Старый друг

* 1 * Входная дверь гремит ключами, и вскоре открывается,видимо, когда гость обнаруживает, что она и так открыта. Громко захлопывается, на пол падает чья-то сумка, и гость, громко чеканя шаг, уверенно направляется к кухне. На кухне за столом сидит Андерс и смотрит на свои колени, не отрывая взгляда. Взгляд, кстати, какой-то стеклянный, словно мыслями он не в этом комнате, доме, или даже городе. Гостю это привычно и нормально, он не раз видел такой взгляд, если бы только… не капелька отчаяния, которая была заметна в этот раз. Даже когда гость входит в кухню и шаги становятся медленнее и тише, раздаваясь совсем близко, Андерс не поднимает головы, даже не двигается. На стол звонко впечатывается бутылка, и Андерс поднимает голову: над ним нависает, поставив ногу на стул, гордо выпятив грудь и нагло ухмыляясь, его старый друг. Гаррет Хоук. Друг высок, хорош собой, особенно в обтягивающей майке, темные волосы коротко, по-армейски, острижены, да и бутылка отчего-то очень хорошо вписывается в образ и атмосферу. — Я пришел тебя утешить! — тоном, не терпящим отказа, говорит он, и, оставив бутылку на столе, поворачивается лицом к плите и начинает шуршать по кухне, ставить чайник и готовить чай. Смотреть за ним невообразимо приятно, успокаивает не столько друг, сколько уже то, что кто-то находится рядом, чье-то присутствие в этой комнате. Плечи Андерса опускаются, он подтягивает ноги вверх и ставит их на стул, с некоторым трудом, но умещаясь на нем. Плечи наконец расслабляются, он кладет голову на колени и разморено прикрывает глаза, наблюдая за Гарретом. А потом тихо говорит: — Я сегодня опять с ним разговаривал. Гаррет, в этот момент достающий кружки с полки, замирает, его спина как будто каменеет, но он не поворачивается. — С кем? — осторожно спрашивает он. — Сам знаешь. С ним. Он появился прямо посреди встречи. Шел до самого дома, представляешь? — Ты же знаешь, что его нет, — парень наконец поворачивается, взгляд у него полурассерженный, полужалостливый. — Но я же видел сегодня его, у него волосы, волосы белые, а на лицо еще и десяти, и еще... — отчаянно шепчет человек. — Послушай... — У него глаза светятся, представляешь? Светом, светом таким... — шепот становится быстрее, глаза поблескивают безумной уверенностью в своей правоте. — Да послушай же! — повышает голос Гаррет и подходит, так и не выпустив свою кружку из рук. — Послушай, никакого Джастиса нет, понял? Андерс сникает и смотрит в пол резко остекленевшими глазами, словно высматривая на нем что-то. Гаррет садится рядом, берет его руки в свои и трется щекой о его ладонь. — Мы же говорили об этом, помнишь? — успокаивающе начинает он, немного запинается, но продолжает. — Мы даже вместе искали, а потом ходили к доктору. Он сказал, помнишь же, что он сказал? Андерс смотрит на Гаррета — у того тонкий шрамик посреди носа и очень, очень серьезный взгляд. И, когда Гаррет наклоняет голову, и становится видно, что творится за его плечами, у Андерса перехватывает дыхание от ужаса. За спиной Хоука, на включенной для чайника конфорке, прямо на сине-желтом пламени, сидит мальчик. Он поигрывает ногой, как раздраженный кот, склоняет голову с выбеленными волосами набок, хитро сужает глаза и иронично выдает: — Конечно, меня тут нет, Андерс. Андерс прижимает к животу начавшие дрожать колени и закрывает глаза, но ничего не говорит. Гаррет поднимает его голову и обнимает за плечи, целуя в макушку.Проходит несколько минут, и Андерс, понимая, что ничего не может сделать ни с этим, ни с собой, сдается, и, вцепившись руками в колени, начинает тихо и безнадежно рыдать. Они стоят так еще несколько минут, и, когда Андерс наконец затихает и открывает глаза, Гаррет его отпускает, тихо бормоча: — Так не пойдет... Какой тут, к чертовой матери, чай? — и идет к кухонным полкам. Андерс тянется и хватает его за руку, отчаянно не желая оставаться в одиночестве даже на пару секунд. Гаррет вздыхает, и выговаривает: я здесь, не волнуйся, — и, сжав на секунду ладонь Андерса чуть крепче обычного, отпускает, буквально через полминуты возвращаясь к столу вместе со стеклянными рюмками. — Начнем? — бесцветным голосом говорит он, открывая бутылку. Андерс кивает и берется за рюмку. Гаррет разливает и поднимает её вверх в знак тоста: — Книги вышли отличными... — он опрокидывает рюмку в себя и продолжает, — но знаешь... Это всего лишь книги. Иногда я жалею, что у тебя получилось их издать. — Вот паршивец, — презрительно дергает губой Джастис, — ты ему правда веришь, а, Андерс? А что он о тебе думает, знаешь? Голос старого друга такой вкрадчивый и уверенный, что Андерс добела стискивает в руке рюмку, а потом молча выпивает, морщась и по-прежнему не поднимая на него глаз. Старый друг посмеивается, так, что Андерса пробирает дрожь, и он старается смотреть только на стол и Хоука, чтобы не видеть. Того, каким жутким стало лицо Джастиса, того, как языки пламени пляшут по его телу. — А редактора-то за что выгнал? — тихо интересуется Гаррет. — Она мне потом в слезах звонила, просила прийти... — Она сказала, что это чушь, — без капли сожаления и вины твердо говорит человек. — И что мне надо повзрослеть. — И? — Ну, я ей тоже кое-что посоветовал... — со злым смешком говорит Андерс и тянется к бутылке правой рукой, в левой зажата рюмка. — Сегодня я точно не уйду, — тоскливо и безысходно смотрит Гаррет на человека сквозь бутылку и тоже тянется за ней через половину стола. ...