Undertow

Стайлз серьезно задумывается над тем, что неплохо было бы заложить окно кирпичом. Он все равно не пользуется им по назначению. Оно давно превратилось в проходную дверь, через которую в дом постоянно лезут всевозможные оборотни и прочие чудища, таящиеся во тьме ночной. Того гляди настоящий горный лев заберется в комнату (просто потому, что никто не удосужился закрыть за собой упомянутое окно) и растерзает парня, пока тот спит, а потом всем станет стыдно за то, что не ценили его при жизни. Друзья соберутся оплакать обезображенный труп и горько обо всем пожалеют. Сегодня нелегкая принесла Дерека, вкупе с ночной прохладой, аурой перманентного недовольства и легким душком катастрофической неспособности заводить отношения с людьми (чем бы это ни пахло). Стайлза так и подмывает швырнуть в него учебник по истории. Того гляди, попадет еще. — Привет, Дерек. Проходи, не стесняйся. Можешь затаиться в уголке. Ты наверняка и без моего позволения это сделаешь, — даже не поднимая головы, произносит он. — Мне нужна твоя помощь. Подобное начало разговора совершенно не удивляет юношу. Хейл настолько невоспитанный, что никогда не говорит «привет», не справляется о чужом здоровье и не обменивается прочими любезностями, как нормальные люди. Даже стань они закадычными друзьями, Дерек так и остался бы грубым и требовательным с ним. Стайлз готов поклясться, что оборотень не изменил бы своего отношения. От дружбы с ним наверняка нет никакой выгоды. — Тебя часом не прокляли наличием хороших манер? Я слышал, что подобное необратимо, — говорит сын шерифа расплывчатому пятну, отражающемуся на дисплее его компьютера, по-прежнему притворяясь, что ужасно занят. Дерек ставит на стол рядом с ним горшочек с какой-то чернильной субстанцией. Та хлюпает и медленно стекает по стенкам сосуда, по густоте напоминая краску. — Мне нужно, чтобы ты воспользовался этим для нанесения символов на мою кожу, — сообщает Хейл, подсовывая ему пачку распечаток и не предоставляя возможности отказаться. На них — ряд непроизносимых слов и непонятных повторяющихся знаков, точек, закорючек и линий. Да, похоже, что на этот раз тактика «игнорируем Хейла покуда сам не уйдет» не сработает. Парень берет в руки горшочек, а тот оказывается гораздо теплее, чем ожидалось (предположительно — вследствие того, что последние полчаса находился у оборотня под курткой). Стайлз легонько взбалтывает содержимое и разворачивает свое кресло к гостю. Судя по всему, он пропустил нечто важное, о чем Скотт не удосужился сообщить. — Почему? Что происходит? — Потому что нечто очень плохое может произойти, если ты этого не сделаешь! — рычит Дерек, словно парню не позволено задавать вопросы. (Этому не бывать, если что: ждать, что Стайлз перестанет интересоваться беспокоящими его фактами — все равно что приучить оборотней стучать в двери перед тем, как войти). — Это не объяснение, а пустая угроза, в лучшем случае. Ты же понимаешь, что я ни за какие коврижки пальцем о палец не ударю ради тебя, прежде чем узнаю все, что полагается? Если что-то происходит, я обязан быть в курсе… Хейл делает шаг вперед, заметно разочарованный их беседой: — Это не имеет ни малейшего отношения к МакКоллу или кому-либо из твоих знакомых. — Я не об этом спрашивал. Стилински выдерживает паузу. Он тоже может быть упрямым, если захочет, даже перед лицом могучего альфа — оборотня и его привычки разбрасываться направо и налево угрозами кровавой расправы, в случае если люди не подчиняются ему мгновенно. Парнишка не оставляет надежды излечить этот недуг, но процесс слишком медленный и болезненный, в основном — для самого Стайлза. — Это — защита, — щелкает зубами Хейл. — Допустим. Это я могу понять: магическая защита, но от чего? Судя по выражению лица Дерека, он совершенно