанности заботиться о подопечном». Бэкхён уже наплевал на всё — теперь пришло время и для нерешительного Минсока. Которому теперь тоже нечего было терять. Бэкхён подошел к ограде, за которой плескалась вода, напоминавшая ему любимое море, рядом с которым он когда-то жил — казалось, это было в прошлой жизни, а не полгода назад, — и повернулся к ней спиной, опираясь на нее больной поясницей. Минсок все еще не отпускал его руку — наверно, они выглядели сейчас прямо как те девочки-пилоты, но в этот момент Бэкхён понимал их как никогда: хотелось просто чувствовать рядом с собой кого-то родного. Он притянул Минсока к себе, совсем чуть-чуть — руки еще болели, — но Минсок и сам подался вперед. Между ними оставалась всего пара сантиметров. Тяжелое дыхание — не от жары, а от заходящегося в предчувствии сердца — выдавало обоих. — Ты так плохо прячешься. — Бэкхён покрепче сжал его плечи — из порезов на руках начала сочиться кровь, окрашивая бинты. Минсок коснулся подушечками пальцев его скулы, провел линию до лба, очертив то место, где в глазницу был вживлен механический глаз — Бэкхён не знал, но он смотрел на Минсока синеватым мерцанием работающей внутри батареи. Он не знал, но сейчас он смотрел так же, как смотрели на него самого Лефы. Бэкхён отцепил одну руку от Минсока и достал зажигалку, которая ему никогда не понадобится. Которая к тому же оказалась пустой — он нажал на кнопку дважды, но огонь так и не зажегся. — Там что-то написано, — сказал Минсок. Бэкхён повертел ее в руке и нашел на ней надпись — буквы черным маркером, чуть стертые от частого касания. — «Я не курю, я просто хочу всё сжечь», — прочитал Бэкхён. И добавил от себя: — Синим пламенем. Минсок обхватил его ладонь, закрывая ее и опуская чужую руку вниз. — Не надо, Бэкхён. — Ты все равно уже мертв. — Еще один факт. — Какая разница? — Бэкхён сократил последние сантиметры между ними и коснулся чужих губ. Он закрыл глаза, но его правый глаз видел будто и сквозь кожу век — размытый образ, что-то такое знакомое, позабытое, с запахом морской соли и шумом волн о берег. Что-то вроде дома. Он видел то, чего здесь не было — никогда не было. На шее снова пискнул прибор — Бэкхён накрыл ошейник своей рукой, чтобы звук не мешал ему жадно обхватывать губы Минсока своими, почти впиваясь в них. Резко. В порыве дикости. Отчаяния. В первый и последний раз. Он почти всхлипывал, когда в ответ Минсок так же горячего целовал его самого — кажется впервые само существование для него было настолько приятно. Хотя бы на несколько минут — пока мягкие ладони водили под рубашкой и больно проводили по синякам, но эта боль Бэкхёну тоже нравилась. После третьего сигнала в его шею воткнулась игла, вводя что-то снотворное или очередное успокоительное — всё закружилось, он обмяк в чужих руках, но не удержался. А может, не захотел, чтобы его удержали. Он упал на колени, упираясь руками в землю. С огромным трудом поднялся — Минсок пытался ему помочь, но он оттолкнул его в сторону. Ограда была совсем рядом. Он перелез ее, держась за поручни влажными ладонями, уже чувствуя, что его вырубает. Повернулся к воде спиной и успел в последний раз посмотреть на своего куратора — нет, пожалуй, на любимого друга. Которого он только что целовал — друга ли? Доля секунды, чтобы запечатлеть это слишком красивое лицо в памяти — и шаг назад. Раздался всплеск. Минсок не спрыгнул вниз, чтобы вытащить своего мальчика из воды — не успел. Он тоже упал на колени. Согнувшись, приложился плечом и виском о землю. Уже не было больно. Вокруг натекала лужа крови. В сотне метров отсюда, в самом начале дорожки стояли два охранника: у одного в руках был пульт управления ошейником, у другого — винтовка. Они стояли на месте– всё произошло слишком быстро. Всё произошло не так, как они ожидали. Плевать на бывшего куратора, но пилот — он должен был просто отключиться, чтобы они вернули его обратно в центр. Он должен был просто… Один из охранников нажал кнопку