Когда они засыпают, напившись до совершенно свинского состояния (зато ничего не вспомнят наутро), Джастис спрыгивает с плиты, приподнимает прядь волос, рассматривая макушку Андерса и укоризненно вздыхает. Потом садится на подоконник и долго сидит там, поглядывая то на людей, то на начавшее розоветь небо. Скоро рассвет. И, хотя ему рассвет совершенно не мешал, Джастис медленно растворяется в воздухе. * 2 * В то утро Андерс встал в довольно радостном настроении — наконец-то издают его книгу! Прямо сказать, это была не первая его книга, но она была одной из самых значимых. Так ему казалось сейчас, и он, с абсолютно счастливой улыбкой и папкой бумаг для редактора вышел из дома. Сейчас, казалось ему, даже Фенрис, жутко ворчливый критик, которому не нравилась не одна его книга, а пуще того, он сам, не смог бы испортить ему настроение. Погода стояла солнечная, даже прохожие казались ему все до единого милыми и улыбчивыми,и он со спокойной душой отправился в назначенное место. Во всяком случае, до середины встречи с фанатами все было нормально. Счастливые лица, интересные вопросы, Андерс думал, во сколько Хоук придет домой, чтобы отпраздновать это вместе с ним... Андерс поднимает голову и глотает заготовленные для очередного фаната слова. Перед ним стоит Джастис, очаровательно улыбаясь, и посверкивая голубыми глазами, даже в ярком дневном свете горящими синим огнем. Человек, который был его лучшим другом. Человек, который поддерживал его, помогал бесценными советами, утешал после ссоры с родителями, играл, когда никого не было дома. Его самый старый и самый лучший друг. Человек, от которого, как ему казалось, его вылечили. Человек, который никогда не существовал. И даже сейчас, в его воссозданном больным сознанием виде, остался маленьким мальчиком. Вот только когда они вновь встретились, его друг уже не был тем добрым мальчиком со слегка светящимися глазами. В смысле, был и мальчиком, и глаза были те же, только вот...что-то с ними стало не то. Что-то неуловимо изменилось, и Андерс понял это сразу. И ему впервые при взгляде на друга стало очень, очень страшно. — Ты что, правда всерьез думаешь, что хоть кто-то из этих людей может восхищаться тобой? Тут Андерс понимает, что это точно не его друг. Но, вымученно натянув улыбку, держится еще полчаса фанатов, жутких шепотков и циничных замечаний. А потом убегает домой, никому ничего не сказав. Наивно думая, что дома он будет в безопасности. *** Когда он встает утром, то идет к раковине — умыться и освежить голову. Хоук еще спит — они оба так и уснули головой в стол. Ему кажется, что вчера был просто ужасный сон. А потом просто пришел Гаррет, и они выпили, и все было нормально. Никакого Джастиса. Никаких жутко реалистичных кошмаров.Он больше не появлялся. Психиатр помог. Он наклоняется, чтобы умыться, подставляет руки горстью под струю воды и плещет себе в лицо. Потом проводит по нему рукой, поднимает лицо, и.. — Доброе утро, Андерс! Соскучился? — едко улыбаясь и недобро сверкая синими глазами, спрашивает его Друг. Не сон, думает Андерс и вцепляется в раковину пальцами, склоняя над раковиной голову, закусывая губы от страха и слушая, как за его спиной разносится и дробится о стены заливистый веселый смех. Андерс неподвижно стоит над раковиной уже с полчаса, не в силах шевельнуть даже пальцем, только изредка его потряхивает от мелкой противной дрожи. Его Друг говорит что-то, но он не слушает, слова проскальзывают мимо ушей. Он думает — лишь бы не видеть, не видеть, не поднимать голову, не смотри, Андерс, не смотри... Болтовню прерывает звук открывшейся двери и заспанное «Андерс?» Он оборачивается к Хоуку очень медленно, боясь посмотреть заодно и на Него, но все равно — он как спасение, избавление от тяжкой участи, он шагает вперед и обнимает Хоука под его удивленно-заспанный вздох и раздраженное цоканье Друга. Он только сильнее вцепляется в него пальцами, растягивая ткань на майке и растрепывая еще сильнее волосы, хотя казалось бы, больше некуда. Проходит несколько минут, и Хоук таки удается мягко отцепить его от себя и беспокойно заглянуть в глаза, однако Андерс тут же начинает оглядываться по сторонам — и облегченно вздыхает. Его тут больше нет. Пока нет. *** — Все, пора лечить тебя от воображаемых друзей! — кричит мать Андерса. Что это именно она, Хоук слышат в открытое окно. Он подслушал этот разговор и побежал домой, с отчаянно дрожащим сердцем закрылся в своей комнате, и принялся вспоминать все странные разговоры, которые у него недавно были с Андерсом. Якобы, у него уже давно появился Друг. Вот только Хоук его ни разу не видел. он думал, Андерс всего лишь навсего придумывает... А оказалось, да. Придумывает. Хоук запомнил его взгляд — растерянный и ищущий глазами друга. Но не его. После того, как Андерса нашли в пижаме, растерянного и дрожащего, это уже нельзя было игнорировать. Детские игры закончились и родители потребовали у него ответа. Андерс сказал, что его позвал с собой друг, но когда родители позвонили родителям Гаррета, оказалось, что это не он. Андерс сказал, что его позвал другой друг, а когда он начал сопротивляться и говорить, что ему нельзя, потащил его силой. После этого он не оказался на улице, сам не помнил как, но зайти в дом не смог — все двери были заперты, а звонок не работал. Андерс протянул