хлопья пепла легли на веки, как будто снег. может быть, из золы однажды взойдет побег., но сейчас лишь одно способно меня спасти. я тебя люблю., но не в силах себя простить.
Тони встречает Питера в старой квартирке в Куинсе, маленькой и слишком тесной. Тони встречает Питера почти случайно и понимает, что брать в команду этого мальчишку очень, очень плохая идея. Во-первых, пацан оказался младше, чем Тони вообще думал. То есть ему еще даже восемнадцати нет. Когда Старк узнает это, он откидывается на спинку стула и машинально касается правого виска, где набухает и пульсирует головная боль. Тони не спал три дня, и ему страшно от того, насколько далеко может зайти Роджерс ради Барнса, и ему нужно разобраться с Россом и остальными идиотами, которые все-таки решили, что супергероев стоит ограничивать, и еще ему необходим кофе, и Питер, который оказался не тем, кем необходимо, становится последней каплей. В Тони борются две стороны — благоразумие и эгоизм. Благоразумие говорит, что мальчишку стоит оставить дома. Вместе с очаровательной тетушкой, пусть они живут так, как жили, и все будут предельно счастливы. Мальчик не заслуживает быть втянутым в супергеройские разборки двух людей, которые просто не могут разобраться друг в друге. Мальчик просто не заслуживает такого отношения. Но эгоизм говорит, что Питер уже втянут. Питер уже супергерой, и он силен, да, чертовски силен, поймал, да, тонну на семьдесят километров в час, он по-настоящему силен, а не так, как Тони. И Питер нужен нам, — шепчет эгоизм. Без Питера не победить, он нужен, чтобы доказать Роджерсу… Доказать. Вот только что доказывать? И тогда Старк смеется. Потому что эгоизм побеждает. Питер врать не умеет совершенно, и его слова, мол, это не я, как вы вообще могли такое подумать, мистер Старк то, мистер Старк сё… При этом Питер был ничего такой на лицо. Ну, ладно, Питер был красивым. Глаза большие и чистые, мордашка симпатичная, и плюсом ко всему вышеперечисленному идет неплохая такая задница, и Тони, по машинальной привычке закоренелого холостяка и бабника, скользит по Питеру взглядом чуть более откровенным, чем положено. Когда Тони сталкивается с удивленными глазами Питера, что-то в сердце останавливается. Когда Тони везет Питера в Германию, ему по-прежнему кажется, что это очень плохая идея.***
Когда Тони встречает Питера во второй раз, это не его инициатива. Он сидит в гостиной, развалившись на диване на пару с бутылкой виски. Второй за сегодняшнее утро. После драки в Сибири прошло два дня, и сейчас Тони уже ничего не чувствует. Все эмоции будто выкачали, только спать Старку все еще страшно. Страшно переживать это снова. Страшно видеть ту самую запись, страшно видеть перед собой искривленное в крике лицо Барнса, который старается вырвать реактор, страшно видеть глаза Стива, полные ненависти… Глаза Стива. Боже. Старк наливает себе еще виски и выпивает залпом. Нет в мире такого количества алкоголя, чтобы забыть ярость Стива и его слова. — Мистер Старк? Тони оборачивается к окну и глядит, как Питер перелезает через подоконник, и даже не задает вопросов. Ему отвратительно все равно. — Мистер Старк, вы не отвечали на звонки и на сообщ… Мальчишка замолкает, когда видит состояние Тони. На лице Тони кровоподтеки, которые никто не потрудился обрабатывать, костяшки сбиты, и Питер понимает, что если Тони снимет рубашку, то обнажит целый космос синяков и гематом. Питер спрашивает у Пятницы, где аптечка, и садится на диване рядом с Тони. Старк смотрит на мальчишку мутными глазами, пытаясь понять, какого черта, какого черта, какого черта Питер тут делает. Питер обрабатывает лицо Тони, и Старк слишком трезв для этого дерьма, поэтому закрывает глаза. Остаются только чужие прохладные пальцы, которые ласково и бережно касаются его. Питер заботится о Тони — еще непонятно почему, но заботится, и это причиняет невыносимую, страшную боль. Когда пальцы пропадают, Тони открывает глаза. Питер сидит слишком близко и смотрит так, будто Тони только что признался, что жить не хочет. На самом деле это правда, но Питеру знать об этом не обязательно. — Что случилось, мистер Старк? — спрашивает Питер тихонько, будто боясь спугнуть. Тони смеется пьяно и горько, делает еще один глоток из бутылки и говорит, что Питер еще слишком мал для этого дерьма. Тони хочется кричать, когда он вспоминает взгляд Стива. Да, Питеру