Аукцион

Аукционный зал медленно наполнялся людьми. Это было небольшое помещение человек на сто пятьдесят — как принято говорить, чисто для своих. Сегодня был особый день, и на столь значимое событие собралась почти вся верхушка города. Дамы в красивых нарядах толпились у длинных обеденных столов. Кавалеры, напротив, решили сначала хорошенько опробовать весь ассортимент бара. Там и сидел наш главный герой, Порфирий Петрович. Дорогой итальянский костюм сидел на нём как влитой. Порфирий Петрович не любил столь пафосные мероприятия, больше предпочитая охоту или другие виды времяпрепровождения. Но когда ему позвонил его старый друг, Антон Дмитриевич, и спокойным монотонным голосом рассказал, что главным лотом будет то самое, что так давно искал Порфирий Петрович, наш главный герой без раздумий согласился, отменив все планы. Порфирий Петрович жестом показал бармену на стакан, и они поняли друг друга без слов. Через несколько секунд стакан был полон. Осмотрев зал, Порфирий Петрович увидел знакомое лицо. В нескольких метрах стоял его бывший коллега — Андрей Романович Щелканов, огромный мужчина с длиной бородой. Даже Порфирий Петрович со своими метр девяносто пять выглядел на фоне Андрея Романовича как карлик. Порфирий Петрович махнул рукой Андрею Романовичу, подзывая его к бару. Андрей Романович широко улыбнулся и, прихрамывая, подошёл к барной стойке. — Порфирий Петрович. — Андрей Романович, — они обменялись крепкими рукопожатиями. — Сколько лет, сколько зим! — Андрей Романович сел на стул, что стоял у стойки. Даже сидя, он был на несколько голов выше Порфирия Петровича. -Да не упомнить уже… Лет, наверное, двести тридцать, — Порфирий Петрович поднял взгляд в потолок, пытаясь вспомнить, когда последний раз видел Андрея Романовича. — Нет, все-таки двести сорок, а ты почти не изменился. — О, Порфирий Петрович, как быстро идут годы. Ещё вчера же… Помнишь, как людей ссылали? — Да, были годы, — Порфирий Петрович глубоко вздохнул, ему было приятно вспоминать те времена. — Бармен, налей моему старому другу то же, что и мне, — тот молча кивнул и поставил пустой стакан перед Андреем Романовичем. — Андрей Романович, а помнишь минус три тысячи семьдесят девятый?.. — О да, Порфирий Петрович, хороший был год. Тогда мы окраины Вавилона чистили, сколько «убежавших»… Тысячи, сотни… Не понимали ведь, что после смерти их ждёт что-то большее. Эх, люди, никогда их не понимал. — Андрей Романович, а ты не задумывался, что может зря мы так с ними? — Да ты что, Порфирий Петрович! Где они, а где мы? Трусы они все, у них было выбор, и они его сделали, — Андрей Романович явно возбудился. — Не запрягай раньше времени. Ну, представь, рождаются они, живут, взрослеют, любят друг друга, а потом в тридцать должны придти к нам. А если у них дети, жёны, жизнь? Андрей Романович, ты об этом подумал? — Андрей Романович широко заулыбался. Кажется, весь разговор ему виделся просто странной шуткой. — Ну, Порфирий Петрович, смотри — вот возвращаем мы человека-индивида, мы же все ему даём знания партнёра схожего, он может получить, что хочет, и в один прекрасный момент (он знает, в какой) он умирает. Мы же посчитали — тридцать три года это достаточно для того чтобы прожить жизнь достойно, а потом умереть. Люди должны понять, что лучше жить когда знаешь, что будет дальше, — Андрей Иванович сделал большой глоток, поморщился и поставил стакан на место. — А как же «убежавшие», помнишь? — Ах да, те, кто решил не подчиняться. Говорят, это был сбой. Ты уже ушёл от нас, когда программу восстановили, и после этого следующему поколению внушили, что так поступать лучше не надо. — Но как вы же лишили людей последнего — иллюзии выбора?.. — Понимаешь, Порфирий Петрович, так было надо. — К Андрею Романовичу подошла невысокая брюнетка в красивом вечернем платье. — Знакомься, Порфирий Петрович, это моя супруга — Ирен Сергеевна. — Очень приятно, — сказала девушка. — Взаимно, — ответил Порфирий Петрович. — Андрей Романович, пойдём, а то сейчас уже начнётся, — промурлыкала Ирен Сергеевна. — Ладно, Порфирий Петрович, пойду я. Было приятно поговорить, — Андрей Романович протянул руку. — Взаимно. А можно узнать, Андрей Романович, где твой первый супруг — Марк Николаевич? На секунду в глазах Андрея Романовича мелькнули слёзы. — В инвалидном доме. Не смог он, сейчас без рук да без ног. Немного не смог, совсем чуть-чуть…

***

Аукцион начался ровно в двадцать три двадцать пять. Все заняли места согласно купленным билетам. Такие мероприятия происходили довольно редко, и здесь были все свои. Посреди зала стоял небольшой подиум, на котором расположилась трибуна. За ней и стоял главный организатор — Антон Дмитриевич. Порфирий Петрович сидел в самом углу комнаты и ждал. Ему нужен был последний лот. Ради него он и жил последних двести пятьдесят лет. Всё сводилось именно к этому моменту. Двери зала почти закрылись, но в последнюю секунду в зал забежал Андрей Романович и его спутница. Девушка прошла вдоль зала и села рядом с Порфирием Петровичем.