им руки с синяками. Как от чьих-то ладоней. Гаррет заходил его проведать перед отъездом, залез в окно его комнаты и долго слушал рассказы о Джастисе. Больше он ни о чем не говорил. И совсем не смотрел Гаррету в лицо. Он смотрел ему за плечо, и кивал кому-то. И этот взгляд Гаррет тоже запомнил надолго. Андерс с родителями сменил школу, дом, и пробыл в психиатрической клинике ровно год, до сих пор посещая психиатра и только недавно отказавшись от препаратов. Когда он вернулся, он старался не вспоминать о мальчике с горящими синими глазами, зато принялся писать сказки. Хоук радовался, хоть сначала ему и казалось долгое время, что Андерс вглядывается ожидающе куда-то позади него. Но, видимо, то, чего он ожидал, все не происходило. Он горестно вздыхал и продолжал прерванный диалог с Гарретом. Да, Хоук надолго запомнил этот его взгляд. *** Хоук понимающе ворчит что-то непонятное, ерошит его светлые волосы, и, держа его за руку, тянет за собой к умывальнику. Там он сажает его на краешек ванной, и, открыв кран, заботливо умывает ему лицо и поправляет волосы. Проводит мокрыми пальцами по закрытым глазам, целует в кончик носа и принимается убирать волосы назад, заплетая их в косичку. На это время Андерс утыкается носом ему в живот и обнимает за талию, расслабляясь и успокаиваясь, слушая, как стучит сердце Гаррета и шуршат волосы, заботливо перебираемые его руками. — Тебе сегодня в издательство, не забыл? — тихо и очень нежно произносит Гаррет, поправляет последние пряди и поднимает его голову. Он по-прежнему его обнимает, поэтому голова оказывается так смешно запрокинута вверх, и Андерс смотрит на него, как побитый котенок, совершенно не желая не то чтобы куда то идти, но и вообще двигаться с места. — Андерс, надо, — по прежнему мягко, но уже чуть-чуть тверже говорит Гаррет. Андерс нехотя встает, но не отпускает его руку, смотрит очень устало и просяще. Хоук ужасно устал, не выспался, и с удовольствием послал бы всех и всё подальше, но он очень глубоко вздыхает, внезапно усмехается, и, подхватив его за другую руку, пропускает их обе над головой, и паровозиком тянет его к прихожей. Там они одеваются, как можно быстрее, обмениваясь взглядами, и словно ненароком касаясь друг друга кончиками пальцев, и, собравшись, рука об руку выходят на улицу. Мерриль, как-то, когда они собрались вместе, сказала эту фразу. "Уютненький синхрон у вас получается", сказала она и посмотрела восхищенными глазами на Андерса с Хоуком. Те удивленно переглянулись и рассмеялись под общий дружный хохот. Андерсу сейчас почему-то вспомнилась именно эта фраза. На улице Хоук кому то звонит, морозит пальцы о телефонную трубку и зябко передергивает плечами с открытым горлом. Звонящий, видимо, не очень рад, потому что Хоук громко кричит, ругается и выдает массу непечатных слов, но, вроде, до чего то договаривается и вешает трубку, поскорее сунув вторую руку с телефоном в карман. Хоук работает вышибалой с командой таких же дурней, как и он сам. Та же Мерриль — как она оказалась в этой команде? С виду такая простушка, но когда он смотрит, как она ладно управляется с ножом на кухне, Андерс начинает в ней очень сильно сомневаться. Изабелла... Вот её Андерс побаивался. Когда они оставались одни в комнате, он старался не поднимать взгляда, уж больно он у неё был пронизывающий. Андерсу даже не хотелось знать, о чем она думает. Был еще Варрик, любитель толкнуть длинную красивую речь, вместе с ним Андерс придумал не одну историю, и даже под настроение они вместе сочиняли короткие стишки какого-то абсолютно дурацкого содержания. Так или иначе, странности и дурости не мешают Хоуку и его команде выколачивать деньги из должников и "совсем ничего не понимающих" ребят. — Ну все, Андерс, я сегодня весь твой, — улыбается Хоук, и Андерс крепче стискивает его руку, и чувствует, как на душе теплеет, и в груди тает что то огромное ледяное, оставляя за собой теплую весеннюю капель. Андерс отпускает её руку, и Гаррет недовольно морщится, и в его взгляде, обращенном к нему, есть даже немного страха. Но Андерс стягивает с себя шарф, обматывает вокруг его шеи, прикрывая открытые места, потом снова берет его за руку, гораздо крепче прежнего, и тянет вперед, вдоль по улице, украдкой улыбаясь удивленной и очень теплой улыбке Хоука. * 3 * Андерс ходит к своему психологу, он опять принимает препараты. Хоук поглядывает за ним, остается у него по ночам, обнимает и целует на ночь, надеясь успокоить его и облегчить его страх. И это действительно происходит так, эти дни оказываются самыми счастливыми днями из всех последних, Гаррет и не помнит, когда они были вместе столько времени. Гаррет отпрашивается с работы уже который день, и ему дают эти выходные. Команда понимающе хмыкает и делает за него его работу, а он пишет им благодарные смс и обещает пригласить как нибудь на ужин. Как-нибудь потом, не сейчас, думает Хоук. Но потом он начинает замечать тот самый взгляд. Андерс смотрит на крыши ларьков так, словно там сидит по меньшей мере демон, подманивая его к себе. Все чаще он вжимает голову в плечи, хватает Гаррета за руку и тащит на другую сторону улицы, нервно оглядываясь. Хоук оглядывается с ним, и ни разу никого не видит. Хоук выходит на работу и возвращается поздно по вечерам, но приходит, гладит Андерса по голове и целует его, а потом тащит в постель. И ему неважно, что ужин стынет на