не намерен отвечать на данный вопрос. — Обожаю наши с тобой непринужденные беседы, — язвит Стилински. — И то, как ты легко раскрываешься. Мина остается такой же непроницаемой. Старшеклассник готов дать руку на отсечение, что быстрее состарится, чем дождется от гостя подробностей. — Ладно, почему же ты приперся ко мне, а не к Бойду с Эрикой? Хейл становится еще мрачнее. Очевидно, объяснять это ему хочется еще меньше. — Они не смогут этого сделать, — холодно выдавливает из себя альфа. — Из-за того, что они оборотни или ты их просто не просил? Уж простите, Стайлз не в курсе, как вся эта волшебная хрень работает. Знай он, что доведется сегодня прикидываться ведьмаком (а для этого кое-кто должен был как минимум позвонить и предупредить заблаговременно), подготовился бы заранее. — Ни то, ни другое. — Честное слово, ты хоть бы намекнул мне, Дерек. Мы с тобой что — в «Двадцать вопросов» играем? Если да, то вынужден разочаровать: получается у тебя отстойно. — Тебе не обязательно это знать. Голос у Хейла все еще злой, что лишь убеждает парнишку в собственной правоте. Происходит что-то странное и его должны посвятить в подробности, иначе он не сможет помочь. — Я уверен, что для боди-арта на чужом теле наличие специальных навыков не обязательно. Следовательно, это какие-то чары, да? Хейл играет желваками. Тянуть из него подробности — что зубы голыми руками рвать, честное слово. — Короче, я ничего делать не собираюсь до тех пор, пока мне не скажут, почему обязательно именно мое участие, ведь это нифига не подозрительно. — А если точнее, то если это ситуация а-ля «скормить волкам того, кого не жалко», то парнишка не желает иметь с ней совершенно ничего общего. — Я в курсе, чем обычно оборачивается что-то подозрительное. Ничем хорошим. Точнее — плохо в итоге будет конкретно мне. — Они не в состоянии сделать это, — бурчит Дерек, дергаясь при этом так, словно он не в восторге от того, как развиваются события от слова «вообще». — Почему же, черт подери? — настаивает Стилински. — Потому что никто из них больше не девственник. Последнее слово он явно не собирался произносить настолько громко — это заметно по тому, как быстро утихает гнев альфы и сжимаются челюсти. В этот миг парень радуется, что отец на работе. Нет, серьезно? А то ему остального сверхъестественного дерьма мало было, теперь еще и это. Вселенная явно составила длиннющий список всевозможной магической хрени (в котором его девственность даже не на первом месте), единственной целью которого является усложнить Стайлзу жизнь. — Вот тебе раз! Обалдеть! Ну и козлина же ты! — сухо реагирует подросток. Гость тычет пальцем в листок, все еще лежащий на его письменном столе и заявляет: — Тут специально указано, кто должен наносить символы. Если не соблюсти условие, ничего не выйдет. — И, понятное дело, первым кандидатом в твоем списке был я, да? Спасибочки за это большое! — сердито фыркает Стилински. — Честное слово… А что, если я не достаточно квалифицирован для выполнения подобной задачи? Дерек скептически смотрит на него, не отводя взгляда. Сын шерифа обижен и пристыжен, но первое чувство сильнее. Такое впечатление, что все сомневаются, что ему мог обломиться секс в какой-то момент. Это же не какая-то запредельная мечта, спасибо, бля, огромное. — Ладно. Допустим, я не горю желанием расписывать тебя под хохлому. И, кстати, твоя манера просить о помощи — полный отстой. — Я бы не стал просить… — лицо Хейла напрягается так сильно, что он выглядит, словно испытывает физическую боль от этого разговора. — Я не пришел бы уговаривать, если бы это не было очень важно. Можешь поверить на слово. — Ага. Кроме шуток. Не станешь же ты ходить по городу и спрашивать случайных прохожих, девственники они или нет, а если да, то согласятся ли подсобить