Славься

Солнце восходит на востоке, и каждое утро силуэт дерева вычерчивается на фоне желтого диска, а ветвистая тень накрывает окна каменного собора. Архимед любит говорить, что это — воплощение канона о двойственности Древа и перерождении, которое оно символизирует. Квартирмейстер считает эту точку зрения глупой, по меньшей мере потому, что дерево во дворе каменного собора все равно так же мертво и холодно, как его тень. Но Квартирмейстер не высказывает эти мысли вслух — раз Церковь дала им крышу над головой, КСР стоит хотя бы притвориться, что все они относятся к догматам с уважением, и верят в Солнце и Древо. Волков рассказывал ей о двойственности Древа и о том как солнце наполняет его жизнью, но Квартирмейстер слушала вполуха. Он часто говорил о вере. Его внучатый дядя, кажется, был священником где-то на юге, в Овсавии, и Волков в молодости тоже хотел пойти в Церковь, но боялся разочаровать родителей, поэтому выбрал армию. То, что Квартирмейстер до сих пор жива, а он — убит в самом начале бунта, лишний раз доказывает: если Спаситель и сидит где-то там на ветках Древа за границей бытия, то ему глубоко плевать на тех, кто в него верит. * * * — Почему вы не хотите назвать мне свое имя? — Вы знаете мое имя, — спокойно отвечает она, даже не поворачиваясь в его сторону. — Меня зовут Квартирмейстер. — Я имею ввиду ваше настоящее имя, дочь моя, — она слышит шелест ткани и представляет себе, как Архимед едва заметно подбирает свое нелепое церковное одеяние, чуть ускоряя шаг. — То, которое вы назовете Спасителю, когда предстанете перед Древом. — Меня зовут Квартирмейстер, — повторяет она. — Я вам не дочь, так что, будьте добры, избавьте меня от этого обращения. И я не спешу предстать перед Древом, но когда это случится, уверена, Спаситель не будет удивлен, услышав мое имя. «Если только Спаситель существует» она вслух не говорит. — Но вы ведь не какая-нибудь чешуйчатая дикарка, вы прошли обряд посвящения Солнцу, значит, у вас должно быть имя, — продолжает настаивать Архимед. Квартирмейстер делает вид, что не слышит этих слов. Порой он невероятно навязчив, как и все церковники, но она не хочет ему грубить, ссоры сейчас неуместны; впрочем, отвечать Квартирмейстер тоже не хочет, поэтому выбирает молчание, как лучший из возможных компромиссов. Она ускорившись, заворачивает в один из боковых проходов. К счастью, Архимед решает ее не преследовать и торопливо уходит прочь — у него достаточно своих дел, а у нее есть свои. Поняв, куда именно зашла, Квартирмейстер, не сбавляя шаг, проходит по узкому коридору до конца и, шагнув за дверь, оказывается в обществе чистящих крылья волонтеров. Заметив ее, они разом замирают, но она, коротко кивнув, бросает им: — Вольно, рядовые. Волонтеры снова приходят в движение, наполняя небольшую комнату шелестом перьев, тихим пощелкиванием клювов, отрывистыми фразами на их клекочущем родном языке. Многие считают, что волонтеры — глупы или наивны. У них нет никакой боевой подготовки, и даже для свиней они — легкая мишень. К тому же всем понятно: мясо голубей на вкус куда лучше, чем у белок или скунсов, не говоря уж о ящерицах, так что как только кончатся запасы еды, волонтеры первыми отправятся в общий котел. Кто бы ни победил в этой войне, они точно не доживут до конца. И волонтеры понимают это лучше, чем кто бы то ни было, но все же они здесь — чтобы помочь КСР пережить восстание. Архимед называет их «мучениками». — Один из братьев сказал мне, что вы хотели о чем-то попросить, — это — ложь, братьям нет никакого дела до волонтеров, впрочем, как и до всех остальных, но просьбы есть всегда. — Я готова вас выслушать. Несколько секунд они напряженно переглядываются, и, наконец, самый крупный из них, с темными маховыми перьями, выступает вперед. — Можно сэкономить на наших пайках. Если забирать у свиней не только трупы, но и зерно. Мы не сможем жить на одном зерне, но сократим расходы мяса. Мы — птицы. Для нас это естественно. — Демоны бы с вами не согласились. Несколько секунд волонтеры хранят вежливое молчание, но, в конце концов, один из них не выдерживает и срывается на короткий