плите, а сам он устал как собака. Только так Андерс перестает дрожать от страха. Только так он может обнять его и быть уверенным, что все в порядке. Но однажды, когда они беседуют за ужином, Андерс вздрагивает и роняет вилку на пол. Хоук вопрошающе смотрит на него, но Андерс даже не поворачивается в его сторону. Он смотрит на кухонную стойку и почти кричит, зажмуриваясь и закрывая уши руками: — Я никуда с тобой не пойду! Хоук вскакивает, зовет его, обнимает, в конце концов пытается встряхнуть за плечи — но тот его не замечает, не слышит, как будто его здесь и нет. В конце концов Гаррет тащит его в ванную, еле удерживая отчаянно брыкающегося Андерса, и вместе с ним встает под струи ледяной воды. Поставь он его одного — тот бы вырвался и убежал. Андерс еще какое-то время вырывается и кричит, но через десяток минут успокаивается и тихо благодарит Хоука. Тот ничего не спрашивает, он и так все понимает. Поэтому раздевает его, насухо вытирает, одевает в пижаму и укладывает в кровать. Хоук ложится рядом поверх одеяла и свирепо оглядывает углы комнаты, готовый по первому шороху встать и защитить Андерса от того, что так мешает ему жить и выводит из равновесия. Но они оба знают— это в его голове. Это нельзя заковать в наручники или вырубить ударом ребром по нужной точке. И от этого Гаррету еще хуже. Но Андерс чувствует заботу Хоука, и, почти мгновенно успокаиваясь в его объятиях, скоро засыпает. На следующий день Андерс принимает двойную дозу. И это действительно помогает. На какое-то время. В какой то из дней Гаррет возвращается с работы и находит Андерса в спальне. Тот сидит,бессильно прислонившись лбом к стене, а на ней виднеются свежие кровавые разводы. На лбу у Андерса— тоже. Хоук сжимает кулаки, не зная, что ему делать, но берет себя в руки и усаживается рядом. Он аккуратно и медленно кладет голову Андерса себе на плечо, а тот, похоже, только сейчас замечает его. — Гаррет, — нежно произносит Андерс и придвигается к нему поближе. — Скажи, ты же всегда будешь со мной? Я ведь тебе нужен, верно? Он еще не успевает ответить, как Андерс вздрагивает и краснеет, как от пощечины, и говорит еще раз, настойчивее, нервно поглядывая куда-то в угол: — Ну же, Гаррет, ответь мне? Вместо этого Хоук поднимает его на руки и тащит его к кровати. Там он осторожно опускает его, присаживается рядом и шепотом начинает говорить. Андерс стискивает его пальцы, и Хоук продолжает говорить, тихо, так говорят с пробегающей мимо кошкой, которую боятся спугнуть. Хоук говорит, что будет хорошо, и солнечно, и чисто, и никто, никто больше не испортит им жизнь и друг от друга не отвернет. Андерс закрывает глаза и прижимается к нему, Хоук перебирается на кровать позади Андерса, продолжая говорить. И его голос обволакивает Андерса, как мягкое одеяло, как запах сахарной ваты, размягчая его и заставляя поверить. К сожалению, только до того времени, пока их розовый сахарный кокон не взрезает, как нож, голос его Друга. — Ты ему веришь? — проникает в уши мягкий шепоток, и Джастис присаживается совсем рядом с ним, опираясь руками на кровать, чтобы было лучше слышно. — Он уже предал нас, не заступился, не сказал молчать, когда было нужно. О, то жуткое место, в котором ты провел год, ты ведь помнишь? Андерс вздрагивает и вжимается спиной в Хоука. — Помнишь, я вижу по глазам. Сколько лет прошло, а ты помнишь. Согласен, такое сложно забыть. У них были довольно интересные...методы,— его друг перебирает прядку его волос, а голос вбуравливается в голову, и Андерс скоро будет готов кричать, потому что ему жутко, но он и сам бы не смог сказать, что же такого ужасного было в голосе его старого Друга. Он почти не слышит Хоука, когда Джастис шепчет совсем уж вкрадчиво, на ухо, тихо тихо, так, чтобы даже если Хоук и мог бы его слышать, не услышал бы: — Пошли же уже со мной. Дальше Андерс решает его не слушать, подтягивает повыше на кровати, поворачивается, приподнимается на локтях и целует Хоука в губы, прерывая на полуслове. Голос за спиной остер и ехиден, но уже тише— в ушах у Андерса громко и отчаянно стучит кровь. Андерс целует еще отчаяннее, выдыхает громко, слишком близко, чтобы ничего не слышать и не чувствовать, кроме них двоих и его губ. Хоук сначала не понимает, все еще переживает за него, думает, что же не так, но потом поддается. Аккуратно кладет руки на спину, проводит по ней ими, и Андерс выдыхает в него совсем горячо. Тогда Гаррет переворачивает его на спину, и нависает над ним, долго смотря в глаза, но Андерс ничего не показывает и не говорит. Только тянет к нему руки и смотрит почти умоляюще. Гаррет расстегивает верхние пуговицы его пижамы и целует Андерса в губы, рвано, пока слишком отвлеченно, чтобы его успокоить, и Андерс скулит от страха, и Хоук, хоть и не знает, отчего это, возвращается всеми своими мыслями только к нему. Он гладит его по голове и очень нежно целует то в уголок губ, то щеки, опускает одну руку между его ног, на внутреннюю сторону бедра, и задумчиво проводит, сжимая в самых интересных ему местах. Он задевает пальцем пах, и рука там и остается, ощупывая и словно вжимая Андерса в кровать еще больше. Гаррет открывает глаза и смотрит на Андерса, желая, наверное, спросить разрешения, но... Андерс плачет. Не так, как плачут, изнывая от желания и безмолвно прося не останавливаться. Хоук со вздохом укладывается на кровать рядом с ним, целует в