с проведением магического ритуала. Кто-то же может подумать, что ты спятил. Дерек морщится, будто сама мысль о том, что необходимо просить вежливо, может покалечить его. — О, божечки! Так ты серьезно, что ли? Типа если ты пошутишь, то грыжу заработаешь, да? Такое реально может произойти? Глупый вопрос! Разумеется, так и есть! — вздыхает парнишка. И как он до этого докатился и можно ли обратить время вспять? Взяв в руки горшочек и полюбовавшись пару секунд тем, как жижа омывает его стеночки, сын шерифа интересуется: — А из чего оно? Хейл ворчит, словно Стайлз делает это нарочно, а бросаться на амбразуру без задних мыслей и не вляпаться по самое «не могу» в процессе им до сих пор удавалось безупречно. — Эй, если ты хочешь, чтобы я измарал пальцы в этой штуке, лучше посвяти меня в ее состав. Это вполне разумное условие. — Рябина, травки разные, землица и кровь. Стайлз мгновенно отводит руку подальше от себя, изрекая: — В такие моменты я начинаю жалеть, что спросил. — Так ты сделаешь это или нет? Из уст альфы это звучит так, словно другой альтернативы нет. Как бы ни больно было это признавать перед самим собой, Стилински понимает, что так оно и есть. Его жизнь — сплошная катастрофа. — То есть, тебе кранты, если я откажусь? Судя по выражению лица Дерека, он готов нарычать или в гневе броситься вон из комнаты, но раз ничего не предпринимает, то подросток полностью прав. Когда Стайлз хотел принимать больше участия в жизни стаи, он не это имел в виду. Но вот он здесь — последняя надежда альфы. Да, Хейл — форменный козел, но подвести его в подобной ситуации — все равно что пнуть хромого щеночка, каким бы злым и смущенным он не выглядел. — Ладно. Снимай рубашку. Оборотень уже расстегивает пуговицы, будто заранее знал, что Стилински согласится раньше его самого. Это стремно и грубо, хоть с волчьей чуйкой, хоть без нее. — К твоему сведению, это — первый и последний раз, когда я пригожусь тебе в подобном качестве, ясно? Не смей никому рассказывать или пользоваться моей добротой в будущем. С подобным дерьмовым отношением ко мне, скажи спасибо, что я вообще пальцем пошевелить ради тебя согласился. Парнишка берет со стола верхний лист и сворачивает его так, чтобы символы оказались посередине. При ближайшем рассмотрении они кажутся гораздо заковыристее, чем он думал. Они тесно переплетаются друг с другом, перетекают плавно, будто нарисовавший их точно знал, что делает. — Они должны быть исключительно в этой последовательности? Дерек отрывисто кивает. — То есть, ты отдаешь себе отчет в том, что существует миллион вариантов того, как я могу все испортить, да? — подросток замолкает на миг, пока отвинчивает крышку с емкости, содержимое которой уже наверняка начало сворачиваться. Пахнет прелой листвой, грязью и чем-то темным, животным. Пока альфа не смотрит, Стайлз морщится. — Твою дивизию! Ну и вонь! Я готов передумать совать свои пальцы сюда, к твоему сведению. — Просто сделай это. — Ладно, ладно. Я возьмусь за это. Стилински сердито срывает с себя худи, бросает на кровать и засучивает рукава, затем располагает лист на столе так, чтобы тот был в поле зрения. Подняв руки, подросток держит их в воздухе рядом с плечами Дерека. И только сейчас начинает понимать, насколько часто придется касаться оборотня, что одновременно немного пугает, напрягает и чуточку возбуждает, поэтому решительно берется за дело. Выражение лица Хейла а-ля «да делай уже что-нибудь, черт подери» только сильнее пугает и придает сил, посему парнишка хватается за его плечо и разворачивает к себе спиной, а мужчина безропотно повинуется. Наверняка, впервые в жизни Дерек что-то делает без возражений, возмущений и злобной мины. Его тело — большое полотно из бледной обнаженной кожи, а Стайлз спрашивает себя, что здесь