на рации, прикрепленной чуть ниже плеча. — Вышлите команду спасателей на дамбу, — сказал он, сглотнув комок в горле. — Пилот… — Он сделал паузу, подбирая слова. — Мальчишка упал в воду, — закончил он. «Мальчишка утонул в синем пламени», — сказал бы Бэкхён, если бы вода не забилась в его легкие, перекрыв доступ горячего летнего воздуха. Сказал бы, если бы не выплевывал ее, прогоняя по раздраженной глотке другой воздух — с запахом антисептиков и хлорной стерильности. Теперь руки были не были привязаны, но были закованы — наручники он точно не смог бы так просто скинуть. Тем более в одиночку — в палате никого не было. И не могло быть. Не важно был тогда подписан приказ или нет, жизнь простого куратора ничего не стоила, особенно когда тот куратор чертовски плохо справлялся со своей работой, позволив больному пилоту сбежать, да еще и посмел помочь ему… Нет, Бэкхён не умер — Минсок не помог ему в этом. Конечно нет, ведь его тело все еще было нужно. Ведь его успели откачать. И он не слышал звук выстрела, не видел то, что произошло на дамбе — вода залилась ему в нос, уши и глаз, один из которых продолжал светиться, и благодаря этому его легко выловили. Он ничего не видел, но знал. В тот день все должно было закончиться именно так. Почти так. Его не должны были вытащить. Снова все повторялось. Все по шаблону даже здесь. Он позвал кого-нибудь, но оставался лежать один, прикованный к постели во всех смыслах, еще долгое время — может, это были всего полчаса, а может прошло уже несколько часов, когда к нему пришел доктор и остановился у его койки с планшетом в руках. — Зачем это? — спросил Бэкхён и дернул рукой с металлическим лязгом. — Ты нестабилен. — Значит в бой мне идти не придется? — Хочешь прохлаждаться здесь, пока там умирают невинные люди? Этого тебе хочется? — вдруг повысил голос доктор, крепче сжав в пальцах планшет. — Засунь свой гребаный эгоизм себе в задницу! Я тоже не рад, что должен доверять свою и жизни своей семьи каким-то тупым детям, которые не могут осознать всю глобальность угрозы. Если бы я мог, я бы сам залез в чертового робота. И не ныл бы, как ты. — Он горел от злости. Почти так же сильно, как это бывало с Бэкхёном. И это, если честно, доставляло удовольствие — бесить этих ублюдков. — Да, я лучше полежу тут, — сказал Бэкхён, состроив умиротворенное лицо. Наручники крепче затянулись на его запястьях — до содранной кожи. — Вот и полежи! — рыкнул доктор, нажал что-то в своем планшете и вышел — заперев дверь на замок, который пискнул с той стороны. Бэкхён подергался в постели — отсюда точно не вырваться. Пока только он не понадобится. Пока только… За ним вернулись — спустя неопределенное количество времени. Снова часы? Или уже дни? Он не знал. Все это время, лежа один в почти пустой комнате, с закрытыми окнами, скрывающими от него внешний мир, он просто спал. А если не спал, то старался не думать — входить в транс, наблюдая лампу на потолке, царапая ногтями кожу на ладони там, куда мог дотянуться. Лишь бы не думать, потому что когда нет мыслей, то будто бы нет и человека — нет тебя. Когда он снова понадобился, его резко разбудили, освобождая ему руки и кидая в них стыковочный костюм. Ошейник и так уже был на нем. — Давай без глупостей, — сказала женщина, которую он не знал. Рядом с ней стоял доктор, все еще злобно зыркая на Бэкхёна. Он проверил его показатели и состояние организма — в этот раз не стал делать никаких инъекций, а Бэкхён, хоть его руки и болели, не стал просить обезболивающего. Оно ему все равно бы не помогло. Не теперь. Доктор кивнул женщине, и она под руку повела Бэкхёна к лифту. Они проехали молча несколько этажей — цифры с минусами сменялись на табло. Женщина хмыкнула и обратилась к Бэкхёну. — Не хочешь спросить, кто я? — Очередной надзиратель. — И так было ясно, кто она. Так же ясно, как и что случилось с Минсоком. Так же ясно, как и что будет делать Бэкхён, едва сядет в робота и выйдет на поверхность, окажется