висок и укладывает его голову к себе на живот. Андерс хочет попросить прощения, но не может выдать ничего, кроме всхлипа. Призрака больше нет, он исчез, когда Хоук стал слишком близко, но Андерс знает — в следующий раз его это не остановит. Гаррет распутывает его волосы и гладит по голове, запутываясь в светлых прядях, и Андерс успокаивается, перестает всхлипывать и целует Хоука в живот, сквозь одежду. Гаррет хмыкает и треплет его по голове, как большого пса. Андерс делает вид, что засыпает, но на самом деле его мучает только одна мысль. Хоук уже не может ему помочь. И он в опасности. А значит, должен защитить самое дорогое, что у него осталось. *** На следующий день Гаррет встает, нежно целует на прощание сонного Андерса и уходит на работу. Тот остается в тяжелых раздумьях, однако решение находится довольно быстро. Джастис пока не появляется, и Андерс принимает сразу три таблетки, значительно увеличив дозу, однако надеясь, что сможет пробыть с ясной головой как можно дольше. Пока не поговорит с ним. Когда Хоук приходит вечером, дверь заперта. А ведь обычно Андерс держит дверь открытой, ему нипочем воры и взломщики, он бы и их, наверное, усадил с собой пить чай, так думается иногда Гаррету. Дверь открыта всегда — днем и ночью, в любое время года. Тем более для него. Но сейчас дверь закрыта. Гаррет задумчиво дергает ручку, все еще думая, что что-то не так с дверью, пока не слышит тихие шаги за дверью. Кто то присаживается совсем рядом и говорит: — Прости, Хоук. Я больше не могу тебя видеть. Гаррет пытается что то сказать, придумать что-то, но Андерс быстро уходит, и вслед за ним почему то шлепают очень тихие босые ноги. — Эй, Андерс. Там есть еще кто-то, рядом с тобой. Шаги останавливаются и Андерс отвечает: — Я никогда не был один, Гаррет. Он говорит это очень нежно, и тихо, так, что Хоук едва его слышит. Потом Андерс совсем уходит из коридора и больше Гаррет ничего не слышит. И ничего не может сказать— слов слишком много, чтобы сказать что то сейчас, поэтому он просто садится с рядом с дверью и собирается ждать, пока Андерс выйдет. Он ведь не сможет просидеть там слишком долго, верно? *** После сотен криков, уговоров, попыток выломать дверь, вскрыть замок чем попало и дежурств три дня подряд Гаррет Хоук совсем обессиливает. Он больше не слышит шагов за дверью, ему никто не отвечает. Он боится, слишком сильно. Страх за Андерса стал частью его. Но сейчас он стал настолько огромен, проникая в каждую его клеточку и убирая из головы все другие мысли, что его трясет от страха и чувства безнадежности. Он сидит, как огромный черный пес, у двери, в ожидании хозяина, и не слышит ни малейшей подсказки, ни ответа, ни чего нибудь хоть сколько нибудь полезного, что могло бы дать ему хоть крохотный лучик надежды. Он бы поскребся лапой в дверь, но Андерс ему не откроет. Да и лап у него нет. Хоук в отчаянии сидит еще с час, а потом сдается и набирает на телефоне номер. — Хоук? — слышится из телефонной трубки. — Ты где пропадал, черт возьми, а? — Варрик, послушай. Мне нужна твоя помощь. Точнее... Ваша помощь. На том конце замолкают и Гаррет выкладывает все как на духу. Через пару часов вся его команда собирается возле двери и договаривается о суточной вахте, отправляя Гаррета спать домой к Варрику. Тот еле соглашается, позвонив перед этим паре друзей, чтобы быть уверенным, что они придут в нужное время, если тот их попросит. Он не сможет ждать слишком долго. *** Через еще несколько дней Гаррет не выдерживает, достает каких-то знакомых из экстренных служб, и они заявляются вместе с ним и инструментами к Андерсу на порог, снимают дверь, оставив в коридоре кучу грязи, пыли, и недовольных этим соседей. Но Гаррету наплевать. Как только дверь снимают, он боком протискивается в помещение и обыскивает все комнаты. Он заглядывает в спальню и кухню, в ванную, гардероб, на балкон, даже зачем-то осматривает все ящики и холодильник. Андерса нет нигде. Ни записки, ни намека. Хоук обессиленно проходит на кухню, садится на его стул, и, закрыв лицо ладонями, плачет. Звуки эхом отдаются в абсолютно пустой квартире. *** Спустя месяц скитаний, звонков по каким то связям, знакомым людям, сыщикам, и поиска хоть каких нибудь записей с камер, Хоук впервые за полтора года заходит в свою квартиру и чувствует ужасную пустоту, которую не заполнить ничем. Позвякивают ключи, брошенные прямо на пол. Он садится на кровать и долго сидит, смотря в стену. Потом он выходит на лестничную клетку и вытаскивает из ящичка почту. Самой первой вываливается синяя коробка, обвязанная лентой. Хоук завороженно, сам не зная отчего, берет её в руки, дергает за конец ленты и та с шелес* 1 * Входная дверь гремит ключами, и вскоре открывается,видимо, когда гость обнаруживает, что она и так открыта. Громко захлопывается, на пол падает чья-то сумка, и гость, громко чеканя шаг, уверенно направляется к кухне. На кухне за столом сидит Андерс и смотрит на свои колени, не отрывая взгляда. Взгляд, кстати, какой-то стеклянный, словно мыслями он не в этом комнате, доме, или даже городе. Гостю это привычно и нормально, он не раз видел такой взгляд, если бы только… не капелька отчаяния, которая была заметна в этот раз. Даже когда гость входит в кухню и шаги становятся медленнее и тише, раздаваясь совсем близко, Андерс не поднимает головы, даже не двигается. На стол звонко впечатывается бутылка, и