лучше не знать, что сам Тони Старк был влюблен в своего лучшего друга. Тони, конечно, любит разрушать иллюзии, но эта пусть останется погребенной под пеплом его души. Стивен Роджерс, ебучий Стив, боже, как ты мог так поступить, Стив?! Вместо этого крика Тони делает еще один глоток и не смотрит на Питера. Питера жаль. И все-таки Тони не должен был брать его в команду. Это превращается в привычку — пагубную, отвратительную. Питер приходит каждый вечер, вынимает бутылку из пальцев Тони и заставляет жить дальше. Тони ненавидит быть слабым перед кем-либо, поэтому смеется, когда Питер приходит, и делает вид, будто все в порядке. Мальчишка ни разу не повелся на это, надо отдать должное. Если бы Тони мог, он бы выгнал Питера взашей. Он знает мальчишку всего-то неделю, если не меньше, а тот уже умудряется влезть к нему в душу! Проблема в том, что Тони не может Питера выгнать. Не способен просто. Тони слишком слаб, чтобы даже пытаться выглядеть сильным. Время идет, и они вместе коротают темные вечера. Тони работает, пьет кофе, мастерит протез для Роуди, совершенствует щит Роджерса. Когда-то щит понадобится Стиву, Тони знает это. Когда-нибудь Стив вернется. Питер чаще всего сидит на столе, болтает ногами, ерошит свои кудряшки, пытается делать домашку, но в итоге попросту засыпает «мистера Старка» вопросами и уходит далеко за полночь. Тони так и не научился засыпать без бутылки виски, но кое-что все же изменилось — при Питере он больше не напивался. Прогресс, мать его. Питер был везде, и Тони это пугало. Пугало то, что Питер влез в его личное пространство так легко, будто это ничего ему не стоило, а потом стал другом Тони в неделю. Стареешь, Старк. Какой-то малолетний пацан тебе уже в доверие втирается. — Вы всегда можете рассказать мне обо всем, мистер Старк, — говорит Питер на прощание, прежде чем уйти. Кажется, он говорил, что хочет помогать простым людям, да-да. Старк слишком мудак, чтобы сделать шаг навстречу мальчику. Старк слишком сломан, чтобы снова кому-то поверить.***
Питер день за днем трудится на благо горожан. Он ловит мелких воришек и грабителей, снимает котов с деревьев, помогает бабулям перейти дорогу. Пацан вполне доволен жизнью. Тони тоже заново учится жить. Снова просит прощения у Пеппер, кидает телефон и письмо Роджерса в дальний ящик (не было ни единого дня, когда бы он не доставал их), мастерит протезы для Роуди, который явно не заслужил того, что произошло из-за трех великовозрастных идиотов. Хотя Тони кривит душой — из-за двух. Из-за него и Роджерса. И если себе Тони никогда не простит травмы Роуди, то Роджерс пусть живет с этим, если может. В мыслях Тони теперь называет символ Америки только так. Теплое «Стив» будто бы присыпано пеплом воспоминаний и вряд ли когда-нибудь вернется на свет божий. Старк устал. Он следит за пацаном — невзначай, незаметно, хотя непонятно, какого черта его вообще ебет этот Паркер. Он всего лишь мальчишка, а у Тони других забот просто по горло. Ну конечно же. Например, перестать винить себя. И это одна из тех вещей, которая Старку не удается. Виски едкий, кровь красная, а бездна отчаяния, в которую Тони соскальзывает, черная. У отчаяния голубые глаза и имя, которое Тони будет повторять даже в агонии перед смертью. Каждый день Питер пишет Тони сообщения. Кого он снял с дерева, кому помог, присылает фото котят, спрашивает, в порядке ли Тони, говорит, мол, я могу помочь, если нужно, вы же знаете. Тони знает. И все-таки не отвечает. Тони становится наставником Питера, и ему кажется, что это тоже часть терапии — он так называет неумелые попытки снова начать жить после всего. Да, он следит за Питером, хотя мальчишка еще этого не понимает. И вскоре Старк благодарит свою маниакальную заботу — очередной пидорас с крыльями (серьезно, опять крылья? Да сколько можно, блять, очередной Сокол на его голову, их что, пачками печатают?!) бросает пацана в озеро, и если бы Старк не следил за ним, тот бы умер. Умер. Питер бы умер. От этой мысли в груди Тони что-то трещит, а желание выпить становится невыносимым. Несмотря на все просьбы «не лезть на рожон», отгадайте, что делал Питер? Правильно, чтоб его паучью задницу сожрали читаури! Именно, он лезет на рожон, наплевав на все, и Тони, будто мальчишка, летит спасать паром и в первую очередь Питера. Пытаясь не думать о том, как сильно сам испугался за него. Питер