***
Ирма любит панорамные окна и не вписываться в рамки — именно поэтому наутро её запросто можно найти спящей в окружении пяти подушек на диване в гостиной вместо удобной кровати гостевой комнаты. А ещё Ирме нравится спать до одиннадцати и завтракать омлетом и тостами с джемом, это Корнелия помнит как дважды два со старших классов и походов в «Золотую чашку» всей компанией по воскресеньям. Чёрный кофе — отличное средство от похмелья, думает Хейл, взбивая два яйца с мукой и молоком. Чайник закипает во второй раз за утро, и тостер звонко пищит, когда в кухню заходит сонная Лэр, потирая глаза. — Как твоя голова? — саркастически спрашивает Ирма, наливая себе кружку кофе с добавлением двух ложек сахара и нескольких порций сливок, прежде чем плюхнуться на высокий стул и облокотиться о столешницу. — Точно лучше, чем твоя — Корнелия ухмыляется и указывает на взъерошенные волосы Лэр. Непослушные кудряшки торчат в разные стороны, и проще свалить всю вину на вельветовый диван, чем предательскую генетику. Хруст тостов, шипение перевёрнутого омлета на противопригарной сковородке, стук посуды — весь остальной дом погряз в мучительной тишине. Традиционные утренние танцы под старые, но любимые песни сегодня почему-то не кажутся уместными (чувство стыда однозначно непревзойдённый сдерживающий фактор). — Я просто не понимаю, зачем ты это делаешь. Ирма расстроенно отводит взгляд и пытается сфокусироваться на происходящем за окном: синоптики клятвенно обещали тепло и солнце, но небо медленно застилают тёмные тучи. Интересно, за что им только платят. Хейл пожимает плечами: — А на что ещё тратить свою молодость? — не объяснять же, что с недавних пор алкоголь — единственное, что позволяет забыть о стремительно накапливающихся проблемах с учёбой, участившихся ссорах с семьёй и неудачах в (личной) жизни. И привлечь внимание Ирмы. С ней неизменно просто, и с возрастом Корнелия ценит эту черту в людях значительно больше. Поэтому колкие фразочки скорее успокаивают, чем вызывают злость, а поддержка в виде очередного листового суккулента на заставленный растениями подоконник или букета ранункулюсов необычного цвета в обычной крафтовой бумаге всегда оказывается как нельзя кстати. После школы девочки почти перестали общаться. Хай Лин вернулась в родной Китай, Вилл и Тарани разъехались по разным концам страны, и в несуразном Хитерфилде остались только воспоминания о былых временах. Разумеется, они созваниваются на дни рождения и иногда даже встречаются во время семейных праздников, чтобы поделиться новостями о стажировках в компаниях мечты и новых ухажёрах. Но о тесной дружбе речи больше не идёт. — Хорошо, — Лэр допивает остатки кофе, подходит близко-близко и, не стесняясь ни на йоту, смотрит прямо в глаза. — Если тебе так нравится спускать лучшие годы коту под хвост, пообещай мне одну вещь. Выдержанная театральная пауза, чтобы оценить уровень доверия и заставить Хейл слегка понервничать. Спасибо книжкам по психологии за этот нехитрый трюк (вычитала его в далёкие пятнадцать, отложившиеся в памяти глупой влюблённостью в Эндрю Хорнби, странной одержимостью бездарной певичкой и часовыми походами с подружками в ближайший торговый центр за короткими юбками и ванильными молочными коктейлями). — Напиваться в хлам ты будешь только со мной. Корнелия улыбается и, не задумываясь даже на миллисекунду, кивает.***
Петляющая дорога ведёт вдоль побережья к отдалённой бухте и кажется бес-ко-неч-ной. Из приёмников доносятся так называемые новинки музыки, и Ирма безуспешно щёлкает с одной радиостанции на другую в поисках «чего-нибудь стоящего», обреченно вздыхая каждый раз, как динамики выдают заезженные ритмы. Это не раздражает, но следить за дорогой становится всё сложнее, и в итоге Корнелия не выдерживает: шины скрипят от резкого торможения. Пальцы нашаривают в бардачке старую коллекцию CD, и спустя минуту на ноги Лэр приземляется диск в цветастой коробке. С одним из любимых альбомов Ирмы. Она включает первый трек и устраивается поудобнее в кресле. Недовольство Хейл улетучивается с первой улыбкой на лице подруги, и память услужливо