делает. Никто не додумался подарить ему что-то вроде «Магии для чайников» для подобного случая. — А поверх твоего тату тоже рисовать или обойти стороной? Поскольку оборотень молчит, у горе-художника создается впечатление, что тот и сам понятия не имеет. — Ну, наколка же не волшебная, так что я сверху нарисую. Погоди, она же обыкновенная, да? — Угу. Впервые за весь вечер, голос Дерека звучит уверенно с момента беспардонного вторжения в комнату младшего Стилински. Честное слово, их альфа — что слепой котенок, делает все полагаясь на «авось» и надеется, что никто не заметит, что он — профан. Жижа холодная, а еще — скользкая и отвратительная, так что у парня нет ни малейшего желания совать в нее руку. Но делать нечего — Стайлз все равно макает пальцы и выдергивает их из сосуда с пошлым «чпок». Хрень черного цвета, а еще она будоражит сознание и марает ладонь, растекаясь по коже. Сделав глубокий вдох, подросток осторожно начинает выводить спираль на правом плече оборотня. Кожа у того гораздо теплее, чем у Стилински, и под ней перекатываются мышцы. Юный художник несколько секунд набирается смелости, чтобы притянуть Хейла за талию к себе. Каждый раз, когда он прикасается к мужчине, чтобы нарисовать очередную закорючку или точку, мускулы у того напрягаются и это не ускользает от внимания Стайлза. — Без понятия, правильно ли я это делаю, — говорит он неуверенно. Краски на пальцах слишком много, если судить по тому, сколько накапало с руки на его обувь. — Просто скопируй все символы с листка, — тихо отвечает Дерек. Его тон дружелюбный и успокаивающий, как никогда в жизни. Наверняка, притворяется ради сына шерифа, а это, согласитесь, уже — нечто. — Я так и делаю, но у меня к рисованию особого таланта нет. Не хотелось бы, чтобы ты откинул коньки только по той причине, что закорючки были недостаточно заковыристыми. — Все будет хорошо, — заверяет Дерек так, словно и сам безоговорочно верит в способность сына шерифа наносить разнообразную магическую лабуду на свое тело. Не понятно, комплимент это или неверно принятое решение. — Легко сказать! Ты не видел мою спиральку, напоминающую кособокий водоворот. Она реально похожа на картинку — предупреждение о надвигающемся урагане в прогнозах погоды. Или торт, по которому отвратительно размазали глазурь. Магия на нас может серьезно обидеться. А крайним окажусь я, за что — отдельное спасибо, — парнишка болтает, чтобы отвлечься от бугрящихся и перекатывающихся под кожей оборотня мышц и от того, насколько очевидным становится исходящий от него неестественный жар с каждым новым прикосновением. Стайлз тщательно повторяет на скорую руку скопированные листы и странную последовательность на них, состоящую из повторяющихся спиралек-точек, спиралек-кривых линий, преследующих кособокие штуки, затем — трех прямых линий и точек и т.д. — К твоему сведению, у меня есть домашнее задание, которое я должен выполнять в данный момент, но не успею, а все — из-за тебя. Чернильные узоры украшают уже большую часть спины и одну руку. Дерек поворачивается немного, предоставляя парню доступ к своей груди, а кожа под пальцами несостоявшегося художника гораздо мягче, чем ожидалось. Краска успела разогреться и вонь от нее (дикая смесь чего-то животного и простой грязи) не такая уж невыносимая, как раньше. Держать руку на талии Хейла — странно интимное ощущение, особенно потому, что сейчас они стоят лицом к лицу, которого парень избегает, просто зависая пальцами над кожей гостя, пока не забывается, после чего приходится делать вид, что он здесь ни при чем. — И что будет, когда я закончу? — Подожду, пока высохнет, а потом смою — и все, — говорит Дерек слегка дергая плечом там, где подросток надавливает тыльной стороной ладони на кожу. — Разве это не контр-продуктивно? — Чернила всего лишь должны впитаться. — Должны? — подросток выдерживает паузу, прожигая затылок оборотня взглядом. — Пожалуйста, скажи мне, что не практикуешь магические ритуалы, которые подвернулись под руку в сети! Я могу руку дать на отсечение, что добром подобные эксперименты никогда не заканчиваются! — Нет. Дитон сказал… Стайлз не может удержаться от ироничного фырканья: — Ну, раз сам ветеринар одобрил, то мы в шоколаде! Сто пудов безвредно! Все могут вздохнуть с облегчением.