курлыкающий смешок, а потом к нему присоединяются и остальные. Волонтеры и ветряные демоны не уважают друг друга, именно поэтому их и стараются держать в разных концах собора — КСР не нужны внутренние конфликты. — Прошу подумать об этом, мэм. Мы не хотим быть в тягость. Наше дело — спасать жизни, а не забирать чужую еду. Квартирмейстер хмурится. Она давно слышала отголоски этих разговоров, даже до восстания. С одной стороны, волонтеры правы — они не несут тяжелого вооружения, к тому же для птиц зерно — куда более естественна пища, чем для зверей. С другой стороны — если они переоценили себя, то не смогут продержаться в воздухе достаточно долго, голод собьет их быстрее, чем пуля. — Хорошо, рядовой, — кивает она, заранее прикидывая в уме, не стоит ли попытаться разделить волонтеров на две группы, и одной действительно урезать вдвое долю мяса. Если они не ошибаются, это поможет продержаться немного дольше. Хотя едва ли этого «немного» КСР хватит, чтобы победить свиней. Но путь к каждой победе складывается из множества шагов, и стоит думать только о следующем. * * * Иногда Квартирмейстер пытается избегать Архимеда, но он все равно настигает ее. Он убежден, что должен донести до нее свет веры, заставить ее молиться Древу и Солнцу, как молятся рядовые — будто это может что-то изменить. Она не запрещает им молиться: во-первых, сейчас Церковь — единственный союзник КСР и если те хотят слышать гимны и песнопения, то пусть слышат, а, во-вторых, некоторые идут в бой со спокойным сердцем, если верят, что Древо укроет их от вражеских пуль своими ветвями. И они умирают, уверенные, что Солнце забирает их к себе, чтобы сделать частью великого единого целого, бесконечного пира. Что ж, это лучше, чем отчаянье. — Вы поверите в Спасителя, если я позволю вам себя съесть? — А вы позволите? — холодно спрашивает Квартирмейстер. — Я думала, Церковь против того, чтобы священнослужители становились частью Пиршества. — Вы не хуже меня знаете, что Церковь в прежнем виде больше не существует. И, думаю, все мои собратья по вере готовы признать, что восстание свиней было в том числе и нашей ошибкой. Ветви Древа скрывают от нас часть истины, чтобы мы могли жить в мире — так почему же мы не смогли скрыть от свиней ту часть истины, которую им не стоило знать? Квартирмейстер резко разворачивается и смотрит ему в глаза, пытаясь понять, насмехается он или говорит серьезно. — Довольно проповедей, — она перехватывает собственное запястье, чтобы не вцепиться в ворот Архимеда, не встряхнуть его, выбивая из стариковской головы все его никому не нужные молитвы и каноны, бесполезные, как выбеленные солнцем кости, уже никого неспособные накормить. — Мы все совершили эту ошибку. И мы все за нее расплачиваемся. Не надо приплетать сюда Солнце, Древо и прочую тому подобную чушь. Он отшатывается с таким видом, будто Квартирмейстер плюнула в него. Она усмехается: какое глупое и бездарное притворство: Архимед давно знает, как она относится к Церкви и ее догматам, нет никакой нужды лишний раз делать вид, что он смертельно оскорблен. — Мне жаль, — неожиданно говорит Архимед. — Я не виню Церковь в случившемся, но все же мне очень жаль, что так вышло. Квартирмейстер может возразить: «Если бы Церковь не ограничила Жатву, то восстание бы не началось, а значит свиньи бы до сих пор мирно спали в тени вашего Древа, заслоняющего правду», но не видит смысла в том, чтобы произносить эти слова вслух. Она заранее знает, как Архимед ответит: «Церковь виновна не больше, чем армия или рабочие, мы все согрешили», или что-нибудь еще в этом духе. Она усмехается: угадывать фразы Архимеда куда проще, чем военные маневры свиней. * * * Квартирмейстер редко выбирается из собора, она не может позволить себе рисковать — ее смерть разрушит КСР, но, все же, иногда личное присутствие необходимо. Она лично руководит атакой на продовольственные склады у Зимней реки. План прост: ограбить свиней не удастся, но можно поджечь амбары, и тогда форт, расположенный севернее, останется без продовольствия. Эта стратегия еще ни разу ее не подводила, хотя раньше Квартирмейстер, как правило, посылала