Андерс поднимает голову: над ним нависает, поставив ногу на стул, гордо выпятив грудь и нагло ухмыляясь, его старый друг. Гаррет Хоук. Друг высок, хорош собой, особенно в обтягивающей майке, темные волосы коротко, по-армейски, острижены, да и бутылка отчего-то очень хорошо вписывается в образ и атмосферу. — Я пришел тебя утешить! — тоном, не терпящим отказа, говорит он, и, оставив бутылку на столе, поворачивается лицом к плите и начинает шуршать по кухне, ставить чайник и готовить чай. Смотреть за ним невообразимо приятно, успокаивает не столько друг, сколько уже то, что кто-то находится рядом, чье-то присутствие в этой комнате. Плечи Андерса опускаются, он подтягивает ноги вверх и ставит их на стул, с некоторым трудом, но умещаясь на нем. Плечи наконец расслабляются, он кладет голову на колени и разморено прикрывает глаза, наблюдая за Гарретом. А потом тихо говорит: — Я сегодня опять с ним разговаривал. Гаррет, в этот момент достающий кружки с полки, замирает, его спина как будто каменеет, но он не поворачивается. — С кем? — осторожно спрашивает он. — Сам знаешь. С ним. Он появился прямо посреди встречи. Шел до самого дома, представляешь? — Ты же знаешь, что его нет, — парень наконец поворачивается, взгляд у него полурассерженный, полужалостливый. — Но я же видел сегодня его, у него волосы, волосы белые, а на лицо еще и десяти, и еще... — отчаянно шепчет человек. — Послушай... — У него глаза светятся, представляешь? Светом, светом таким... — шепот становится быстрее, глаза поблескивают безумной уверенностью в своей правоте. — Да послушай же! — повышает голос Гаррет и подходит, так и не выпустив свою кружку из рук. — Послушай, никакого Джастиса нет, понял? Андерс сникает и смотрит в пол резко остекленевшими глазами, словно высматривая на нем что-то. Гаррет садится рядом, берет его руки в свои и трется щекой о его ладонь. — Мы же говорили об этом, помнишь? — успокаивающе начинает он, немного запинается, но продолжает. — Мы даже вместе искали, а потом ходили к доктору. Он сказал, помнишь же, что он сказал? Андерс смотрит на Гаррета — у того тонкий шрамик посреди носа и очень, очень серьезный взгляд. И, когда Гаррет наклоняет голову, и становится видно, что творится за его плечами, у Андерса перехватывает дыхание от ужаса. За спиной Хоука, на включенной для чайника конфорке, прямо на сине-желтом пламени, сидит мальчик. Он поигрывает ногой, как раздраженный кот, склоняет голову с выбеленными волосами набок, хитро сужает глаза и иронично выдает: — Конечно, меня тут нет, Андерс. Андерс прижимает к животу начавшие дрожать колени и закрывает глаза, но ничего не говорит. Гаррет поднимает его голову и обнимает за плечи, целуя в макушку.Проходит несколько минут, и Андерс, понимая, что ничего не может сделать ни с этим, ни с собой, сдается, и, вцепившись руками в колени, начинает тихо и безнадежно рыдать. Они стоят так еще несколько минут, и, когда Андерс наконец затихает и открывает глаза, Гаррет его отпускает, тихо бормоча: — Так не пойдет... Какой тут, к чертовой матери, чай? — и идет к кухонным полкам. Андерс тянется и хватает его за руку, отчаянно не желая оставаться в одиночестве даже на пару секунд. Гаррет вздыхает, и выговаривает: я здесь, не волнуйся, — и, сжав на секунду ладонь Андерса чуть крепче обычного, отпускает, буквально через полминуты возвращаясь к столу вместе со стеклянными рюмками. — Начнем? — бесцветным голосом говорит он, открывая бутылку. Андерс кивает и берется за рюмку. Гаррет разливает и поднимает её вверх в знак тоста: — Книги вышли отличными... — он опрокидывает рюмку в себя и продолжает, — но знаешь... Это всего лишь книги. Иногда я жалею, что у тебя получилось их издать. — Вот паршивец, — презрительно дергает губой Джастис, — ты ему правда веришь, а, Андерс? А что он о тебе думает, знаешь? Голос старого друга такой вкрадчивый и уверенный, что Андерс добела стискивает в руке рюмку, а потом молча выпивает, морщась и по-прежнему не поднимая на него глаз. Старый друг посмеивается, так, что Андерса пробирает дрожь, и он старается смотреть только на стол и Хоука, чтобы не видеть. Того, каким жутким стало лицо Джастиса, того, как языка пламени пляшут по его телу. — А редактора-то за что выгнал? — тихо интересуется Гаррет. — Она мне потом в слезах звонила, просила прийти... — Она сказала, что это чушь, — без капли сожаления и вины твердо говорит человек. — И что мне надо повзрослеть. — И? — Ну, я ей тоже кое-что посоветовал... — со злым смешком говорит Андерс и тянется к бутылке правой рукой, в левой зажата рюмка. — Сегодня я точно не уйду, — тоскливо и безысходно смотрит Гаррет на человека сквозь бутылку и тоже тянется за ней через половину стола. ...