- И хоть Хейл в данный момент на него не смотрит (но наверняка чувствует смену эмоций), парнишка насмешливо изгибает бровь, а оборотень сильнее хмурится. — К тому же, если папа вернется раньше и застанет меня размазывающим чернила по твоему голому телу, правдоподобных объяснений этому действу у меня нет. — Я его услышу, — огрызается Дерек. Но Стилински все равно пытается придумать отмазку: из них двоих он — единственный, кто просчитывает все наперед, а если прекратит это делать, их затее кранты. Пока что есть только правда, которая прозвучит гораздо хуже и будет смахивать на корявый экспромт или попытку прикрыть что-то более ужасное (как это воспримет его отец), а добром такое никогда не заканчивается. Хейлу везет, что он почти пуленепробиваемый. — Не вздумай Скотту даже словом обмолвиться на этот счет — он все еще злится на тебя и может заподозрить, что ты действовал из каких-то нехороших побуждений. Ему хватает забот и без этого. — Это — не проблема МакКолла. Из уст альфы это звучит так, словно они со Скотти — два рассорившихся брата, а он в их разборках — пострадавшая сторона, так и ждущая, что обидчик одумается и извинится. Ага, удачи тебе, дорогой. — О, а я теперь кто — свободный художник? — выходит немного резче, чем было задумано. Честное слово, МакКолл в любом споре — младшенький, у которого от заступников отбоя нет, а как нужен девственник, чтобы хрень всякую волшебную рисовать — так Стайлз крайний. Ну и житуха, мать ее налево. — Нет, ты помогаешь мне, — и глагол у Хейла звучит как ругательство, но он, по крайней мере, не кривит душой. Уже неплохо, но раз они теперь стали бро по обнаженке и боди-арту, Стилински ожидает получить немного больше этого. Того глядишь, ему «спасибо» скажут на этот раз! — Ах, конечно — по доброте душевной, — голос Стайлза дает петуха, когда пальцы нащупывают сосок оборотня, а потом скользят по нему. Мозг решает, что это вовсе не странно, ну вот ни капельки. Организм — предатель находится в состоянии полной боевой готовности, когда он дорисовывает спираль и приближается большим пальцем к заветной горошинке. Можно сделать вид, что рука дрогнула, и коснуться его снова. Стилински так ненавидит Дерека в данную минуту, в основном — за то, что тот совершенно не похож на немытого горбуна из Нотр-Дама. Живот у альфы до ужаса идеален, просто глаз не отвести — упругий и теплый на ощупь, со всеми этими изгибами и плоскостями, которые не получается игнорировать, плюс — краска от пальцев разогрелась и теперь ощущается по-другому — скользкая и живая при каждом прикосновении. Дорисовав последнюю закорючку над поясом джинс Хейла, парнишка вздыхает с облегчением. — Ты глянь — еще и лишняя краска осталась. Интересно, а что будет, если я … Слышен звук расстегивающейся пуговицы, брюки сползают с бедер и — черт его дери, на оборотне нет нижнего белья. Взору открывается слишком много обнаженного тела. У сына шерифа в горле зарождается стон, который наверняка только добавит неловкости ситуации, поэтому Стайлз глотает его. Звучит так, словно он воздухом подавился. — То есть, ты нисколечко не шутил, когда сказал рисовать везде? Поджатые губы Дерека только подтверждают догадку подростка. Нет, он ни за что не справится с этой задачей. Ну не сможет Стилински вот просто так взять