братьев обчистить ближайшие склады, вытащить столько мяса, сколько смогут — припасы не должны пропадать. Но свиньи не едят мяса, нет никакого смысла пытаться их ограбить, поэтому Квартирмейстер выбирает более агрессивную стратегию. Третье правило Военной Науки гласит: «Используй любые доступные средства, если знаешь, что достигнутая с их помощью победа сможет их оправдать». Церковь использовала смертников с самого начала войны, но при бегстве от свиней они оказались почти бесполезными, поэтому поредевший в битве на болотах взвод последовал за Архимедом и оказался в соборе. Смертники называют себя «Утренними Вспышками» и в их выпуклых, влажных глазах, столько веры, что Квартирмейстер с трудом выдерживает их взгляды. Она забирает к Зимней реке половину из них, чтобы не рисковать, останавливается на самых слабых и пожилых — Демоны перебросят их через незамерзающий поток, а от берега до складов путь короткий, доберутся даже старики. Они согласны. Они верят в нее, потому что Архимед сказал им верить. В лагере они ведут себя тихо, ни о чем не просят, отказываются даже от последнего ужина. Наблюдая за ними, Квартирмейстер пытается угадать, где кончается притворство и начинается искренняя вера, а потом вспоминает, скольких братьев КСР потеряло в боях со Вспышками: тех, кому везло, взрывы разрывали на куски, но большинство — просто калечили, обжигали, и смыть с мяса запах горелой шерсти никак не получалось, а вот от самих Вспышек не оставалось просто ничего, мелкие ошметки мяса и внутренностей, осколки костей, из которых не собрать целый скелет, втаптывались в грязь на поле боя. Перед самым выступлением, уже надев сбруи с прикрепленными динамитными шашками, Вспышки собираются кругом и молятся. Старшие из них — две сестры, которых все в соборе называли «Тетушка Луу и Тетушка Кви», их пятнистая кожа выцвела от возраста, но взгляды полны решимости. Квартирмейстер спрашивает себя, где племянники или племянницы тетушек, и не они ли, к примеру, несколькими взрывами превратили в фарш элитный батальон сил газовой атаки, пустив отраву по ветру в сторону Демонов. Возможно. Или, возможно, тетушки ушли вдвоем, а все их родственники остались в какой-нибудь деревне, оккупированной сейчас свиньями. Квартирмейстер может спросить. Она не спрашивает. Она наблюдает за атакой в бинокль: Демоны сбрасывают Вспышек у самого берега, и те, спрятавшись за камнем, высекают искру из огнива, чтобы зажечь фитили на своих шашках, а потом быстрыми прыжками направляются к темнеющим сараям. Внутри — сухое зерно и солома, они легко вспыхивают, а спикировавшие сверху Демоны добивают пулеметными очередями охранников, не позволяя им затушить пламя. Свиньи пытаются открыть ответный огонь, но дым их слепит. Они обречены. Потери КСР минимальны. Это идеальная победа, которая определенно стоила жизней нескольких фанатиков. * * * Форт берут измором. Окруженные смешанными войсками КСР и Церкви, свиньи до последнего отказываются сдаваться, и, в конце концов, к моменту сдачи, большая часть из них уже мертва и дело не только в голоде: некоторые убивали себя, не желая снова становиться рабами, но, в сущности, это были бессмысленные смерти — холод спас трупы от разложения, их все еще можно есть. Наблюдая за тем, как, оголодавшие на зерновом пайке Волонтеры клюют едва опаленное на огне мясо, пачкаясь в жире и соке, Квартирмейстер чувствует, как ее захлестывает с головой почти забытое ощущение триумфа. Возможно, у КСР еще есть шансы. О том, что ее собственная вера в порядок, в конце концов, мало чем отличается от веры Вспышек в Создателя, ради которого они разлетаются на куски, она старается не задумываться. * * * Оставаться в только что захваченном форте слишком опасно, Квартирмейстер вручает власть двум лейтенантам-Демонам, а сама возвращается в собор. — Я молился о том, что бы вы преуспели. Другого приветствия она от Архимеда и не ожидала, поэтому просто кивает, терпеливо дожидаясь момента, когда сможет уйти по своим делам, не выглядя слишком неучтиво. — Мне было бы намного проще, если бы я знал ваше имя, дочь моя. — Разве Спаситель не знает всего? Я