Во сне...

Привет, меня зовут… хотя, не важно, как меня зовут. Всю жизнь меня считали сумасшедшим, возможно, они были правы. Знаете, какое у меня самое яркое воспоминание детства? Это когда я, ещё совсем маленький мальчик, лежу в своей кроватке, а ко мне тянутся мерзкие, склизкие щупальца с жёлтыми, с бордовыми прожилками, глазными яблоками на концах. Я ищу пути к спасению, озираясь по сторонам, но из темноты на меня глядят ужасные белые маски, они смеются надо мной. Я прячусь под одеяло, но и там нет спасения от кошмара: внезапная вспышка света озаряет множество тараканов, копошащихся под одеялом. Я пытаюсь кричать, но что-то тяжёлое наваливается мне на грудь, обрывая крик. Я начинаю задыхаться и просыпаюсь. Одеяло скомкано и свисает на пол. Я дрожу от холода и страха. Вокруг меня ни щупалец, ни тараканов, ни масок, но я боюсь пошевелиться. Так и лежу до утра, закрыв глаза руками. И это повторяется каждую ночь. Я пытался рассказать родителям, но они лишь обеспокоенно покачивали головами и говорили, что это всё влияние фильмов и книг, и пытались запретить мне смотреть и читать, но и это не помогло. Я продолжал видеть кошмары, продолжал бояться, а они продолжали качать головами. Ко мне приводили врачей, меня водили к ним, но ни один из них не нашёл в моём мозгу ничего лишнего, кроме, как они это называли, «буйной фантазии». И вот как-то вечером меня опять погнали спать до того, как по телевизору начнутся интересные фильмы, забрали у меня все книги и комиксы и выключили свет. Я долго вертелся в кровати, надеясь не уснуть, напевая что-то или рассказывая любимому игрушечному котёнку придуманную на ходу историю. И всё же я уснул, и увидел и щупальца, и маски, и боялся забираться под одеяло, зная, что там увижу. Я уже чувствовал, как эти отвратительные насекомые, перебирая своими лапками, бегают по моему телу. Ужас сковал меня. Щупальца, капая вонючей слизью, стаскивали с меня одеяло, в которое я вцепился мёртвой хваткой, а белые маски истерично хохотали из темноты. Внезапно комнату озарил яркий белый свет, лившийся из неизвестно откуда появившегося пролома в стене. Щупальца стали обугливаться, а когда совсем почернели, рассыпались, превратившись в прах. И тут я заметил в углу комнаты мальчика на вид не старше меня, он стоял и смотрел на меня огромными глазами необычного ярко-зелёного цвета молодой листвы. Его белые волосы развивались, хоть ветра и не было. Он поднял руку и вопросительно глянул на меня, словно спрашивая, может ли он сделать то, что собирался, и, не получив ответа, схватил одну из бледных масок, и швырнул на пол. Маска разбилась на тысячи мелких осколков, тут же почерневших. Остальные маски подёрнулись рябью и растворились в белом свете, залившем всю комнату. В ней уже не было ничего опасного и пугающего, но и она не была моей комнатой. Я сидел на белой кровати, с белым постельным бельём, и с удивлением пялился на белые стены, границы которых с полом и потолком почти не были заметны. В углу я видел очертания белого кресла, а в другом углу стоял тот самый мальчик, одетый в белое, и с улыбкой смотрел на меня, а я, в свою очередь, смотрел на него. Он подошёл ко мне, сел на край кровати и сказал: «Тебе пора идти». Я посмотрел по сторонам и понял, что самое странное в этой комнате то, что в ней нет двери. С этой мыслью и проснулся. В окно сквозь жёлто-зелёные занавески лился солнечный свет. Птички встречали утро весёлой трелью. С кухни пахло кофе и гренками. Я радостно вскочил с кровати и бросился к родителям. Они, конечно, удивились, моему хорошему настроению с утра. Я пересказал им сон, а они только улыбнулись. Папа потрепал меня по голове, а мама поцеловала в щёку и сказала: - Фантазёр ты наш. - Писателем