Зимняя прогулка

      Император Александр прогуливался по заснеженному дворцовому парку, издали наблюдая, как около большой снежной горки, его старшая дочь и ее маленькие подружки — дочери, как правило, приближенных, кидали друг в друга снегом. Гувернантка Марии, англичанка по происхождению, с трудом обязывала проказниц вести себя смирно. Но разве возможно приучить отроков к порядку, когда за окном зимняя сказка, а полезные занятия науками прекращены, хоть и на такой короткий срок?!       Государь и сам часто вспоминал, что в детстве испытывал подобные чувства радости и редкой беззаботности, и откровенно завидовал дочери (с известной долей шутки). Ведь специально для Машхен и обкатали огромную ледяную горку, с которой ныне она так бойко съезжает, огласив округу своим громким, детским визгом.       Кажется, его девочка довольна стараниями отца и матери, и сама не прочь была поделиться собственной радостью со сверстницами. Машхен была на редкость общительным, живым и открытым ребенком с прямым характером, пусть и жутко своенравным. И с каждым годом особенность великой княжны время от времени проявлять свою волю только увеличивалась.       Рыжеватые волосы и темно-синие глаза дополняли этот контраст, делая восьмилетнее чудо солнечным лучом. Она согревала холодные стены дворцов, преображая скуку в праздность. Но, несмотря на возраст, Машхен была ответственна и не глупа: даже Лиз могла доверить ей маленькое поручение, взять ее с собой, совершая визиты, и ребенок не дал бы усомниться в том доверии, которое ей и оказывают.       Незаменимые качества для будущей роли, к которой Лизхен наверняка готовила Марию — жены влиятельной особы из Европы, которой Мари, рано или поздно станет, если, конечно, полюбит этого человека.       Однажды четырехлетней важной дамой, обожавшей прятаться за шторами, Машхен воскликнула, что «будет королевой Швеции, потому что она такая же красивая, как шведская тетя Фрик, и на нее похожая».       Можно было списать такие выпады малышки на недавнюю встречу ее матери с младшей сестрой, на которую Мари действительно была сильно похожа, но дочь достаточно рано сумела отличать свой статус и обособленность, еще не предвидя грядущих перемен.       Александр отдавал себе отчет как порою губительны династические браки, и иногда подвергался унынию, думая о своей участи. Но рано или поздно отдергивал себя… Одно воспоминание о том, что Лиз незаметно и навсегда вошла в его мир, разжигая его душу лишь строгим взглядом, заставляли задуматься. Её уход в себя, его отдаленность, так или иначе, рушили привычный уклад, и это меняло печальные взгляды императора, возникшие под неутешительные беседы с младшим братом Константином.       Лиз долго старалась не видеть переменившейся «их маленькой семьи». Ведь они были так счастливы только вдвоем, мечтами и тихими разговорами, наедине друг с другом, и тихий голос бывшей баденской принцессы заглушал многие другие, заставляя сердце биться чаще и без лишних, а порою, пустых слов.       Все могло упасть в пропасть, если бы не страх, его почти нечеловеческий страх перед смертью дорогого существа, и ответственности за жизнь другого, еще более слабого. Елизавета справедливо могла полагать, что не нужна ему, что не заслужила прощения, и перестать бороться в один миг. Страшные минуты, повергающие в смятение и растерянность. Тяжелые роды…       Теперь император достаточно ясно осознал, что есть лишь одна безвыходная ситуация, достойная слез — смерть.… Когда ничего уже невозможно исправить, починить, перестроить и пообещать. И, должно быть, поэтому, видя в маленькой Элизе, рожденной поздней ноябрьской ночью прошлого года, черты своей жены, будто повторяющие ее облик, Александр оттаивал.       Лиза была дана ему не в наказание, а для прощения?! Для прощения.… Со временем это слово перестало носить недосказанный смысл, а чем старше с каждым мгновением становились два ребенка, Мари и Лизонька, тем больше эта вера укреплялась.       Он простил, но не мыслит, как начать тяжелый разговор…. А она?       Между тем, Александр приблизился к ледяной горке. Наперсниц дочери по играм вместе с нею уже не было, а Машхен явно не желала подчиниться англичанке, напоминающей великой княжне о времени и хорошем тоне, и лишь приближение отца заставило девочку перестать хмурить лицо в недовольной гримасе. Император знаком показал гувернантке — с этими противоречиями он справится сам, и, прервав любезные приветствия и поклоны улыбкой, взял за руку Машхен, решив продолжить прогулку с нею. — А где адъютант?! Или Волконский?! — с любопытством спросила Мари, явно радуясь перемене спутника — император же решил начать разговор с воспитательного тона. — Машхен, о чем мы с тобой говорили утром, когда ты получила подарок?! — Александр заранее знал последствия — он совершенно бесполезен в воспитании детей, и поэтому Мари, скорее, возьмет с него обещание подарить ей новую игрушку, чем получит ценный урок. — Маленькая обезьянка! — Папа̀! — к Машхен снова вернулось недовольство. — Лучше буду Мышкой, но я не маленькая! Мне восемь лет! — старое прозвище дочери «Мышка» дала ей Лиз, когда Мари еще лежала в колыбели, и оно было конкурирующим с другим прозвищем принцессы — «Обезьянка» — данным уже отцом-императором. — Я не спорю с тобой, Машхен, не берусь, но мисс Харриет справедливо требовала от тебя дисциплины! — А сегодня праздничный день, и я не хотела расставаться с Лизой, Аглаей и Ташей! — Машхен перечислила имена юных графинь Строгановых — своих ровесниц. — Но твоих друзей тоже ждут дома! Маменьки и папеньки! — Машхен заставила отца наклониться, и прошептала в его здоровое ухо. — Я не хотела идти домой с Харриет, потому что она не пустила меня к маман, когда я этого хочу! Папочка, я знаю, что мама всегда хочет меня видеть! — Ответ принят, солнышко, я поговорю с маман насчет твоей гувернантки! — император сам разрешил жене не ограничивать детей в доступе к себе, с чем никак не могла согласиться новая гувернантка Машхен, пришедшая на замену генеральше Буксгевден, наблюдавшей за Мари почти с первого дня жизни. — И ты, поэтому ждала, пока я дойду до горки? — Да! — Александр сам разрешал дочери не отягощать их общение дежурным «Вы». — Я так скучала, папа… — в ответ император поднял дочь на руки, радуясь простому проявлению ее чувств, и коря себя за занятость. — Великая княжна не считает себя маленькой, чтобы папа носил ее на руках?! — Нет, потому что, когда я каталась с горки, то увидела, что у меня порвался сапожок, но никому об этом не сказала! Мама расстроится! — Машхен устало положила головку на плечо отца. — Не скажем?! — Милый дружок, не было бы твоего секрета, который бы я не сохранил, но не этот! Маман еще больше огорчиться, когда ты заболеешь! — Тогда она будет рядом всегда, целую неделю, и станет за мной ухаживать… — немного помедлив, ответила Мари, когда император внес ее во дворец. — Но мама еще больше не любит, когда я болею! — Вот! — император поставил дочь на пол, и поцеловал ее в упрямый лобик. — Видишь, я оказался прав, ты сама это знаешь! Беги на свою половину, мы зайдем к тебе чуть позже…       Румяная с мороза Мари, послушно кивая головкой, убежала вверх по лестнице, довольная обещанием отца-императора.