Одно утро и триста шестьдесят пять ночей

Его забирали осенью и этот факт почему-то очень сильно напрягал Игоря. Он не то чтобы имел какие-то виды, просто случилось это все слишком быстро. Слишком спешно и до невозможности неправильно. Армия, это вам не чердак дяди Гены, где можно по тихому выпить и покурить, там филонить не получится. Да там и позвонить-то толком не получится, тьфу ты!.. Игорь тяжко вздыхает и оглядывает Стаса с ног до головы. Стоит весь такой худой, костлявый, щуплый, что соплей перешибешь. Уши торчат в разные стороны, лысина светится, но Стас ее быстро фуражкой прикрывает. Потом поднимает взгляд своих бездонных, даром что не щенячьих, глаз и говорит так серьезно, будто не учиться едет, а приказы раздавать. – Чего скис? – Да так… – выдыхает Игорь, носком пихая камушек на земле. – Задумался немного… Он ведь и правда задумался. О том, что отпускать Стаса все-таки не хочется. Они весь одиннадцатый класс за одной партой просидели. Третий ряд, четвертая парта. Эх, сколько она бедная тайн узнала. И про Юльку, которая списать не дала, но оставалась такой милой, что и обижаться вроде не получается. И про стаскиного деда, который лихим умом додумался внука на дачу закрячить и пилить заставил. Да и, по правде сказать, не столько тайны это были, сколько дорогие Игорю воспоминания. Они однажды химию прогулять решили. Захотелось, конечно, Игорю, он оболтус знатный был, но Стас противиться не стал, только предложил куда пойти можно было, чтобы не поймали. На одной заброшенной новостройке у Стаса были припрятаны полупустые баллончики с краской. Цветов там правда было всего три, потому что купил он их давным-давно на подарочные деньги, больше у него свободной наличности не водилось, поэтому обновить цветовую гамму все никак не получалось. Но Лавров был рад, как будто только этого всю жизнь и ждал – красную, черную, да сиреневую краску. Красили быстро и неумело. Зато с душой и таким серьезным видом, будто это не каракули какие, а виденье художника, простите. Стас измазался весь, даже рукой по ушам мазнул, так что порозовели они. Игорь долго смеялся, мол, обстановка смутила мальчишку аж покраснел весь. Конченков фыркал на него, но тоже улыбался. Да так счастливо лыбился, что на душе птички пели по-весеннему задорно. Игорь его тогда в охапку сгреб и в макушку чмокнул. Стас задергался, как рыбка на крючке, а когда высвободился, то увидел игоревы светлые глаза, которые на него в упор смотрели. В школу они все-таки вернулись. Удовольствия от прогула не получили, потому что химию перенесли. И формулы заумные вспоминать тоже понадобилось. Стас говорил, что не знает где бы хотел учиться. У него было много талантов, он о них знал, но в самом деле какой из него певец? А все эти стишки, которые он писал «в стол», вряд ли бы когда-нибудь стали полноценными песнями. И Конченков решил проветрить мозги. Отчего-то он посчитал, что армия отличное место просветления. Игорю объявлять свое решение не хотелось. Он наверняка вспылит и выскажет свое любимое «фи». У Лаврова были светлые планы завоевания мира, в частности его музыкальной составляющей. И из его уст это все было такое «рукой подать», что верилось в эти сказки охотно. Потом случилось то, чего Стас не ожидал совсем. От слова вообще. Засиделись они на дополнительных занятиях, всё задачки решали у которых по два решения. Темнело за окнами, зима крепчала. Они шли по тротуару, почти к домам подходили. Лавров остановился неожиданно и опустил рюкзак на землю. – Стас, ты чувствуешь, что внутри тебя творится что-то невероятное? – тихо спросил Игорь, заглядывая Стасу в глаза. – Тебе не кажется, что вселенная сейчас крутится вокруг нас? – Игоряш, ты чего? Совсем заучился? – усмехнулся Конченков. – А мне кажется. – выдохнул парень. – Вокруг тебя. Стас внимательно осмотрелся. Они были совершенно точно одни на этом