***

— Здравствуйте, дамы и господа, я рад вас приветствовать на первом в этом году аукционе. Думаю, пора начинать. Позади Антона Дмитриевича загорелся большой экран. — Первым лотом сегодня будет… Татуировка со спины отца коммунизма Владимира Ильича Ленина! Начальная ставка — пятьдесят лет жизни. В воздух сразу взлетело несколько рук. — Повышаю до пятидесяти пяти. — Повышаю до шестидесяти. Порфирий Петрович широко улыбнулся. Как же людям важно иметь остатки прошлого… А ведь через сорок лет они сравняются с тем временем, когда и жил отец русского коммунизма. — А вот как Вы думаете, Порфирий Петрович, — сказала спутница Андрея Романовича, — сколько мне лет? — Порфирий Петрович посмотрел на неё оценивающим взглядом. Уж что-что, но вкус на женщин у Андрея Романовича был отменный. — Ну даже не знаю. Может быть пятьдесят? — Порфирий Петрович не хотел разговаривать, ему просто хотелось побыть одному. — Сто лет раз! Сто лет два! Сто лет три! Продано. Татуировка со спины отца русского коммунизма достаётся Ольге Игоревне. — Ну Вы даёте, Порфирий Петрович, мне семьдесят шесть. — Вы выглядите чуть моложе. — Итак, второй лот… Рукопись Фёдора Михайловича Достоевского «Идиот». Начальная ставка — сто лет жизни. — Сто пятьдесят, — крикнул невысокий мужчина. — Так вот, Порфирий Петрович, зачем Вы здесь? — Порфирий Петрович не знал, что ответить… Хотя знал, но не стал. — Ирен Сергеевна, пожалуйста, не нужно пытаться добиться моего внимания. Для меня Вы слишком молоды, и Вы в паре с моим старым другом. — На деликатный отказ в общении девушка никак не отреагировала. — Триста лет раз! Триста лет два! Триста лет три! Продано Захару Николаевичу. Порфирий Петрович откинулся в кресло. Время тянулось слишком медленно, да ещё и навязчивая девчонка. И где Андрей Романович её только нашёл… Прошло ещё около часа. С молотка ушёл череп Пушкина. Пистолет Адольфа Гитлера. Правая рука Льва Толстого. И тут Антон Дмитриевич объявил последний лот. — Смерть, господа! Начальная ставка — тысяча лет. В зале начали перешептываться. Смерть разыгрывалась раз в тысячу лет, и это был второй случай за всю историю. Сегодня был минус двухтысячный год. — Тысяча сто, — Порфирий Петрович поднял руку. Мысли крутились в голове. Наконец-то это случилось. Годы, вечность… Он уже всё проклял, он ненавидел себя за то, что делал. — Тысяча триста, — Порфирий Петрович обернулся и увидел тут самую Ирен Сергеевну. — Тысяча четыреста, — Порфирий Петрович поднял руку. Что это сука делает, зачем ей смерть?! Она стояла позади него. — Тысяча пятьсот, — повторила девушка. — Что ты делаешь, Ирен Сергеевна? — Посмотри на меня и вспомни. Порфирий Петрович вспомнил. Он знал девушку, и это было только начало. Её семьей были «убежавшие». Они не хотели подчиняться, и именно после того случая Андрей Романович стал хромать. Они были последними. Небольшая кучка людей, что спрятались в заброшенном здании. Первым пошёл Андрей Романович. Порфирий Петрович ждал на улице. Услышав два выстрела, он зашёл в здание. Это была небольшая больница, свет горел только в одной комнате, куда и сейчас шёл Порфирий Петрович. Дверь была открыта. Когда Порфирий Петрович заглянул в комнату, его едва не вырвало: на полу лежало два трупа — женский и мужской. — Андрей Романович, где ты? — Я тут, Порфирий Петрович. Зайдя в комнату, Порфирий Петрович увидел небольшой закуток, скрытый шторкой. Отодвинув ткань, Порфирий Петрович увидел Андрея Романовича. Тот стоял у стены и смотрел на маленького мальчика. — И что будем делать? — Порфирий Петрович наставил пистолет на ребёнка. — Он же ребёнок. Он не виноват, что его родители такие, — Андрей Романович встал перед мальчиком. — Ты не понимаешь, Андрей Романович, мы должны убить его. — Мы ничего никому не должны, Порфирий Петрович. — Ты нарушишь приказ? Ты хочешь потерять то, что они нам дали? — Ладно, Порфирий Петрович, ты прав. Я сам это сделаю. Выйди отсюда. Порфирий Петрович посмотрел в глаза друга — он знал, что так надо, что им дали шанс. Выйдя на улицу, Порфирий Петрович услышал выстрелы. — Тысяча пятьсот раз! Тысяча пятьсот два! Тысяча пятьсот… — Две тысячи. — Я вспомнил, ты тот самый мальчик. Ты сильно изменился. — Андрей Романович спас меня, а ты