Когда они засыпают, напившись до совершенно свинского состояния (зато ничего не вспомнят наутро), Джастис спрыгивает с плиты, приподнимает прядь волос, рассматривая макушку Андерса и укоризненно вздыхает. Потом садится на подоконник и долго сидит там, поглядывая то на людей, то на начавшее розоветь небо. Скоро рассвет. И, хотя ему рассвет совершенно не мешал, Джастис медленно растворяется в воздухе. * 2 * В то утро Андерс встал в довольно радостном настроении — наконец-то издают его книгу! Прямо сказать, это была не первая его книга, но она была одной из самых значимых. Так ему казалось сейчас, и он, с абсолютно счастливой улыбкой и папкой бумаг для редактора вышел из дома. Сейчас, казалось ему, даже Фенрис, жутко ворчливый критик, которому не нравилась не одна его книга, а пуще того, он сам, не смог бы испортить ему настроение. Погода стояла солнечная, даже прохожие казались ему все до единого милыми и улыбчивыми,и он со спокойной душой отправился в назначенное место. Во всяком случае, до середины встречи с фанатами все было нормально. Счастливые лица, интересные вопросы, Андерс думал, во сколько Хоук придет домой, чтобы отпраздновать это вместе с ним... Андерс поднимает голову и глотает заготовленные для очередного фаната слова. Перед ним стоит Джастис, очаровательно улыбаясь, и посверкивая голубыми глазами, даже в ярком дневном свете горящими синим огнем. Человек, который был его лучшим другом. Человек, который поддерживал его, помогал бесценными советами, утешал после ссоры с родителями, играл, когда никого не было дома. Его самый старый и самый лучший друг. Человек, от которого, как ему казалось, его вылечили. Человек, который никогда не существовал. И даже сейчас, в его воссозданном больным сознанием виде, остался маленьким мальчиком. Вот только когда они вновь встретились, его друг уже не был тем добрым мальчиком со слегка светящимися глазами. В смысле, был и мальчиком, и глаза были те же, только вот...что-то с ними стало не то. Что-то неуловимо изменилось, и Андерс понял это сразу. И ему впервые при взгляде на друга стало очень, очень страшно. — Ты что, правда всерьез думаешь, что хоть кто-то из этих людей может восхищаться тобой? Тут Андерс понимает, что это точно не его друг. Но, вымученно натянув улыбку, держится еще полчаса фанатов, жутких шепотков и циничных замечаний. А потом убегает домой, никому ничего не сказав. Наивно думая, что дома он будет в безопасности. *** Когда он встает утром, то идет к раковине — умыться и освежить голову. Хоук еще спит — они оба так и уснули головой в стол. Ему кажется, что вчера был просто ужасный сон. А потом просто пришел Гаррет, и они выпили, и все было нормально. Никакого Джастиса. Никаких жутко реалистичных кошмаров.Он больше не появлялся. Психиатр помог. Он наклоняется, чтобы умыться, подставляет руки горстью под струю воды и плещет себе в лицо. Потом проводит по нему рукой, поднимает лицо, и.. — Доброе утро, Андерс! Соскучился? — едко улыбаясь и недобро сверкая синими глазами, спрашивает его Друг. Не сон, думает Андерс и вцепляется в раковину пальцами, склоняя над раковиной голову, закусывая губы от страха и слушая, как за его спиной разносится и дробится о стены заливистый веселый смех. Андерс неподвижно стоит над раковиной уже с полчаса, не в силах шевельнуть даже пальцем, только изредка его потряхивает от мелкой противной дрожи. Его Друг говорит что-то, но он не слушает, слова проскальзывают мимо ушей. Он думает — лишь бы не видеть, не видеть, не поднимать голову, не смотри, Андерс, не смотри... Болтовню прерывает звук открывшейся двери и заспанное «Андерс?» Он оборачивается к Хоуку очень медленно, боясь посмотреть заодно и на Него, но все равно — он как спасение, избавление от тяжкой участи, он шагает вперед и обнимает Хоука под его удивленно-заспанный вздох и раздраженное цоканье Друга. Он только сильнее вцепляется в него пальцами, растягивая ткань на майке и растрепывая еще сильнее волосы, хотя казалось бы, больше некуда. Проходит несколько минут, и Хоук таки удается мягко отцепить его от себя и беспокойно заглянуть в глаза, однако Андерс тут же начинает оглядываться по сторонам — и облегченно вздыхает. Его тут больше нет. Пока нет. *** — Все, пора лечить тебя от воображаемых друзей! — кричит мать Андерса. Что это именно она, Хоук слышат в открытое окно. Он подслушал этот разговор и побежал домой, с отчаянно дрожащим сердцем закрылся в своей комнате, и принялся вспоминать все странные разговоры, которые у него недавно были с Андерсом. Якобы, у него уже давно появился Друг. Вот только Хоук его ни разу не видел. он думал, Андерс всего лишь навсего придумывает... А оказалось, да. Придумывает. Хоук запомнил его взгляд — растерянный и ищущий глазами друга. Но не его. После того, как Андерса нашли в пижаме, растерянного и дрожащего, это уже нельзя было игнорировать. Детские игры закончились и родители потребовали у него ответа. Андерс сказал, что его позвал с собой друг, но когда родители позвонили родителям Гаррета, оказалось, что это не он. Андерс сказал, что его позвал другой друг, а когда он начал сопротивляться и говорить, что ему нельзя, потащил его силой. После этого он не оказался на улице, сам не помнил как, но зайти в дом не смог — все двери были заперты, а звонок не работал. Андерс протянул им руки с синяками. Как от чьих-то ладоней. Гаррет заходил его проведать перед отъездом, залез в окно его комнаты и долго слушал рассказы о Джастисе. Больше он ни о чем не говорил. И совсем не смотрел Гаррету в лицо. Он смотрел ему за плечо, и кивал кому-то. И этот взгляд Гаррет тоже запомнил надолго. Андерс с родителями сменил школу, дом, и пробыл в психиатрической клинике ровно год, до сих пор посещая психиатра и только недавно отказавшись от препаратов. Когда он вернулся, он старался не вспоминать о мальчике с горящими синими глазами, зато принялся писать сказки. Хоук радовался, хоть сначала ему и казалось долгое время, что Андерс вглядывается ожидающе куда-то позади него. Но, видимо, то, чего он ожидал, все