и коснуться пальцами весьма голого альфу. Это уж слишком, знаете ли. Его тело отреагирует на обнаженку соответствующим образом, а Дерек скорчит недовольную мину, что лишь усложнит положение. Возможно, она будет самодовольной, обиженной или даже разочарованной в сексуальном плане, а парнишка и так вдоволь натерпелся подобного. — Стайлз! Да, пять минут стоять и пялиться на катастрофически неодетого Хейла ни слова не сказав — отстойное начало, однозначно. Стайлз принимается за его плечо. Ему кажется, что проще начать со спины, вот только с первой секунды становится ясно, что зад оборотня — нифига не нейтральная зона (и как он мог такое подумать?), ведь он идеален. Парень начинает ненавидеть хозяина этих полушарий еще больше за то, что вынудил прикасаться к ним. Присев на корточки, Стилински ставит емкость с жижей на пол. Дерек принимает позу поудобнее и — ешкин кот! Ну, нет справедливости в мире! Он явно в прошлой жизни знатно накосячил, раз уж в этой у него перед носом размахивают чертовски идеальными вещами, которые глаз видит, да зуб неймет. — Ты мне за это по гроб должен будешь, — выдавливает из себя подросток, проведя пальцами по левой половинке аппетитного зада альфы. — Невъебически. Как земля колхозу. Закусив губу, парень выдыхает горячий воздух на кожу перед собой и надеется, что оборотень это почувствует. Он покрывает узорами бедра, икры и обманчиво хрупкие на вид кости ступни Дерека. Животно — земляной запах становится гуще, но он не настолько отвратителен, как ожидал горе — художник. Он обволакивает и освежает, словно стоишь у открытого водоема. Не задумываясь, что делает, сын шерифа вдыхает его. А потом заставляет себя остановиться. — Поворачивайся, — говорит он, гордясь тем, насколько разумно и зрело звучит его голос. Хейл дергается, напрягается и нехотя повинуется, за что получает шлепок по ноге: — Ну же! Лицом ко мне! Дерек поворачивается и причина, по которой он не спешил это делать, становится более чем очевидной: большой такой, каменный стояк, который игнорировать не получится. А Стилински замирает на корточках перед ним с горшочком в руках, глупо таращась, пока мысли разбегаются туда, куда не стоит, на скорости 150 км/ч. — Не обращай внимания, — советует напрягшийся оборотень. Тупее реплики не придумаешь, ведь вот он — во всей красе, перед самым носом. — Это что — краска на тебя так подействовала, да? — Стайлз готов выписать себе подзатыльник за подобный вопрос, но он действительно хочет это знать. Сил просто нет как. — Да. Может, супернюх ему и не достался, но Стилински может поклясться, что это ложь. Он тянет время как может, размазывая краску по пальцам, прежде чем нарисовать спиральку на обнаженном бедре Дерека. Максимально концентрируется на выполняемой задаче, игнорируя отвлекающие факторы — ничего больше. Все остальное не имеет значения. Он настолько поглощен своим заданием и не осознает, что уже довольно долго дышит прямо на мужское достоинство Хейла. Наверное, поэтому оборотень до хруста сжимает руки в кулаки так, что за версту слыхать. Парнишка мгновенно краснеет и нервно сглатывает, затем отодвигается и опускает пальцы в краску. Линии на выступающей бедренной кости и изгибе талии становятся немного резче, менее аккуратными. Стайлз облизывает губы и слышит сверху тихое шипение. Парень отказывается связывать между собой эти два факта, иначе его мозг грозится лопнуть от возбуждения каким-либо постыдным способом. Вместо этого, он продолжает дрожащими пальцами выводить символы на лобке Дерека, по волосам, к мягкому изгибу, где бедро встречается с торсом, находясь в непосредственной, опасной близости от нежной (парнишка уверен в этом) кожи, едва не касаясь ее ребром ладони. Это возбуждает — невыносимо, почти болезненно, а кровь в ушах шумит так