глядит словно нашкодивший щенок. Тони чувствует пульсирующую, набухающую, отвратительно тупую боль в левой руке, потирает запястье и требует отдать костюм. Ему страшно за Питера. Костюм, конечно, возвращается владельцу, и Питер отказывается вступать в команду. Тони не может его винить. С момента, как они встретились, прошло полгода. С того момента, как Питер вновь получил костюм — месяц. Тони и Питер стали друзьями, но Тони все еще думает, что брать его в команду тупая, отвратительно плохая идея. Когда Питер сидит рядом, Тони все еще мучают кошмары. Питер не раз остаётся в башне на ночь, и Тони понимает, что ему легче, когда паучок рядом. Питер становится его семьей, и Тони страшно от того, насколько они близки.***
Стрэндж рассыпается на его глазах пеплом, шепча, что это был единственный выход. И Тони, если честно, плевать, что означают его слова. Тони чувствует только боль и не знает, виноваты ли в этом сломанные кости. — Мистер Старк… — голос Питера тихий, но Тони поворачивается резко, потому что он знает, что может последовать за этими словами. — Мне что-то нехорошо… У Тони останавливается сердце. В словах Питера нет ничего особенного, но что-то подсказывает Тони — все очень, очень плохо. — Все в порядке, — нет, идиот, конечно же, все не в порядке, только что на твоих глазах погибли четверо человек, буквально рассыпались, все совсем не в порядке. — Со мной что-то творится, — он слышит в голосе Питера ужас, бесконтрольный бессильный ужас. — Что-то происходит… Питер поднимает глаза, и у Тони перехватывает дыхание. В глазах мальчика плещется страх, самый настоящий страх и еще что-то, чему Тони не может найти объяснения. Питер делает шаг, второй, но ноги его не удерживают, и он падает. В теплые крепкие руки Тони. Тони удерживает легкое — боже, оно становится легче с каждым мгновением — тело и обнимает за плечи, чуть покачивая, и шепчет, успокаивая мальчика, зная, что может хотя бы на мгновение подарить ему покой. — Тихо, тихо-тихо-тихо… Тихо… Иррационально нежное «малыш» пеплом горчит на кончике языка. Питер отчаянно цепляется за его плечи тонкими окровавленными пальцами, и голос его срывается на рыдания: — Я ведь не умру, правда? Не умру?.. — он прижимается ближе, так близко, будто Старк — единственная надежда, будто Старк все, что ему нужно, будто Старк может его защитить. — Ну пожалуйста, пожалуйста, я не хочу, я не хочу… Слова мешаются со слезами, и Питер будто захлебывается, выплыть не может, и страшно так, будто это кошмар, и выхода нет, потому что смерть не пощадит даже Питера — того самого мальчишку, что снимал с дерева котят и вынимал бутылку из пальцев Тони. Единственное, что нужно Питеру - слова Тони о том, что он будет жить. Питер рыдает и повторяет одно и то же, спрашивая у Старка, будто тот настоящий Бог, который может обмануть саму смерть. Для Питера Тони - последняя инстанция. Тони падает на колени, держа в руках Питера, и ему невыносимо хочется зарыдать, но он просто гладит, бесконечно нежно гладит лицо Питера, потому что ему нужно быть сильным. Глаза Питера смотрят прямо на него, и губы чуть шевелятся, будто хотят что-то сказать. В карих глазах любовь. Это нельзя назвать по-другому, и Тони ненавидит себя за то, что позволил своим сомнениям взять верх. У них ведь могло быть все — и ленивые поцелуи по утрам, и вечерние прогулки вдвоем, и разговоры обо всем на свете, и свидания, и… У них могло получиться. — Мне так жаль, — шепчет Питер и глядит на Тони в последний раз. Прежде чем рассыпаться пеплом в его руках. Тони разгибается, садится на землю, глядит на свои руки и качается-качается-качается из стороны в сторону, понимая, что потерял единственного, кого любил. Слез нет. Если бы умер ты, виноват был бы я. Тони блядски виноват. Тони безумно облажался и слишком дорого заплатил за это. Низкое пылающее небо, кажется, хочет упасть, а тяжелый воздух першит в горле невыплаканными слезами по мальчику, который так и не жил толком. Слезами Тони. И здесь, на пустой планете Титана, Тони забыл обо всем, что знал до этой секунды, и принял как данность единственное, что знал точно. Если бы Тони мог, он бы умер за Питера. Пальцы дрожат, когда перед глазами мелькает солнечная улыбка Питера, теплый влюбленный взгляд, румянец на щеках. Вспомнилась сила и бережные касания его рук. Тони Питера полюбил. Это было чертовски плохой идеей.