подсказывает текст песни, ноты которой разносятся за пределы опущенных окон на радость всем проезжающим мимо машинам. Ирма любит подпевать во весь голос вопреки неумению петь и растянутые спортивки в сочетании с кроп-топами. Корнелия даже на выходные загородом собрала с собой целую сумку одежды — не дай бог кто-нибудь увидит студентку факультета дизайна в заношенных вьетнамках и рубашке одного из нудных бывших. Платье модного кроя, завитые в “морские волны” локоны и макияж а-ля натюрэль — в стиле одежды она мамина дочка «от» и «до». Домик Лэров не идёт ни в какое сравнение с будто штампованными на конвейере коттеджами возле общественного пляжа чуть ближе к городской черте: просторная веранда и светлый интерьер способны украсть сердце не хуже мягко перекатывающихся по гальке волн в пяти метрах от входной двери. Здесь в каждой комнате чувствуется влияние Ирмы: морская тематика проходит по двум этажам ненавязчиво и поразительно гармонично. Единственное помещение, не тронутое различными оттенками синего, — комната Криса, завешенная плакатами Звёздных войн и отделанная в зелёных тонах. Корнелии на удивление нравится подобное оформление. Но ещё больше ей нравятся местные пейзажи, и старый скетчбук заполняется парочкой набросков, сделанных на скорую руку. Лэр не вылезает из моря несколько часов, плавая туда-обратно до буйков и высматривая маленьких блестящих рыбок. В альтернативной вселенной она точно была бы русалкой, мелькает в голове у Хейл. За пределами Хитерфилда связь ловит плохо, но мобильник всё равно разрывается от уведомлений. Результаты просмотра работ по арт-практике, сообщения от нового знакомого из клуба, письмо от мамы с рассказом про их путешествие по Парижу — хоть играй в игру «две хорошие новости, одна плохая». Оценка по арт-практике хуже ожидаемого, но (к счастью?) набранных баллов хватает для прохождения нижнего порога и получения зачёта. Корнелия отвлекается от разочаровывающих учебных достижений на смс-ки того симпатичного паренька, который, вроде, неплохо умеет шутить и целоваться, и в упор не замечает наконец вышедшей из воды Ирмы. За такую халатность в голову незамедлительно прилетает мокрое полотенце: — Приём-приём, Земля вызывает Корнелию. В холодильнике на кухне шоколадное мороженое, которое срочно необходимо спасти, и нам требуется помощь всех свободных подразделений. — Ты слишком много времени проводишь с отцом, — смеётся Хейл и прячет телефон на дно рюкзака. Всё равно ни у одного парня в мире нет такого чувства юмора, как у Ирмы Лэр. По телевизору крутят какой-то известный фильм про спецагентов в 60-ых годах, пальцы в масле от солёного попкорна, а мороженое приятнее есть ложками прямо из ведёрка — это не требующая доказательств аксиома. — Представляешь, я лучше всех на курсе сдала основы программирования, — шепчет Ирма, когда на экране показывают комбинированную приемно-передающую установку на судне. — Просто вообрази лицо госпожи Рудольф, если бы она узнала об этом. — Подожди-ка, тебя случайно не заменили инопланетяне? — притворно округлённые глаза и старательно изображаемый шок. — Нет, это сделали русские кгб-шники, — Лэр показывает язык и пихает подругу локтём. Расходиться по разным комнатам слишком лень, мягкий ультрамариновый плед слишком тёплый, по окончании фильма они засыпают в одной кровати, и это первая за несколько недель субботняя ночь, когда Корнелия не выпила ни капли алкоголя в абсурдной попытке саморазрушения.***
— Я правда ненадолго, — Хейл виновато отводит глаза и поправляет сумку на плече. Способность терять жизненно важные вещи вроде бумажника за последнее время стала её самым натренированным навыком, но чувству стыда всё равно на превосходно отточенное мастерство. Ирма скрещивает руки на груди и отворачивается. — Делай, что хочешь. Усталость от пренебрежения и регулярного смещения ориентиров в пользу любого другого человека течёт по венам непомерно долго, и ей надоело постоянно быть второй. Лэр кажется, что их взаимоотношения похожи на заглючивший проигрыватель прошлого поколения техники, в итоге безостановочно крутящий один и тот же набор кадров.