подальше отсюда. Все было так просто, что было даже странно видеть, как все эти люди наивно надеются на него. — Куратор, — поправила она. — Ким Тэён. — Она протянула свою маленькую ладонь — Бэкхён не стал ее пожимать. Она вновь хмыкнула. — Будет лучше, если мы подружимся. — Будет лучше, если Леф всё тут разнесет, — буркнул Бэкхён — в присутствии женщины, даже скорее девушки, которая казалась слишком миниатюрной для солдата, хотя очевидно слабой была только внешне, ему было неловко, и он не стал выделываться, как обычно. Хотя и смысла в этом тоже уже не было. Кому-то что-то доказывать? Зачем это? Вообще единственный, с кем ему было комфортно находиться рядом, теперь был мертв — единственный, с кем ему вообще хотелось находиться рядом. И вряд ли он уже успеет найти второго такого — или сблизиться с этой Тэён. Вряд ли он вообще что-то успеет сделать. Он вспомнил про свою зажигалку — она наверняка покоилась где-то на дне, под водой, там же, где должен был остаться и он, утонув в синем пламени. Где, пожалуй, осталось все, что у него было, что он мог держать в своих ладонях тот короткий отрывок времени. Он коснулся своих губ, провел по ним подушечками пальцев и скользнул языком, облизывая их — Минсок целовал его в свои последние минуты. Бэкхён был его последними минутами. Трагичная история… любви? Скорее симпатии. У них все равно ничего бы не вышло — Бэкхён знал себя. Знал, что не сможет отдать себя больше, чем для поцелуя. И знал, что как бы Минсоку не хотелось, он бы тоже не стал идти дальше — ни по какой дорожке. Это все тоже было очевидным. И таким глупым. Если бы они встретились в другое время, может что-то бы случилось — хотя зачем? Бэкхён знал себя, но не знал его — кем был Минсок, каким был человеком вне работы, вне центра, было ли у него что-то, из-за чего он так, всем сердцем, верил в программу, поддерживал ее, даже не пытаясь вмешаться и изменить хоть что-то, даже ради одного пилота, к которому его приставили. Бэкхён не знал суть того, что он ненавидел в Минсоке, как не знал и того, чем он ему нравился, чем притягивал его взгляд, его губы и — тогда, в последний момент — руки. Его руки все еще были забинтованы — порезы в основном были неглубокими, но либо медсестры волновались по малейшему поводу, обрабатывая его раны каждый раз, как он попадал в медотсек, либо, что казалось более вероятным для самого Бэкхёна, хотели спрятать его страшную изуродованную кожу. Кожу, покрытую болью. Доказывающую ему то, что стоило осознавать и другим людям — они все тут из плоти и крови. Не из кусков металла. «Хотя теперь уже нет», — подумал Бэкхён. Захотел коснуться и своего нового глаза, но опустил руку — он не успел свыкнуться с тем, что на какой-то процент его тело стало механическим, еще не понимал, как к этому относиться. Сама потеря органа его не волновала, но его замена — чтобы привыкнуть требовалось время. Разве что теперь он ощущал в себе большую принадлежность к роботу. Большую синхронизацию — ведь это им и требовалось, да? Это он им и даст. В последний раз. Он не стал интересоваться зачем его вызвали, зачем снова привели сюда и отправили в робота. Не было важно какого монстра и где именно ему придется убивать — и сегодня тем более. Ничего не имело смысла. Возможно, смысла в жизни Бэкхёна, во всем том, что он когда-либо делал и думал никогда и не было. Возможно, в том его первом и последнем поцелуе его тоже не существовало — лишь минутная слабость и тупая надежда, какие-то там чувства, гормоны. Какая-то там вера, которую он сам не успел расшифровать с чужих губ. Бэкхён сидел в своем кресле, не спеша брать в свои руки управление машиной. В груди сильно тянуло, будто его ударили — кулаком, пробив грудную клетку, раздвинув ребра и забравшись за них пальцами, чтобы сжать ими сердце. И вырвать его. Как вырвали его самого из нормальной жизни — и люди, и монстры, и может быть дурацкая судьба. Как вырвали из него самого последнее хорошее чувство, оставшееся