сильно, что даже поза, в которой он находится на полу, не кажется устойчивой. — Чтоб ты знал, я тебя ненавижу со страшной силой, — голос сына шерифа слишком неуверенный, но ему плевать, ведь если до сих пор Хейл не унюхал его возбуждение, то уже не уловит никогда, даже вопреки сильному амбре чего-то животно-растительного, исходящему от краски. (Ее количество, в свою очередь, стремительно уменьшается, так что приходится собирать последние капли со стеночек сосуда). — Если нас кто-то застукает за этим, объясняться будешь ты. Так и знай. Даже сама мысль вызывает волну жара по всему телу, и не факт, что от стыда. Приходится практически лечь на пол, чтобы добраться до голеней оборотня, но подросток не хочет думать о том, наблюдает за ним Дерек или нет. Смотрит ли он сейчас на опущенную голову парня? Судя по ощущениям — да, но Стайлз боится взглянуть на него, чтобы убедиться, даже когда заканчивает рисовать. Он не уверен, что сможет устоять на ногах. В какой-то момент подросток вынужден поднять голову и, когда он делает это, натыкается на потемневшие глаза Дерека и его тяжело вздымающуюся грудь. Стайлз сглатывает, а оборотень заносит руку, чтобы протянуть ее, но передумывает и просто сжимает ее в кулак и опускает вниз. Стилински смотрит в сторону, а затем вниз, не дожидаясь разрешения. Его ладонь покоится на непокрытом краской бедре гостя, а пальцы надавливают на плоть. Остается открыть рот и позволить Хейлу проникнуть внутрь. Возбуждение накатывает резко, заставляя парнишку задуматься, что могло бы случиться при наихудшем раскладе, сделай он это? И тут до него доходит: наверняка, ритуал в таком случае потеряет всякий смысл. Прежде чем подняться, парень немного пошатывается и раскачивается. Один рукав успел опуститься и теперь покрыт разводами и каплями черной краски. Воздух густой, как сироп. Дерек хватает его за запястье, заставляя его сердце заполошно стучать, но ничего особенного не происходит: мужчина просто поднимает его кисть на уровень своего лица. И, да — это очень важно. Стилински рисует спираль вокруг его глаза и тремя прямыми линиями перечеркивает рот. Пальцы у подростка горячие и мокрые, а дыхание альфы обжигает костяшки, отчего внутренности сплетаются в тугой клубок и напрягаются. Он резко опускает руку. — Готово, — заявляет он резким и скрипучим голосом, словно наглотался пыли. — Я имею в виду, что практически закончил, разве что… Стайлз машет в направлении той части тела Хейла, которую они оба решили игнорировать. Он сам поверить не может, что спросил об этом. Парнишка чувствует себя весьма глупо, весь раскрасневшийся, потный, возбужденный, уставший, с перепачканным краской рукавом, плюс — он все еще пялится на член Дерека, осведомляясь, должен ли прикасаться к нему или нет. Гость дергается и отвечает, коротко покачав головой, будто разучился разговаривать или у него набит чем-то рот. Стилински понимает, что мог бы это сделать. И то, что Хейл не стал бы его останавливать. Подросток живо представляет горячую плоть в своей холодной руке и ответную реакцию организма альфы на контраст температур, возрастающее напряжение мускулов. Но тут Дерек делает шаг назад и вытягивает руки перед собой, хмуро концентрируясь на оценке его работы, однако избегая зрительного контакта с несостоявшимся Пикассо. Все эти спирали и линии — мокрые и блестящие, смесь темного со светлым — изменяют тело до неузнаваемости. Животный запах настолько насыщенный, что перебивает все остальные ароматы. Пора прекращать смотреть на чужое тело и вспомнить, как дышать. Подросток садится за стол и бездумно разглядывает учебник по химии, пока это занятие не начинает казаться бессмысленным. Он не заморачивается на перелистывание страниц, ведь тело горит и возбуждено, а между пальцами протянутой