Капельница

      Миранда открутила колпачок катетера, вставленного в вену, и приладила к нему трубку.       — Ну и зачем ты снова это делаешь? — спросила Грета.       — Что делаю?       — Ставишь мне капельницу.       — Даже не знаю, странный это вопрос или глупый, — девушка открыла вентель на пакете, висевшем на гвозде, который торчал из виниловых обоев. Блестящая, желтоватая от солнечных лучей жидкость в трубке не шевельнулась, но это была лишь видимость.       — Не странный и не глупый. Разве ты не знаешь, что через неделю ты понесешь меня на усыпление? — Грета дернула ушами и опустила голову на мягкий синий плюш дивана.       Миранда покачала головой.       — Нет, не знаю.       — Ну вот, теперь знаешь. По-прежнему будешь их ставить?       — Тебе от этого лучше, — она погладила кошку по дымчатой шерсти, тусклой и желтоватой от болезни.       — Ты сама знаешь, что это на пару часов. И ты знаешь, что я в лучшем случае за эти пару часов слижу чайную ложку лечебного паштета, а потом и встать не смогу. А через неделю придут результаты томографии, и ты отнесешь меня на усыпление, потому что с моей патологией не живут.       — Какие ты умные слова знаешь: томография, патология. Лежи смирно и не мешай капельнице в тебя капать. Сама же сказала, что я только через неделю тебя на усыпление отнесу. Или ты вдруг захотела умереть?       — Нет, я хочу жить. Просто пытаюсь понять, что тобой движет, — Грета зашевелила задними лапами, пытаясь приподняться. — Вот же развалюха. Я хочу на бок. Поможешь?       Миранда аккуратно подхватила невесомое тельце собеседницы и повернула, как та попросила. Если бы не шерсть, Грета напоминала бы скорее скелет, чем кошку.       — Значит вопрос про капельницу глупый. Разве ты на моем месте поступила бы иначе? — хозяйка положила ей под голову руку.       — Для начала я бы не оказалась в такой ситуации. У нас, у кошек, всё просто. Ты либо живешь, либо умираешь. Среднего не дано. Это вы, люди, вставляете в тело кучу иголок и трубок и годами ходите, наступая смерти на пятки. Или лежите уже мертвые с механическим сердцем, почками, печенью или чем-нибудь ещё. Но если бы ты умирала, мне бы было грустно.       — Видишь. Вот и ответ на вопрос. О том, что у тебя нет печени, я узнаю только тогда, когда придет томография, а она придет через неделю. До этого я буду считать, что тебя можно спасти.       — Нет, — Грета дернула ушами. Единственной частью тела, которая её ещё слушалась в достаточной мере. — Вот сейчас ты уже знаешь про эту патологию. Ты уже на меня потратила две своих зарплаты, и каждая капельница, как и каждый день моей жизни, только добавляет денег к этой сумме. Может ты думаешь, что тебе это зачтется где-то там на небесах?       — Я думала, только люди перед смертью становятся невыносимыми. Кошки, оказывается, тоже. Я потратила на тебя две зарплаты, и тем более теперь твоя жизнь для меня значима. Иначе бы тебя даже не донесли до ветклиники.       — Это приятно слышать, — Грета закрыла желтые глаза. Месяц назад они ещё были зелеными. Тишина длилась долго. У одной не было сил, у другой — слов.       — Как жаль, что я не могу погрызть тех сухариков, что ты последними покупала, — кошка улыбнулась и замурчала, придаваясь воспоминаниям о еде. — Ты не представляешь, как я соскучилась по их хрусту. Этот противный паштет ни в какое сравнение не идет!       — Это было две недели назад, а ты не в том состоянии, чтобы даже нюхать еду.       — И что? — Грета поудобней подвинула голову в ладони. — Нет ничего лучше мыслей о еде, пусть даже недоступной. Еда — это лучшее, что с нами случается. Никто ведь не запрещает мечтать. Может быть ты, умирая, будешь думать о Боге, любви, возвышенных материях. Я на эту чушь не хочу тратить своё время.       — Разве ты не хочешь подвести какие-то итоги своей жизни? — Миранда убрала сушинку, черной коросточкой прилипшую к уголку кошачьего глаза. — Почувствовать, что ты не впустую прожила жизнь. Ты ведь уже вряд ли что-то успеешь. Тебе осталось жить всего семь дней.       — Целых семь дней. Видишь, в чем между нами разница. Ты хочешь чего-то добиться. Остаться в истории. Создать что-то. А я хочу просто жить. Ты, наверное, думаешь, что тебе на том свете это зачтется, и ты попадешь в рай, или переродишься в лучшей семье. Как там у вас по религии полагается?       Девушка покачала головой.       — Нет никакого перерождения, ада или рая. Мы уходим в землю, и от нас остаются только кусочки генов, бродящие по планете. А у тебя даже котят нет, ты просто превратишься в пыль.       — Тем более. Зачем забивать голову всякой ерундой, которая не приносит удовольствия, когда все эти мысли обратятся в пыль вместе с нами. Ты решила, что я буду жить ещё целых семь дней, так почему бы не попытаться получить удовольствие от остатков моей жизни?       — Да, ты права, — Миранда закрыла клапан у пустой капельницы… и проснулась. В комнате ничего не поменялось. У стены стоял синий диван, в стене торчал блестящий гвоздь. Но девушка была одна.       Вчера она отнесла Грету на усыпление.