думала, судьбы всех тварей живущих записаны на коре Древа, и ему достаточно подойти поближе, чтобы прочесть мое имя, и узнать, чег оя хочу добиться. Архимед только вздыхает. По крайней мере, на этот раз он не пытается спорить. Квартирмейстер, в свою очередь, не заговаривает о возможной причастности Церкви к смерти Царины, и о том, насколько велика их вина в восстании свиней, только коротко кивает, и быстрым шагом уходит в келью, где привыкла ночевать. Она устала, и завтрашний день будет долгим. Засыпая, она слышит эхо вечерних гимнов Солнцу и Древу, заполняющих весь собор — или это просто все еще звучит в ее голове эхо последней молитвы Тетушки Луу и Тетушки Кви. * * * Архимед разговаривает с солдатами КСР все чаще, проповеди церковников становятся длиннее, но, пока что, Квартирмейстер готова их терпеть: по крайней мере, объединенные силы сражаются бок о бок, и если кому-то хочется приписать победы Спасителю, а неудачи списать на то, что он не услышал молитв — пусть так. К тому же пока Архимед проповедует простым солдатам, он не разговаривает с ней. Иногда Квартирмейстер даже позволяет себе забыть о его существовании. * * * Фермы у Верескового перевала не удается взять штурмом ни в первый раз, ни во второй, свиньи отбивают атаки. К ним примкнули варвары, и Квартирмейстер не может отделаться от мысли о том, что, в конце концов, несмотря на свой бунт, свиньи уже идут к той же дороге, с которой так отчаянно сбежали: варвары могут питаться только мясом, а значит их придется кормить или убитыми свиньями, или друг другом. Рано или поздно свободные свиньи построят фермы, и не важно, кого там будут пускать на забой — других свиней, ящеров или потомков пленных мышей. Свод правил Военной Науки говорит, что все истории повторяются, снова и снова приходят к той же точке, начинаются и кончаются кровью, поэтому ни одна победа — и ни одно поражение — не может отменить поворот колеса. Но готовность смириться с неизбежным — плохой союзник, поэтому Квартирмейстер не обсуждает эту часть свода правил со своими сержантами. Пусть лучше верят, что победа в одном сражении может стать победой в войне, а победа в войне — изменить мир. Это намного полезнее для воинского духа. Лучшее, что может КСР — отправлять Демонов патрулировать воздух. Крупные группы заметны и уязвимы, но поодиночке они способны ускользнуть от пуль, снарядов и брошенных варварами копий. Но на фермах достаточно еды, их питают подземные ключи, и поэтому осада не имеет особого смысла. КСР просто тянет время в ожидании перемен. Это не лучше, чем молиться крылатой мыши, собирающей урожай на небесных пахотах, чтобы накормить всех умерших, Квартирмейстер понимает, но у нее нет альтернатив. В конце концов, она решается на риск и отдает приказ о штурме, прекрасно понимая, насколько мал шанс победить — но ожидание подтачивает боевой дух братьев, они пьют все больше, добывая где-то самогон, несмотря на ее попытки сохранить дисциплину, их шерсть кишит блохами, а хвосты нервно дергаются. Все верные признаки того, что они готовы разбежаться. Это — жестокая мысль, но Квартирмейстер знает: смерть нескольких из них в бою вернет прежним готовность сражаться, ведь братья — просты и наивны как дети, они бегут за яркими безделушками, и обещания посмертных медалей манят их почти так же, как настоящие награды. Поэтому Квартирмейстер читает перед ними самую красивую речь, какую только может сочинить — ей далеко до Волкова или даже Архимеда — и отправляет один взвод на штурм бараков, которые свиньи построили для варваров, а остальных — на ближайшую ферму. Демоны поддерживают их с воздуха, но им заранее дан приказ соблюдать осторожность; немногочисленные волонтеры, прибывшие на Вересковый перевал, остаются в лагере — перебросить их на поле боя, если вдруг случится чудо и братья смогут прорвать оборону свиней, не составит труда, но до тех пор, пока можно их сберечь, Квартирмейстер будет беречь каждого. Волонтеры, возможно, самое ценное, что у нее есть: медицина свиней слаба, они не умеют обрабатывать раны. Волонтеры не просто спасают жизни солдатам КСР, они напоминают рядовым, кому