Полгода спустя.
Нам Ухен путает свои волосы пальцами и закрывает усталые глаза. Бессонница – побочный эффект, о котором было сразу известно, но эйфория, побуждение к жизни – лучше такое, чем ничего. Грудная клетка ноет, словно Нам валялся по полу, цепляя занозы и отбивая ребра плохо вбитыми гвоздями, будто неаккуратными движениями ребенка, бросившего всё на полпути. Во рту сухо и хочется пить. А еще немного кричать, но язык по ощущениям прилип к нёбу, в темных больших зрачках – безответственность, хаос и немного страха. Молодой человек тянется к сигарете, опустошая из нее табак наполовину, засыпая порошок и закручивая легким движением. Слюнявит цепкие пальцы и бережно, но быстро водит ими по бумажной оболочке. Долго пытается подкуриться. Думает о том, чтобы попросить Сонгю купить наконец-то лампочку. Кашель. В этот раз немного дольше, но уже хорошо, нужно лишь десять секунд и все придет в норму. Дым настойчиво лезет в покрасневшие не выспавшиеся глаза. Да и без того слезятся. Ухена ломает и почти выворачивает. Ему бы обхватить худые колени да уткнуться в них носом, качаясь из стороны в сторону, но вот спасительная сигарета еще горит. — Зря ты тогда подошел ко мне, — сквозь хриплый выдох, до упора. — Лучше бы я спрыгнул. Сонгю чище. Смотрит привычным взглядом, а в нем – эмоций нет. Ни отвращения, ни боли, ни даже сочувствия. Сам дрянь не трогает – этакий святоша, в измученной ухмылке Ухена. Лишь без страха выбрасывает за ним пустые пакетики и убирает ненужные доказательства, когда Нама слишком перекрывает, до обезображенного лица и скрюченных поз. Смотрит, чтобы не было передозировки, хотя она для блондина – почти что надежда. Ким молчит. Впрочем, как и всегда теперь. Он учится снова жить. Радоваться пробуждению, вкусной еде, работе, отдыху и друзьям. Поддаваться врачам, разбираясь в себе и почти выходя на поправку. Ухен же – весь выткан из боли и отвращения к самому себе. Из безответственности и стойкой решимости остаться на своем прогнившем месте. Из бледной кожи и огромных синяков под глазами. Из ссадин от падений в припадках. Из затихающего дыхания и периодического отсутствия реакции на раздражители. Из грязи и мусора. — Я жалею о том последнем дне, когда ты появился в моей жизни. Искусственный удар промеж ребер и таблетка под язык. Сжатые пальцы на чужом плече и приближающееся лицо с мутным взглядом: — Хочешь попробовать в этот раз, Сонгю? Маленькая, неказистая, прямо на кончике. Ким отворачивает голову и Ухен глухо смеется, вновь загоняя наркотик под язык. Все еще сжимает плечо старшего. И смотрит, пытаясь что-то разглядеть в крепкой шее и смуглой коже. Словно свое отражение, потерянное и покорное из тысячи разбитых осколков дешевой разноцветной бижутерии. Холодная ладонь на лбу Нама, прищуренный взгляд и спускающиеся пальцы на солнечное сплетение. Сонгю холодный, будто остановившийся во времени. Руки блондина же наоборот характерно подрагивают, касаясь мягкой ткани толстовки напротив. В голове – вспышки, на лице – почти агония. Дотянуть бы еще немного. Скоро станет лучше. Ким прижимает, закидывая на себя худые ноги, придерживает за затылок и ждет вместе с ним. Сидит, не меняя позы, лишь время от времени проводит кончиками пальцев по ухенову тонкому сгибу локтя. Хрупкому и неказистому. И сам немного жалеет, касаясь губами пульсирующего виска.Лучше бы Ухен спрыгнул.