разбитом тротуаре и в ближайших трехстах метрах тоже. – Игорь, это все детское. Подростковое. Оно пройдет. – спокойно и максимально нейтрально сказал Стас, подходя ближе. – Вспомни Юльку. Она милая, правда? Такая тебе нужна. – Милая. – закивал головой Лавров. – Правда. – он нагнулся, чтобы поднять рюкзак. – Но я ее защитить не хочу, а тебя хочу. Игорь схватил свой рюкзак с такой силой, что послышался хруст ниток. Он оглядел Стаса одним движением головы и унесся в сторону своего дома. Конченков знал, что надо было сказать, чтобы все было по другому. Неделей ранее на чердаке дяди Гены, где они иногда зависали, чтобы попить пивка, состоялся очень пикантный разговор. Темы прыгали от спорта к девчонкам и Игорь обмолвился, совершенно не заметив, что есть у него предмет воздыхания. Стас посмеиваясь, в шутку бросил, мол, я что ли, а Лавров закивал головой. Он опустил взгляд в пол и покраснев возможно до кончиков ушей, протараторил, что-то вроде «нравишься ты мне, совсем не как друг». И это было самое детское, наивное, но по юношески максималистское признание в любви. Конченков обомлел на пару секунд и засмеялся. Игорь оскорбился и ушел с чердака. Потом осознал, конечно, что именно такой реакции и следовало ожидать. Утром по дороге в школу Стас размышлял о том, что и сам грешил пошленькими мыслишками в которых фигурировал Игорь. Значения он этому не придал, потому что мало ли кто что думает по утрам?.. Лавров заботился о Стасе и это было пропорционально предсказуемо, потому что они вместе с шести лет. У Игоря было гипертрофированное чувство ответственности за этого маленького хилого сопляка. Правда Стас ходил в другую начальную школу и – о Боже мой, надо же – не умер там один без Игоря. Потом страждущие воссоединились и Лавров наконец успокоился, что его личная «тростинка» всегда будет под присмотром. Отчасти Стас понимал, с чем связан такой резкий перепад взглядов. Отчасти свято верил, что это все игра. Игра правда затянувшаяся на несколько лет, потому предпосылки Игорь давал еще класса с девятого. То за место него в драку влезет, то зимой шапку на голову натянет до самых ушей, чтобы оные не замерзли. И Станислав это воспринимал не иначе как некую заботу и возможную бдительность за младшим. На деле все плыло в розовом тумане и в розовых лепестках купалось. Образно выражаясь. Они поцеловались впервые за школой, в пятнадцатиградусный мороз. По истечению нескольких дней после бравого представления Игоря а-ля «обиженная принцесса», Стас пригласил друга поиграть в приставку после школы. Лавров засветился как начищенный пятак и согласился. Учились допоздна, но в этот день решили уйти с последнего урока. Игорь ждал Стаса у ворот. Было холодно, поддувало под куртку и с носу текло, но парень держался. Конченков появился через четыре минуты, в наспех застегнутой куртке, потому что шарф ульем был намотан на шею, а шапка только-только достигла назначенной цели. Лавров осмотрел друга и начал методично всю эту конструкцию переделывать. Куртку расстегнул, шарф оправил, шапку поправлял когда уже плотно застегнул все клёпки. Игорь делал это все совершенно спокойно и на его лице не было никаких эмоций. Неожиданно Стас схватил друга за руку, когда тот поднес ее к помпону на шапке. Лавров устремил взгляд в карие глаза напротив. Стас улыбнулся легко и потянулся за поцелуем. По-настоящему не целовались. Только губами терлись, как Игорь потом выразился, но было приятно. – Я игрушку новую купил вчера. – отодвигаясь от засмущавшегося Лаврова, произнес Стас. – Пошли? Игорь ничего не смог сказать. Только закивал головой соглашаясь, а сам красный был как рак и лыбился как дурачок. Этот день оба запомнили на всю жизнь. Когда Стас сказал другу, что хочет пойти в армию, Лавров был, мягко говоря, не особо сильно доволен. Просто парень рассчитывал, что они, возможно, поступят в один