хотел убить. А теперь я не дам умереть тебе. — Не надо, прошу, я хочу умереть. — Ты будешь жить… — Две тысячи лет два, две тысячи… Тишина, только тишина… Или же Порфирию Петровичу просто так показалось, но последнее, что он сделал, это поднял руку вверх и крикнул: — Пять тысяч лет, — у него не было столько, все об этом знали. Ни у кого столько не было. Время нельзя обмануть, и через несколько минут он пожалеет об этом. Порфирия Петровича подняли с пола и протащили вдоль зала. Он тщетно пытался убежать, но не мог — его крепко держали. Это был конец: ты не можешь соврать, сколько у тебя времени. Порфирия Петровича кинули на выдвинутый стол. Никто не расходился. Многие ждали именно этого — очень редко случалось, что казнь происходила на аукционе. Ноги и руки Порфирия Петровича привязали. Теперь он не мог даже пошевелиться. Антон Дмитриевич поднял вверх руку. — Ты знал, что нельзя лгать. — Ты знал! — подхватила толпа. — Смерть за Смерть, — крикнул Антон Дмитриевич. На сцену поднялся невысокий человек. В его правой руке легко угадывалась ручная пила по дереву, а в левой — мясной топор. — Кровь за кровь! — крикнула толпа. Порфирий Петрович молчал. Это был единственный шанс умереть — если он закричит, то навсегда останется таким. Он напряг ногу, как только мог, закусив нижнюю губу. Сейчас будет больно. Помощник оголил ноги Порфирия Петровича, наметил место чуть ниже паха и перетянул ногу жгутом, а затем, наметившись, начал пилить. «Боль — это только слово», — подумал Порфирий Петрович. Пила постепенно срезала всё больше и больше плоти. Небольшие кусочки мяса разлетались по сторонам, кровь лилась небольшими фонтанами. Если бы не жгут, то Порфирий Петрович уже бы умер от потери крови. Самое сложное это кость: на середине ноги пила застряла. Помощник достал топор, двумя ударами освободил пилу и отделил ногу от тела. Порфирий Петрович молчал. Он просто не мог кричать, повсюду была только боль. Антон Дмитриевич взял отрубленную ногу и поднял над собой. Кровь заливала его лицо. — Кровь за кровь! — кричала толпа. Помощник достал ещё один жгут и перетянул левую ногу. Тут он не стал церемониться и нанёс основательный удар. — Смерть, где ты, забери меня… — Порфирий Петрович закричал, как кричит зверь, которого ведут на убой. А толпа так и кричала: «Кровь за кровь!»… P.S. Спустя год или чуть больше. Андрей Романович с Ирен Сергеевной подъехали к дому инвалидов. Сегодня было тринадцатое марта. Каждый месяц тринадцатого числа Андрей Романович приезжал к бывшему супругу. Андрей Романович взял под руку Ирен Сергеевну, и они зашли в инвалидный дом. Поднявший на третий этаж, Андрей Романович увидел самого близкого ему человека, Марка Николаевича, и рядом с ним сидел Порфирий Петрович. Они о чём-то громко спорили на подоконнике. Увидев Андрея Романовича, Марк Николаевич помахал ему культей правой руки. Ирен Сергеевна не стала заходить, она стояла в проходе. Подойдя к бывшему супругу, Андрей Романович наклонился и обнял его. — Привет, дорогой, как у тебя дела? — Спросил Андрей Романович. — Хорошо. Слушай, Андрей Романович, тут Порфирий Петрович хотел поговорить с нашим сыном, — Марк Николаевич показал обрубком в сторону Ирен Сергеевны. — А где Порфирий Петрович? — А вон видишь кресло у стены? — Марк Николаевич кивнул в сторону кресла, стоявшего спинкой к ним. — Ирен Сергеевна, подойди к креслу, с тобой хотят поговорить. — Да, Андрей Романович, — Ирен направилась к креслу, по пути думая, кто же может ее звать. В кресле она увидела Порфирия Петровича, сидевшего в пол оборота. Она думала, что он не выжил. Это был уже не тот человек, которого она видела в детстве — сейчас перед ней сидел инвалид без рук и без ног. — Привет, Ирен Сергеевна. — Привет, Порфирий Петрович. — Я понимаю — ты можешь меня ненавидеть, Порфирий Петрович. — Нет, девочка, за это я тебя простил. Но у меня есть к тебе просьба. — Да, Порфирий Петрович, для тебя, что угодно. — Обними меня, — Ирен Сергеевна наклонилась над остатками Порфирия Петровича и крепко обняла его. Этого ему хватило. Он вцепился зубами в её шею, кровь лилась ему в рот. Она пыталась столкнуть его с себя, но не могла. Через несколько минут его уже оттащили от мёртвого тело Ирен Сергеевны…