сладким призрачным вкусом во рту и грустным голосом, просящим не делать чего-то, о чем пожалеешь. Только Бэкхён не жалел — уж точно не о том, что позволил себе получить хотя бы капельку чего-то вроде любви, пусть и бессмысленной. Зато жалел о многом другом. Например, о том, что он не утонул. Не умер с Минсоком в один день — а так хотелось, если честно. И до сих пор тоже. — Четвертый, — на связь вышел оператор, обращаясь к Бэкхёну по номеру его робота. — Следуйте за Вторым. Бэкхён посмотрел на карту, где высвечивался красной мигающей точкой робот Сыльги и Сынван — они вышли раньше и уже успели отойти от площадки на несколько километров. Их снова отправили вместе, будто считая, что в такой команде Бэкхён лучше справится. Будет следовать приказам. Но он не то чтобы собирался следовать чему-либо — и за кем-либо. Он разогнался и побежал по дуге примерно в то место, где их ждали Лефы — к побережью. «Хороший будет вид», — подумал Бэкхён. Он обогнал шагающего второго робота — отклонил его сигнал, продолжая бежать вперед, будто там ждала красная лента, которой необходимо было коснуться первым, чтобы выиграть какое-то состязание. Чтобы победить. Только в какой игре? Он вылетел на песчаный пляж, с которого просматривался весь горизонт и бурлящая вдали вода — с каким призом? — Пилот, дождитесь Второго. Работайте в команде, — оператора отключить было нельзя — его слова прозвучали как просьба, испуганного возможной угрозой человека. Угрозой, которая непременно достигнет его, если один нестабильный мальчишка не станет выполнять свою работу. Но Бэкхёну не было их жалко. Он не единственный и вполне заменимый — Минсок ошибался. Есть еще три робота и огромное количество подростков, которых можно перебрать, найти того, чья синхронизация окажется выше, и засунуть его в машину — у них есть варианты и есть выбор. У Бэкхёна их уже не было. Он выпустил ракету в воду, туда, где из нее уже появилась часть тела Лефа, и побежал дальше по пляжу, заманивая монстра. Тот выплыл, наполовину высунувшись из воды, и рядом с Бэкхёном разрезал пространство синий луч, выжигающий все на своем пути. Он увернулся скорее по привычке — цокнул языком, ругая сам себя. Пробежал подальше, заметив, что монстр подплывает ближе к берегу. Второй робот тоже наконец вышел к морю. — Бегите в другую сторону, — попросил Бэкхён, подключаясь к его сигналу. — Мы не бросим тебя! — крикнула Сыльги. — Сделаешь это в более подходящий момент, — сказала Сынван — Бэкхён почти улыбнулся. Она знала в чем дело, она понимала. И осознавала, вместо самого Бэкхёна, что сейчас он поступает непростительно. Да, он мог сделать это позже. Сделать это так, чтобы никому не мешать. Но хотелось сейчас. Потому что сил больше не было — он больше не вернется на базу, не будет лежать прикованным к кровати, не будет носить чертов ошейник. Он больше не будет никому подчиняться, потому что он свободный — и плевать на всех остальных. — Я попрошу еще раз: идите в другую сторону. Иначе вас тоже заденет. — Бэкхён выпустил еще одну относительно слабенькую ракету по приближающемуся Лефу, задерживая его. — Пожалуйста, — сказал он. Голос вдруг дрогнул на этом слове. Щеки стали мокрыми от слез — точнее лишь одна щека. — Пожалуйста, — повторил он еще раз. Губы кривились, подбородок дрожал, а руки слабели, не желая держаться за пульты управления. В динамиках раздался вздох. Никто их не перебивал, хотя все должны были слышать это — и активировать ошейник, чтобы усмирить бешеного пса, сорвавшегося с цепи. Но ошейник не издавал никаких звуковых сигналов, как и не передавал приказов оператор, замолчавший, со страхом слушающий переговоры пилотов. В полной тишине второй робот, нарушая все приказы, начал отдаляться от берега, оставляя Бэкхёна наедине с его последним монстром. — Спасибо, — уже не в микрофон, уже никому не слышное. Леф наконец вынырнул полностью в паре десятков метров от берега. Бэкхён медленно зашел в воду. Он раскинул руки