Единица хлеба

      Марголис любила, когда вещи лежат на местах, но не выносила идеальный порядок. После установки её военной палатки слуги, конечно, аккуратно раскладывали дорогой шерстяной ковер, а поверх стелили медвежью шкуру. Они ставили ровно посередине её стол и стол с картой, а вокруг расставляли походные раскладывающиеся стулья. Каждую письменную принадлежность укладывали одну ко одной: медный нож для разрезания книг, соколиное перо с металлическим острием, остро наточенный карандаш, стальное лезвие для заточки карандаша, кисточку для стряхивания талька, красивую блестящую круглую печать для запечатывания документов воском, керамическую чернильницу с золотым гербом-незабудкой. Вся посуда и принадлежности для умывания ровно раскладывались на дорогой лакированной этажерке из тиса, спрятанной за ширмой из зеленого шелка. А потом приходила она - Верховный генерал, герцогиня Марголис Леклесская - и ставила на стол большую кружку, расплескав чай, пододвигала лапы у медведя, чтобы не спотыкаться, раскидывала листки и пергамент по всем столам. А потом садилась считать запасы продовольствия или рассчитывать смету для укрепления фортов. Естественно, приблизительную. И все перья и карандаши укатывались на край стола и скатывались с него.       У неё редко выдавалось спокойных пол часа. Во время обеда к ней могли прийти провизор или комендант, или другие военные чины. Марголис не любила, когда дела откладывают из-за того, что пытаются угодить вышестоящим, и приветствовала, когда её будили посреди ночи. Но время от времени она настолько пропадала в своих размышлениях, что почти не замечала окружающее пространство и долго возвращалась реальность, если её выдернуть. В такой момент ей и доложили о прибытии министра Вильзема. Она подняла глаза от расчетов обороноспособности форта и увидела перед собой гладко выбритого старика в бархатной черной мантии с парчевой отделкой. В руках он держал огромный лакированный чемодан.       Они поздоровались. Только теперь она осознала, кто к ней пришел.       - Я слышал, вы не любите пустых разговоров, леди Марголис, - старик подтащил чемодан ближе к столу и водрузил его на стул. Он бы поставил и на стол, но сил не хватило. - С вашего позволения, я сразу перейду к делу. Я присяду?       У "леди" два раза подряд дернулся нерв на лице. За год постоянных разъездов она отвыкла от этого титула. Обычно к ней обращались "госпожа", "госпожа генерал", "генерал Марголис". За глаза её звали "госпожа Марго". Единственное, чем она напоминала настоящую женщину, которую могли назвать "леди", - она не была высокого роста. Лицом герцогиня не вышла. Широкие скулы никак не сочетались с тонкими губами. Прическа могла бы исправить этот недостаток, но бурые волосы она всегда отпускала не длиннее фаланги пальца. В походах, когда не было возможности постоянно мыться, это было практично. Из-за густых бровей в моменты, когда Марголис злилась, она становилась похожа на варвара. И за маленькими круглыми ногтями она следила одним единственным образом - обрезала под самое мясо, чтобы было удобно держать меч, поэтому её мозолистые руки больше напоминали мужские. И саму её, вечно одетую в стеганый камзол и грубые кирзовые сапоги, проще было принять за парня, чем за "леди".       Целый год никто не спрашивал у неё разрешения присесть. Марголис даже не помнила, что она сама, как хозяйка, должна предложить это гостю. Её подчиненные знали, когда нужно сесть, потому что предстоит долгий разговор, или когда в этом нет смысла, потому что через минуту они покинут её палатку. Груз манер и этикета, которые притащил её посетитель, тяжким покрывалом легли на всё помещение, и генерал не удивилась бы, если бы под его тяжестью упала ширма и обвалилась с грохотом этажерка.       - Присаживайтесь, - усмехнулась она, рассуждения некоторых придворных пажей. - И расскажите мне, что вырвало вас из уютного замка и притащило ко мне в ставку, где кроме грубых солдат нет ни одного приличного человека.       - Вы зря так говорите, я никогда не разделял эту точку зрения. Но путешествия, пусть семидневные, стали для меня испытанием. Что поделать - старость! - Вильзем достал из поясного мешочка очки и водрузил их на слишком прямой и длинный нос. Марголис не ответила. Министр сел на соседнюю походную табуретку и медленно открыл чемодан. - Вы знаете, через месяц нам предстоит сдавать годовой отчет королю. Но к сожалению, есть некоторые моменты, которые счетная и провизорская палаты не могут решить без вас.       - Выражайтесь короче! - генерал стукнула ладонью по столу, и керамическая крышка на чернильнице неприятно задребезжала.       - Это зависит от вас, насколько я буду краток, - спокойно сказал бюрократ, поправив очки. - Дело в том, что у нас не сходятся некоторые цифры. В феврале вы запрашивали десять повозок продовольствия. По регламенту, после доставки продовольствия пустые повозки должны были вернуться в замок. В актах приема и отпуска у вашего снабженца указано десять повозок. В актах-приемках нашего кладовщика только семь повозок. Выходит, три из них сломались или были брошены в дороге, но никакого протокола не было составлено по этому случаю...       - Так! - Марголис заскрежетала зубами. - Почему вы с этим вопросом приходите ко мне?! Я откуда знаю, сколько повозок проебали мои солдаты девять месяцев назад?! Или вы предлагаете верховному генералу выполнять работу за снабженца?!       - Нет, л... генерал, - гость извлек из чемодана листок бумаги. - Мы уже разобрались со многими вопросами с вашим снабженцем, но конкретно про эти несколько бумаг он сказал, что не будет отпускать без вашего ведома. Тем более в некоторых из них необходима ваша личная подпись.       Марголис не считала своего помощника дураком.       - Это почему же он так решил?       - Как он изволил выразиться, он не собирается подставлять свою задницу за ненадежные сведения.       - А вы и правда с ним пообщались, - воительница взяла из его рук документ. В нем был расписан протокол о поломке трёх телег от второго декабря, в котором уже стояли подписи сопровождающего лейтенанта и кладовщика. От одного взгляда на ровные строчки у генерала начинало щемить в груди и вновь хотелось оказаться на поле боя. Послать коня галопом в самую гущу событий, ощущать на плечах тяжесть доспеха, перекрикивать звон металла, отдавая приказы, лезть на стену, держась лишь за веревку, ведущую вверх к "кошке", которую в каждое мгновение могли скинуть. Но гражданская война закончилась ещё четыре года назад, а соседи нападать не спешили. Или, вероятнее, Марголис слишком тщательно занималась оборонительными сооружениями. Она потянулась за пером, чтобы подписать документ, но министр совершенно зря в этот момент сказал:       - И мне, и вам будет проще, если вы подпишите все бумаги, и мы с вами разойдемся. Острие замерло над бумагой. Марголис никогда не пытались сделать бюрократом. Маменька хотела удачно выдать дочь замуж, но в остальном она была предоставлена сама себе. И самый первый урок с работы бумагами она получила три года назад, когда пробившись сквозь огонь и кровь, они пытались поднять государство с колен. Однажды к генералу подошел король и протянул бумагу, подписанную её рукой, сказав: "Никогда не подписывай то, что кажется тебе сомнительным".       - Так, - герцогиня отложила перо в сторону. - Вы говорите, повозки сломались в феврале. Почему дата протокола от четвертого декабря?       - Мы не можем зарегистрировать протокол задним числом, - равнодушно ответил старик.       - Но они же сломались в феврале! А может они не сломались? Может их украли? Может этот ваш кладовщик и украл?!       - Нет, этого точно не было.       - Вы слишком уверенно это заявляете!       - Сейчас объясню, - Вильзем достал из чемодана кожаную папку перетянутую лентой, по толщине напоминавшую книгу налогового законодательства. Пока он не продолжил, Марголис ещё надеялась, что не всё в ней относятся к телегам. Министр начал раскладывать бумаги перед герцгиней. - Это документы, вернее копии, оформляющие то дело с поставкой продовольствия. Всё начинается с вашего запроса от второго февраля. Мы оформили распоряжение, передав его провизору, он соответственно оформил перенаправление... акт... акт... фактура... протокол... регистрация... акт...       Он говорил минут пять, и герцогиня совершенно потеряла нить его разъяснений. Она прочистила уши от серы, но слова всё равно пролетали мимо неё.       - Подождите! - оборвала его Марголис. - Вы ведь не с одними этими телегами пришли, правильно?       - Да, у меня ещё шесть нерешенных вопросов. Провизор настаивал, что без вашего ведома решать эти вопросы он не собирается. Но все необходимые бумаги я подготовил заранее...       - И весь этот чемодан, это вот эти шесть вопросов?       - Все бумаги, с ними связанные.       - Да вы, блядь, издеваетесь! - вскочила генерал, чуть не перевернув хлипкий походный стол. Вильзем не шелохнулся и продолжал сидеть всё так же ровно. - Какого хрена вы приходите ко мне в конце года, чтобы решить вопросы ЗА ФЕВРАЛЬ? Вы должны были разобраться с ними ещё в феврале! Ну в марте! Но не в декабре! Это противоречит любой логике!       - Очевидно, кто-то допустил ошибку и пропустил документы, но даже если мы найдем виноватого, это не решит проблемы с тем, что у нас по-прежнему недостает бумаг для полного отчета. А сдавать королю неполный отчет будет нехорошо, - равнодушно возразил министр. Марголис опустилась обратно на свой стул, закрыв лицо руками. В каком-то месте старик был прав. Если король найдет неточность в отчете, ей всё равно придется разбираться в этом дерьме, только ещё более щепетильно.       - Хорошо, - тяжело вздохнув генерал взяла чистый желтоватый пергамент и обмакнула перо в чернильницу. - Давайте немного систематизируем, чтобы я понимала объем работы. Я буду записывать. Первый вопрос - это телеги.       Она поставила цифру один, подписала рядом с ней "3 телеги" и в одно предложение уложилась с описанием проблемы.       - Дальше, - потребовала она. И Вильзем начал говорить. Он вспомнил сорок бочек пороха, которые в апреле заказывала Марголис для восточного форта, и на которые не оказалось акта передачи в форт. Сама генерал про них помнила очень смутно. В апреле по устному распоряжению короля для регулярного войска изготовили сорок пять единиц брони, но отчет требовал наличия письменной заявки. В мае болели лошади, но болели по факту, а не по бумагам. В августе в одном из поселков призвали слишком много мужчин в рекрутинг, которые не пришли...       - ... И наконец, совсем недавно, в ноябре, наш склад передал вам двести сорок семь единиц хлеба, но в акте приема стоит только двести сорок шесть, то есть одной единицы не хватает.       - Шестой вопрос. Одна един... В смысле - единицы? Что это? - герцогиня протерла глаза. Они ещё не начали, а тело уже сопротивлялось работе.       - Единица хлеба - это одна булка, - терпеливо пояснил министр.       - Что, блядь?! - Марголис вскочила и зашагала большими шагами вдоль палатки, нервно размахивая руками. - У нас только закончилась гражданская война! Свирепствует оспа! Лето было слишком жарким, и к концу зимы может начаться голод! А вы приходите ко мне и заявляете, что мир рухнет, если в бумаге не обозначить одну булку хлеба!       Вильзем смотрел на неё поверх очков затянутыми катарактой глазами, сквозь которые проглядывала скука. Он ждал, когда Марголис успокоится, и можно будет продолжать углубляться в бумаги. Крики его не впечатляли. Он пережил трёх королей, эпидемию чумы, гражданскую войну, два голода и экономический кризис. Он умел составлять документы и знал своё место в системе. И какая-то двадцатипятилетняя выскочка, пробившаяся на пост верховного генерала только благодаря наглости и невероятной удаче, была для него не более, чем скучным рабочим вопросом, о котором он с возмущением будем делиться за чашкой кофе с другими министрами.       - Мир не рухнет, генерал, но есть вопросы, которые надо решить, - спокойно сказал Вильзем. Марголис остановилась.       - Это гребанная булка хлеба, а не вопрос! Вы сидите в своем замке и палец о палец не ударите, чтобы хоть что-то поменять в стране, пока в бумагах всё будет правильно! Пошел вон отсюда со своими глупостями!       Старик апатично сгреб бумаги обратно в лакированный чемодан, защелкнул медные замки и пошел из палатки. Генерал долго не могла отвести взгляд от трепыхавшегося после его ухода полога. Вильзем не волновался - она видела это в каждом его размеренном движении. Вильзем знал свою работу, и независимо от её участия он решит все вопросы, восстановит или переделает все нужные бумаги, а одна девушка из канцелярии очень кстати хорошо подделывает её подпись.       Марголис рванулась из палатки. Срочно надо было созывать провизора, снабженца, писаря, регистратора и всех прочих, пока Вильзем не уехал, и разбираться с повозками и булками хлеба, потому что... Потому что они могут разобраться сами: написать всё, что угодно, списать всё, что угодно, и украсть всё, что угодно. Чтоб они все сдохли со всей своей бюрократической системой! Но их срочно надо собрать и разобраться.       А потом менять систему!       ... Или людей.