будет. – добавил папа. С тех пор каждую ночь мне снился этот мальчик, на протяжении нескольких лет. Мы говорили, веселились. Иногда Он предупреждал меня об опасностях, грозивших мне или моей семье. Особенно хорошо я помню, как он спас нас от пожара. Ночью после нового года произошло короткое замыкание, Он разбудил меня, сказав, чтоб я бежал к родителям. Когда я выбежал из спальни, вилка гирлянды, воткнутая в розетку, только начала плавиться. Я разбудил родителей, и пожара удалось избежать. Мальчик предупреждал меня и об аварии, в которой мы все чуть не погибли, и о болезни бабушки, и о наводнении на даче. И каждый раз я говорил об этом родителям, и каждый раз мне не верили. Время шло, я рос, и Он рос вместе со мной. Мне исполнилось пятнадцать лет, а он всё продолжать приходить каждую ночь. Больше всего мне хотелось узнать одно: его имя, но сколько я ни спрашивал, он отвечал; «Зови, как хочешь». Однажды он сказал, что скоро случиться сильное землетрясение в городе, где живёт моя тётя. Проснувшись утром, я рассказал об этом родителям, попросил, чтоб они позвали тётю погостить у нас. Но в мои слова никто не поверил. «В твоём возрасте уже ненормально иметь воображаемых друзей» - вздохнув, сказала мама, а папа только, нахмурившись, покачал головой, соглашаясь с ней. А на следующий день меня отвели к врачу… Два ужасных месяца я провёл в больнице, окружённый четырьмя белыми стенами. Мне принесли альбом и карандаши, я сидел в своей камере перед окном с решёткой и рисовал, иногда напевая любимые песни, которые здесь мне не давали слушать, говоря, что эта музыка плохо действует на психику. После приходил врач. Раза 2-3 за день. Он давал мне какие-то таблетки, от которых все мои реакции становились заторможенными, проводил какие-то тесты и много говорил, пытаясь навязать мне свои мнения. Первый месяц я сопротивлялся, но потом стал просто кивать головой, делая вид, что соглашаюсь со словами этого придурка. И он уходил, довольный собой, и говорил, что я иду на поправку. Что за таблетки он давал мне, не знаю, но вскоре я совсем перестал видеть сны. И тогда я замолчал. Мне казалось, что забрали часть меня. Без этого мальчика я был словно не собой. Я не мог видеть Его во снах, не мог говорить с ним и из-за этого не мог больше говорить наяву. Я возненавидел всех, кто был виновен в этом. Возненавидел всех психологов, психиатров, возненавидел даже своих родителей. А время шло, и я взрослел. Миновали годы, но я не произнёс ни слова с тех пор. Я мечтал уйти из дома, но не мог сделать этого: меня заперли в комнате и не выпускали оттуда. Так я и жил в четырёх стенах своей комнатушки, где не было ничего кроме кровати, крошечной тумбочки, на которую навалена была гора каких-то детских книжек, да большого зеркала, что стояло в углу, прислонённое к стене. Иногда я любил сидеть перед ним и заглядывать в окно, отражающееся в нём. И я спал, почти всё время спал, в надежде увидеть сон. Хоть один. Увидеть того мальчика, который наверняка уже повзрослел… И однажды я лёг спать, уже боясь на что-то надеяться. Просто лёг. И уснул. И, о чудо, оказался в белой комнате, на белой кровати. Он стоял в углу, там, где я увидел его в первый раз. Он вырос. Стал красивым юношей, но я без труда смог узнать его. Я со счастливой улыбкой вскочил с кровати. Он тоже обрадовался, но не произнёс ни слова. Он молча смотрел на меня своими ярко-зелёными глазами. Потом подошёл ко мне и обнял. И мы просто стояли, не говоря ничего. И с того дня он приходил каждый раз, как я ложился спать. Мы разговаривали или просто молчали. Он помогал мне придумывать план побега. И вот одной тёмной, дождливой и ветреной ночью, которую мы выбрали, чтоб родители ничего не услышали, я