в стороны, будто отдавая себя этой воде, этой глубинной злой твари, нападавшей на таких же злых людей. Будто принимая крещение — в этот момент ему хотелось верить в загробную жизнь, душу и прочие вещи, описанные в запрещенных писаниях. Хотелось принять любую веру, лишь бы встретиться с одним человеком еще раз — что бы он сказал ему? Пожалуй, ничего особенного. Но обнял бы снова. И снова вдохнул бы его сладкий запах. Снова почувствовал себя живым без боли. Может, назвал бы его по имени, но шепотом, чтобы слышали лишь они двое. «Минсок, кем ты все-таки был, а? — подумал Бэкхён. — И кем был я?». Левиафан, огромный, как сам боевой робот, которым управлял Бэкхён, поднялся во всей рост, угрожающе проревев и раскрыв пасть, где в глотке мерцала синева. Вокруг было синее море, над головой такое же ярко-голубое небо — стояло бесконечное лето, и где-то сейчас стрекотали цикады, брызгали прохладной водой фонтаны и капало на пальцы тающее мороженое. Кто-то купался в мирных морях, зная, что там нет никакой опасности, и смеялся, когда ему в лицо брызгали водой. Все это происходило на другой планете, на другой Земле. На этой же кто-то стоял в воде, которую не чувствовал, и принимал свою смерть — чье-то давнее желание исполнялось. Синий луч ударил Четвертого прямо в грудь. За долгие секунды он прожег несколько слоев прочной обшивки, защищающей ядро. Бэкхён закусил губу, чтобы не кричать от боли — он всё чувствовал на себе. И высчитывал следующие секунды, делая долгие паузы между ними, как сломанные часы — время, за которое синее пламя доберется до ядра его робота. Пять, четыре — он подходил к Лефу все ближе. Три, два — луч бил из пасти, плавя метал. Один — лапа поднялась, чтобы отбиться от робота, но тот обхватил монстра своими железными руками. Ноль — и ничего не осталось. Взрывная волна дошла и до Второго, который уже успел отойти на более-менее безопасное расстояние, игнорируя все сигналы из центра запуска — девушки держались за руки, бросив пульты управления, и смотрели туда, где оставили своего напарника, друга, с которым едва ли были близки более, чем бывают близки с обычным коллегой. Чем бывают близки с тем, с кем вместе тащат тяжелый груз, ухватившись за него с двух сторон, но тот лишь выпадает раз за разом, и каждый последующий раз его все сложнее поднять вновь. Все сложнее продолжить путь. И их друг, которого они едва ли знали, как и всех остальных здесь, этот путь не выдержал. Бэкхёна этот груз раздавил. Но их — нет. Они пока что держались. И могли идти дальше лишь по одной причине — они не были одиноки. — А ты никогда не хотела умереть? — спросила Сыльги, не поворачиваясь к своей девушке и второму пилоту. Она сглотнула — в горле стоял ком. Голова гудела из-за небольшого урона оболочки, нанесенного взрывом. Она бы знала, если бы у Сынван были такие мысли. Знала бы, даже если бы это был лишь секундный порыв — все равно бы почувствовала. И все же она спросила, чтобы быть уверенной. Но однозначного ответа не получила. Сынван крепче перехватила ее руку. Они говорили, не раскрывая рта, но даже так — она молчала. Не находила слов. И не знала, хочет ли жить в таком мире. Стоит ли продолжать бороться за место, в котором твоя жизнь все равно ничего не стоит — она сморгнула соленые капли с ресниц и отрапортовала, посмотрев на датчики: — Цель уничтожена. Перевела взгляд на сидящую рядом девушку, которая застыла, словно каменная, в своем кресле, не отводя глаза от экрана. Обеим было тяжело дышать и хотелось поскорее покинуть душную кабину, забраться повыше — на крышу или холм, да куда угодно, — чтобы подставить лицо ветру и попытаться вновь вдохнуть полной грудью. Если это получится. — У нас все равно нет выбора. — Они подумали об этом вместе, почти в одну секунду, и отпустили руки друг друга, чтобы взяться ими за пульты и двинуться подальше отсюда. Подальше от этого пляжа, унесшего еще одну страдающую душу. От моря, поглотившего еще одно искалеченное тело.