Их Осень

Недолгие, ласковые поцелуи в сомкнутые губы и объятия на прощание - нежные, осторожные и теплые по сравнению с надвигающейся осенью. Она прячет холодные руки под его сюртуком, и он улыбается как идиот, на секунду представляя, что они рядом, вместе, а не он в очередной раз провожает ее в ее комнату на чердаке, и не она задает пару лишних, ничего не значащих вопросов, лишь бы он ненадолго задержался. Ну в самом деле, кто же в третий раз будет спрашивать, как идет подготовка детского кордебалета к премьере, или, вот как сейчас, во второй раз, как успехи Камиллы в балетном классе? Он пресекает ее попытку вызвать его на долгий спор, пресекает максимально тактично - одна рука под ее подбородком, вторая - на ее талии, тонкие скулы алеют в цвет упавших листьев под ногами на пороге Малого Театра, сердце стучит, губы прижимаются к губам, не успевшим закончить предложение. Ее руки под его сюртуком касаются обнаженной кожи на спине под выбившейся рубашкой, и его пронзает током, и она тихо смеется, не отстраняясь от него, касаясь легким поцелуем уголка губ. - Ты колешься. Балетмейстер улыбается, целуя горбинку на ее носу, мягко проводя черной бородкой по упрямой скуле. - Сбривать не буду, даже не проси, - тихий, грудной голос, легкая хрипотца, упрямство, только для нее одной. Руки соскальзывают с ее талии выше, на спину, на плечи, на тонкую, лебединую шею - Одетта - и она выгибается ему навстречу. - Не буду, - она улыбается его упрямству - он успевает заметить... Короткие, ласковые поцелуи на прощание, прежде чем она уйдет в свою комнату на чердаке, а он сядет в экипаж и уедет в съемную квартиру в двух кварталах от Гранд Оперы. Но они - это все что у них есть. - Мне нравится, - заканчивает Одетта, улыбаясь ему - только ему, и никому больше, одними глазами, и поправляет его галстук, задержав согревшиеся ладони на его груди. Он не хочет уходить. Она не хочет, чтобы он уходил. Их странное стремление потянуть время, растянуть удовольствие, пощекотать себе и друг-другу нервы. Он приглашает ее на какую-то постановку в Малый театр, удивляясь, как странно находится в нем со стороны зрительного зала, и почти не видит происходящего на сцене, но физически ощущает близость ее руки на подлокотнике. Она единожды комментирует одну из сцен, и он ухватывается за фразу, до конца спектакля - "Ромео И Джульетта"? "Гамлет"? обсуждает с ней постановку, декорации, и игру актеров. Так в спектакле появляется смысл. Она обнаруживает, что их мнения во многом расходятся. Он обнаруживает, что его видение не единственно правильное. Они спорят во время первого акта, во время антракта, во время второго акта и после того, как зрительные ряды пустеют, и консьерж вежливо просит их покинуть зал, и его глаза расширяются при виде величайшего балетмейстера всех времен. Одетта прячет улыбку, пока Луи мягко-мягко, вкрадчиво-вкрадчиво выпытывает разрешение зайти на сцену, посмотреть декорации, заглянуть за кулисы, и несчастный молодой человек, сраженный наповал почти дружеским похлопыванием по плечу, покидает зал. Они спорят на сцене, доказывая друг другу самые незначительные детали, и Луи впервые не хочется критиковать игру актеров, впервые не хочется произносить слово "Бездарный". Чтобы не спугнуть волшебство. Его будто пронзает электрическим током, когда он ловит ее взгляд, пронзает еще сильнее еще раз, когда он берет одну ее руку в свою, а второй - осторожно, медленно, испытующе обхватывает ее талию, и она поднимает на него взгляд, боясь что ничего не получится. Он подносит ее маленькую ладонь к пересохшим губам и целует, глядя на ее пылающее лицо, прижимается к ней губами еще раз, и переплетает их пальцы. Он боится ничуть не меньше ее. Но они верят. Он смотрит на продавленную кровать со смесью ностальгии и разочарования, и ежится от холода в комнате на чердаке, куда солнечного света через огромное окно в крыше проникает намного меньше, чем осеннего ветра. Фелис, он знает, носится внизу, помогая перетаскивать немногочисленные вещи для переезда - наконец-то. Он ударяет тростью по полу, вслушиваясь в глухой резонанс, вызванный стуком, и наудачу бьет еще раз, а комната отвечает эхом, и ему кажется что атмосфера с каждым стуком меняется. Тук-Тук. О-детт. Зал, ранее служивший балетным классом, вызывает острое чувство тоски по прошлому, и ему кажется, что ему снова 17, и учитель вот-вот войдет, постукивая тростью. Первая позиция. Вторая. Третья... Среди немногочисленных вещей - старая обувная коробка,в которую ему не разрешается заглядывать, но ведь величайшие балетмейстеры знать не знают, что значит нельзя. В коробке обнаруживается маленькая диадема Клары. Еще там есть фотография пожилых мужчины и женщины, и Луи замечает - интуитивно? - у мужчины знакомую горбинку на носу, а у женщины широко распахнутые светлые глаза. В коробке несколько вскрытых конвертов, подписанных аккуратным косым почерком, и Луи, проводя пальцами по черным чернилам, неожиданно даже для себя натыкается, в строке "Отправитель", на свое имя. Он находит еще несколько нераспакованных - со своей фамилией в правом нижнем углу, там где указывают адрес получателя, и сравнивает даты на всех конвертах, подписанных 1868 годом. - Мне не хватило смелости тогда отправить ответ, прости, - тихий голос за его спиной нарушает звенящую тишину, но не нарушает идиллию, светом освещающую дождливую, серую комнату на чердаке, и он чувствует ее руку на своем плече. Он глядит перед собой на продавленную кровать, на тучи за окном, и чувствует, что прощает, письмо за письмом прощает ее. - И все эти годы, - спрашивает он, - Все эти 10 лет ты хранила их? Рядом с короной Клары и фотографией родителей? Одетта осторожно, стараясь не задеть поврежденную ногу, присаживается рядом с ним, и собирает конверты обратно в коробку, и делает глубокий вдох. - Что ж, - она смотрит на него, и пытается сделать взгляд легким или ироничным, но ее выдает предательская дрожь в голосе, - Наверное, я люблю тебя. В ответ он молчит и смотрит на нее - это их невозможное, странное стремление тянуть время. Растягивать удовольствие. Щекотать себе и друг-другу нервы. Вдалеке слышится топот Фелис, за окном завывает ветер, капли дождя начинают стучать по крыше. Оставшиеся конверты выпадают из ее рук, когда он осторожно разворачивает ее лицом к себе, и коротко, ласково целует ее в сомкнутые губы. - Я тоже тебя люблю, - отвечает он, не отстраняясь, и Одетта, слабо улыбаясь, прячет холодные руки под его сюртуком.