именно принадлежит земля по праву — тем, кто способен позаботиться о своих соладатах. С этими мыслями Квратирмейстер наблюдает в бинокль за жалким поражением братьев: варвары насаживают их на свои копья, раздирают в клочья, валят на землю, вцепившись лапами в облезлые хвосты, и перегрызают глотки. Запах свежей крови сводит их с ума — представив его, Квартирмейстер невольно облизывается — поэтому варвары не замечают демонов. Вести огонь по юрким узким телам непросто, но демоны знают свое дело; Квартирмейстер не видит, но без труда представляет себе, как прилипают вырванные чешуйки, осколки кости, обрывки мяса, к меховым курткам варваров, когда пули прошивают их насквозь и холодная кровь на земле смешивается с горячей. Увидев приближающихся свиней, Квартирмейстер подает сигнал к отступлению, и немногие спасшиеся братья бегут к холму, бросив оружие. Свиньи беспорядочно палят по ним, но даже уставшие и пьяные, те все равно остаются сложными мишенями. Свиньи не решатся атаковать, пока не придет подмога, а варвары могут не решится снова им помогать — смерть от выстрела в спину они считают позорной. Это — первый шаг к победе, но не только к ней. Наблюдая за тем, как волонтеры штопают раны, она чувствует, как в ее сердце с едким дымом тлеет сомнение. Квартирмейстер не любит братьев — они глупы, шумны, от их неухоженного меха вечно несет тухлятиной, будто они спят, зарывшись в гору трупов. Но все же никогда прежде она не посылала их на смерть так откровенно. КСР повезло, они одержали небольшую победу, которая, возможно, приведет их к большей, но дело не в этом, а в том, что даже знай Квартирмейстер наверняка, что жертвы окажутся напрасны, она отдала бы тот же приказ. Впрочем, гораздо больше ее беспокоит другое: она намеренно выкупила жизни за жизни, так же, как это было с Тетушкой Луу и Тетушкой Кви. То есть КСР теперь поступает так же, как Церковь. И чем тогда они лучше? * * * В соборе так тихо, что Квартирмейстер порой скучает по выстрелам, но все же она уже почти привыкла к тишине, запаху благовоний, отзвукам молитв. И неожиданным появлениям Архимеда. — Я хочу облегчить вашу боль, — говорит он с коротким поклоном, скорее молитвенным, чем учтивым. — Тогда исчезните, — холодно отвечает Квартирмейстер. Но Архимед не уходит. Он стоит с ней рядом, смотрит на то, как она бессильно стискивает кулаки, снова и снова, оставляя на тонкой коже ладоней отпечатки когтей. — Что мне сделать, чтобы вы ушли? — Назовите свое имя. Я хочу помолиться за вас. Квартирмейстер не уверена, какие именно чувства вызывает в ней это упрямство, нелепое, граничащее с одержимостью, так мало отличающееся от веры Вспышек, превратившей их в живые бомбы. Возможно, она ненавидит Архимеда. Возможно, завидует ему — по крайней мере, он всегда может переложить на чужие плечи все свои ошибки и неудачи, сказать, что так решил Спаситель, так повело Солнце, так было записано на коре Древа. А она должна всегда решать сама. Она пошла в военную академию, чтобы решать сама, чтобы командовать другими, она всегда ценило это право и умело им распоряжалась. — Агнешка, — говорит она, наконец. — Это имя дали мне родители. Хотя сомневаюсь, что я все еще могу называть его «своим». — Спасибо, дочь моя. Я помолюсь за вас, — отвечает Архимед с коротким кивком. — Теперь Спаситель услышит. Теперь он точно знает, что я жажду спасти вашу душу, а вместе с ней — и вашу жизнь. Смело идите вперед, теперь на вас будет его благословение. Квартирмейстер поднимает голову, смотрит ему в глаза, и вдруг слышит рокочущий, но в то же время визгливый звук, постепенно нарастающий, эхом от высокого свода, каменным градом рушащийся на пол. Она не сразу понимает, что это — ее собственный смех. * * * Вечером она вспоминает единственный церковный гимн, который пели на занятиях в кадетской школе: «Славься Солнце, подарившее нам жизнь, славься Древо, подправившее нам разум, славься царский род добрых хозяев наших земель, да продлятся их дни до возвращения Спасителя». Квартирмейстер пытается спеть его так, чтобы он звучал как настоящая молитва, но ей все равно мерещится насмешка в каждом слоге.