университет и даже жить будут в одной общаге. Там бы началось светлое время гулянок, пьянок, и развязных связей. Лавров высказывать недовольство не стал, но по лицу стало понятно, что новость не самая желанная. Конченков рассказывал о возможных перспективах продолжения карьеры военного и был, словом, достаточно воодушевлен. – А мы? – в лоб спросил Игорь, поднимая глаза. – Ты же понимаешь, что все это не просто так?.. – Что «это»? – наивно спросил парень, переминаясь с ноги на ногу. – Стас… - тяжело выдохнул Лавров, потирая переносицу. – Я… Вообще все не просто так. И взгляды эти твои и поцелуй тот, который и не поцелуй даже, зачем ты все это затеял? – устало произнес Игорь. – Осенью уезжаю. – строго произносит Конченков, сплевывая на землю. – Я тебе передам твои тетрадки и учебники. Стас вздыхает и удаляется в сторону ворот. Из школы они возвращаются по отдельности. До экзаменов остается совсем ничего и голова у обоих забита, к сожалению, совершенно не формулами и логарифмами. Стас ночами не спал, не то зубрил, не то истязал себя. Игорь в основном искал истину и много думал о жизни в целом и в частности. По итогу Лавров плюнул на всю эту дрянь и однажды вечером снарядился в гости к Конченкову. На тот момент чета Конченковых еще жила в квартире. Мама Стаса была на работе, поэтому дверь открыл непосредственно предмет воздыханий/стенаний, Игорь пока не решил какое именно слово он подчеркнет в этом предложении. – Привет. И Стас улыбается так по-своему особенно, что Игорь не сдерживаясь вваливается в квартиру и стискивает друга в объятиях. – Ты прости. – судорожно шепчет парень куда-то в висок Стаса. – Дурак я такой. Боже, редкостный. Ты как вообще со мной общаешься? – смеется Лавров, поглаживая чужую макушку. Конченков мягко улыбается и тычется носом Игорю в шею. Дыхание перехватывает в миг и Лавров поворачивает голову друга, чтобы поцеловать. По-настоящему. С языками и причмокиванием. И Стас отвечает ему. Они отрываются друг от друга и именно сейчас, разглядывая маленькие крапинки в глазах Стаса, Игорь понимает, что подчеркнет слово «воздыханий». Ведь только от предмета воздыханий так сильно может кружится голова. – Я влюблен. В тебя Стас. Влюблен. – судорожно шепчет Лавров, притягивая друга все ближе. – Похрен на армию. Переживем. Там же всего год какой-то вшивый… Справимся. Он чмокает друга напоследок и довольный идет на кухню. – Чаю давай! За примирение! А Стас, чуть ли не спотыкаясь, кидается на кухню ставить чайник. Когда они едут на вокзал, то оба молчат как будто траур несут. Родные порывались отправиться вместе с ними и проводить сына как полагалось, но Стас расцеловал всех и сказал, что справится. И сейчас, стоя на перроне, Лавров понимал, что все это так скоротечно, что он не успел глазом моргнуть. – Звони мне при любой возможности. – произносит парень, заглядывая в глаза другу. – Нужен я тебе буду со своими звонками. – фыркает Стас. – Небось сразу с девчонкой какой замутишь, про меня и вспоминать некогда будет. – А ты все равно звони. Всегда. – Ладно. – мягко улыбается напоследок Стас. Форма эта вся такая несуразная и какая-то до невозможности великовозрастная. На груди именной значок, который отпечатывается в памяти Игоря как штамп. И только карие глаза Стаса остаются все такими же бездонными и притягательными. – Ладно, пошел я. – вздыхает Конченков, подхватывая с земли свой рюкзак. – Целоваться уж не будем. – Не будем. – соглашается Лавров, подходя ближе и крепко обнимая друга. – Дождешься? – шепотом, с придыханием, спрашивает Стас, невесомо касаясь щекой чужой головы. – Дождусь. – шепчет в ответ Игорь и отступает. Рядовой Конченков отбывает на службу. Лавров с улыбкой на лице отмечает, что как верная женушка дождется его. Отсчет на телефоне Игоря начинается с этой минуты. Еще триста шестьдесят четыре дня, не считая сегодняшнего утра.