осторожно выбрался из своей комнаты, взял у отца немного денег, прокрался к входной двери и выбежал на улицу. О как долго я этого ждал! Всю ночь я ходил по городу, любуясь улицами, которые я помнил с детства, вспоминая наш последний разговор во сне. Парень тогда клялся, что мы увидимся наяву. Он просил в полдень быть на городской площади. Яркие солнечные лучи лились на огромную площадь, освещая толпы людей, двигающихся в разные стороны, копошащихся словно тараканы. Я нырнул в центр этого потока и замер, озираясь по сторонам. Меня то и дело толкали с разных сторон, ругаясь, что я стою на их дороге, но я упорно продолжал всматриваться в незнакомые лица. И вдруг увидел ярко-зелёные глаза, прикрытые спадающими на них белыми волосами. Он тоже заметил меня. Мы кинулись друг другу навстречу сквозь толпу, не обращая внимания на возмущённые возгласы. И вдруг кто-то схватил меня за руку. Я обернулся и с ужасом увидел людей в белых медицинских костюмах. «Ты пойдёшь с нами.» - ледяным тоном произнёс тот, что держал меня за руку. Я рванулся, но ещё трое кинулись на меня, скрутили и запихали в машину скорой, где сидели мои родители и сочувствующе смотрели на меня. Я припал к стеклу, стал бить по нему кулаком, кричал, чтоб меня выпустили, и вдруг почувствовал укол в шею и боль от разлившейся под кожей жидкости. Моё сознание тут же помутилось. Последним, что я увидел, были необыкновенные зелёные глаза, прикрытые белыми прядями волос. Очнулся я в крошечной белой комнатке. Попытался сесть, но не смог пошевелить ни руками, ни ногами. Огляделся: я прикован к кровати плотными кожаными ремнями. Я стал со всей силы дёргаться, надеясь вырваться, и закричал. В комнатку вбежал врач. Он ударил меня по лицу, видимо, думая, что так я упокоюсь, но это было бесполезно. Он ударил ещё раз и ушёл. Ко мне заходили довольно часто. И каждый раз разные врачи. Кто смеялся, кто просто делал какие-то записи, а кто покачивал головой, мол: «бедный мальчик». А я всё не оставлял попыток вырваться и кричал, не в силах сдерживаться. Мне было страшно, что здесь я точно сойду с ума, и этот страх не давал мне успокоиться. Я лежал в одиночестве, прикованный к кровати, уже, как мне казалось, не меньше двух часов. Последний врач, что заходил ко мне, закрыл занавески, и в палате царил полумрак. Моя голова немного прояснилась, и я обдумывал, как бы отсюда сбежать, но пока не видел выхода. Тот, что заходил последним, кажется, бормотал что-то насчёт пожизненного лечения? Ну уж нет! Я скорее ногтями выцарапаю себе сердце, чем останусь здесь! Вдруг ручка двери задёргалась, и она бесшумно отворилась. В палату вошёл Он. У меня перехватило дыхание. - Ты пойдёшь со мной? – с надеждой спросил он. - Да. – выдохнул я и вдруг на стене увидел его тень с двумя расправленными за спиной крыльями. Он, улыбаясь, подошёл к моей кровати. Провёл тёплой ладонью по моей щеке. Щёлкнул пальцами, и ремни, сковывающие меня, с треском порвались. Он поднял меня на руки. Мои глаза на секунду застлала белая пелена, а когда я снова смог видеть, то стены палаты исчезли, мы вдвоём оказались на красивейшем берегу какой-то реки. На город спускались сумерки, солнце, нежась в пушистых облаках, роняло тёплые ласковые лучи на землю, на нас. Кажется, в таких случаях говорят: «Я счастлив»? Я крепче прижался к моему Ангелу. Он склонился и прильнул к моим губам. Меня охватило странное, но приятное чувство: губы стали горячими, а тело похолодело, сердце замедлило свой ход. Я запрокинул голову назад, силы покидали меня, но я сомкнул веки, не желая сопротивляться. Единственная мысль промелькнула в моей голове, без страха, как-то спокойно и даже мечтательно, прежде чем мой разум заполнила блаженная тьма: «Я умираю».