перед собой руки подсыхает краска. Наконец, дверь комнаты приоткрывается, слышны осторожные шаги и звук включенной воды в ванной. — Я ненавижу свою жизнь, — с чувством шепчет Стилински, пытаясь найти удобное положение в кресле, но увы. Сейчас бы прикоснуться к себе, просто засунуть руку в штаны и толкаться в кулак, чтобы кончить — слишком много времени не потребуется. Буквально пару секунд. Но Дерек узнает об этом. В данный момент это наихудшая идея. Сам оборотень, поди, не стесняясь, передергивает в душе — ему-то что. От одних мыслей о самоудовлетворении становится хуже. Стайлз тихо ругается, опуская голову на прохладные страницы учебника. Тоже не помогает, но отвлекает от томления тела ровно настолько, что это становится терпимым. Дерек появляется вновь уже вымытым, с влажными волосами, тем самым по-новому нормализуя беспорядок. Мужчина одет, но если Стайлз наивно полагал, что это улучшит ситуацию, то он 100% ошибался, ведь теперь прекрасно знает, как тот выглядит голым (а это наверняка означает, что он обречен на перманентные фантазии с участием Хейла во всех возможных ракурсах на ближайшие полгода). Парнишка заставляет себя встать из-за стола. Сделать это незаметно не получится. Вытирая потные ладони о джинсы, он притворяется, что тело сейчас не горит, а стояка в штанах не существует. Никогда прежде желание отделаться от Дерека не было настолько сильным, а то, что альфе теперь известна причина, только все усложняет во сто крат. Тот точно догадывается, чем сын шерифа планирует заняться, как только спровадит незваного гостя за окно. — Короче, неловко вышло, но если пересечемся еще раз, значит, старались не зря и… Он давится остатком фразы, когда его резко швыряют в стену и прижимают к ней весом сердитого Дерека, упирающегося в его бок своими грудью и бедром. Тот настолько глубоко вторгается в личное пространство, что ничего «личного» там не остается: они просто занимают его вдвоем. Они настолько близко, что едва не касаются носами, а радужку Хейла затопило алым. Это одновременно напоминает все предыдущие протирания стен Стайлзом в исполнении оборотня и, в то же время, не имеет с ними ничего общего. — О, Господи! Прозвучало не совсем испуганно, ну да ладно. Стайлз отрывисто вдыхает. Он не способен сфокусировать внимания ни на чем, кроме терзающего его желания. И тут расстояние между ними сокращается до нуля. Ладонь альфы давит на затылок, а его рот — как раскаленная печь. Стилински целует его настолько крепко, что губы болят. Скрежет зубов, щетина, сильная хватка… Он так долго хотел этого, что даже так хорошо. Завтра наверняка будет очевидно, чем они занимались, но Дерек настолько плохо влияет на подростка, что тому плевать. Мужчина вдыхает и ослабляет напор, рыча при этом, словно не в силах оторваться, а Стайлз отчаянно цепляется руками за его куртку в попытке остановить. Со стороны это может показаться невыполнимой задачей, но у парня получается. Они снова атакуют рты друг друга поцелуем. На этот раз ярости в нем нет; поцелуй выходит пошлым, медленным и взаимным (наверное, он сломал что-то в Хейле, отчего тот согласился на подобное). Он — эгоист, ему плевать, а вот поцелуи возражений не вызывают, потому что рот у оборотня просто потрясающий. Ему однозначно нравится это делать. Останавливаться никто из них не планирует, ровно до момента, когда зубы альфы вдруг неестественно заостряются, царапая губу. Дерек тихо ругается, прекращая нависать над Стайлзом и целовать его. Бриз, врывающийся в комнату из открытого окна, холодит пылающую кожу. Стилински осознает, что открыв глаза, не обнаружит в помещении оборотня, ибо тот точно ушел. Наверняка, уже в миле от его дома и проверяет на практике, сработала ли магическая ерунда с символами. Но Стайлз уверен, что он вернется.