не происходило. Он горестно вздыхал и продолжал прерванный диалог с Гарретом. Да, Хоук надолго запомнил этот его взгляд. *** Хоук понимающе ворчит что-то непонятное, ерошит его светлые волосы, и, держа его за руку, тянет за собой к умывальнику. Там он сажает его на краешек ванной, и, открыв кран, заботливо умывает ему лицо и поправляет волосы. Проводит мокрыми пальцами по закрытым глазам, целует в кончик носа и принимается убирать волосы назад, заплетая их в косичку. На это время Андерс утыкается носом ему в живот и обнимает за талию, расслабляясь и успокаиваясь, слушая, как стучит сердце Гаррета и шуршат волосы, заботливо перебираемые его руками. — Тебе сегодня в издательство, не забыл? — тихо и очень нежно произносит Гаррет, поправляет последние пряди и поднимает его голову. Он по-прежнему его обнимает, поэтому голова оказывается так смешно запрокинута вверх, и Андерс смотрит на него, как побитый котенок, совершенно не желая не то чтобы куда то идти, но и вообще двигаться с места. — Андерс, надо, — по прежнему мягко, но уже чуть-чуть тверже говорит Гаррет. Андерс нехотя встает, но не отпускает его руку, смотрит очень устало и просяще. Хоук ужасно устал, не выспался, и с удовольствием послал бы всех и всё подальше, но он очень глубоко вздыхает, внезапно усмехается, и, подхватив его за другую руку, пропускает их обе над головой, и паровозиком тянет его к прихожей. Там они одеваются, как можно быстрее, обмениваясь взглядами, и словно ненароком касаясь друг друга кончиками пальцев, и, собравшись, рука об руку выходят на улицу. Мерриль, как-то, когда они собрались вместе, сказала эту фразу. "Уютненький синхрон у вас получается", сказала она и посмотрела восхищенными глазами на Андерса с Хоуком. Те удивленно переглянулись и рассмеялись под общий дружный хохот. Андерсу сейчас почему-то вспомнилась именно эта фраза. На улице Хоук кому то звонит, морозит пальцы о телефонную трубку и зябко передергивает плечами с открытым горлом. Звонящий, видимо, не очень рад, потому что Хоук громко кричит, ругается и выдает массу непечатных слов, но, вроде, до чего то договаривается и вешает трубку, поскорее сунув вторую руку с телефоном в карман. Хоук работает вышибалой с командой таких же дурней, как и он сам. Та же Мерриль — как она оказалась в этой команде? С виду такая простушка, но когда он смотрит, как она ладно управляется с ножом на кухне, Андерс начинает в ней очень сильно сомневаться. Изабелла... Вот её Андерс побаивался. Когда они оставались одни в комнате, он старался не поднимать взгляда, уж больно он у неё был пронизывающий. Андерсу даже не хотелось знать, о чем она думает. Был еще Варрик, любитель толкнуть длинную красивую речь, вместе с ним Андерс придумал не одну историю, и даже под настроение они вместе сочиняли короткие стишки какого-то абсолютно дурацкого содержания. Так или иначе, странности и дурости не мешают Хоуку и его команде выколачивать деньги из должников и "совсем ничего не понимающих" ребят. — Ну все, Андерс, я сегодня весь твой, — улыбается Хоук, и Андерс крепче стискивает его руку, и чувствует, как на душе теплеет, и в груди тает что то огромное ледяное, оставляя за собой теплую весеннюю капель. Андерс отпускает её руку, и Гаррет недовольно морщится, и в его взгляде, обращенном к нему, есть даже немного страха. Но Андерс стягивает с себя шарф, обматывает вокруг его шеи, прикрывая открытые места, потом снова берет его за руку, гораздо крепче прежнего, и тянет вперед, вдоль по улице, украдкой улыбаясь удивленной и очень теплой улыбке Хоука. * 3 * Андерс ходит к своему психологу, он опять принимает препараты. Хоук поглядывает за ним, остается у него по ночам, обнимает и целует на ночь, надеясь успокоить его и облегчить его страх. И это действительно происходит так, эти дни оказываются самыми счастливыми днями из всех последних, Гаррет и не помнит, когда они были вместе столько времени. Гаррет отпрашивается с работы уже который день, и ему дают эти выходные. Команда понимающе хмыкает и делает за него его работу, а он пишет им благодарные смс и обещает пригласить как нибудь на ужин. Как-нибудь потом, не сейчас, думает Хоук. Но потом он начинает замечать тот самый взгляд. Андерс смотрит на крыши ларьков так, словно там сидит по меньшей мере демон, подманивая его к себе. Все чаще он вжимает голову в плечи, хватает Гаррета за руку и тащит на другую сторону улицы, нервно оглядываясь. Хоук оглядывается с ним, и ни разу никого не видит. Хоук выходит на работу и возвращается поздно по вечерам, но приходит, гладит Андерса по голове и целует его, а потом тащит в постель. И ему неважно, что ужин стынет на плите, а сам он устал как собака. Только так Андерс перестает дрожать от страха. Только так он может обнять его и быть уверенным, что все в порядке. Но однажды, когда они беседуют за ужином, Андерс вздрагивает и роняет вилку на пол. Хоук вопрошающе смотрит на него, но Андерс даже не поворачивается в его сторону. Он смотрит на кухонную стойку и почти кричит, зажмуриваясь и закрывая уши руками: — Я никуда с тобой не пойду! Хоук вскакивает, зовет его, обнимает, в конце концов пытается встряхнуть за плечи — но тот его не замечает, не слышит, как будто его здесь и нет. В конце концов Гаррет тащит его в ванную, еле удерживая отчаянно брыкающегося Андерса, и вместе с ним встает под струи ледяной воды. Поставь он его одного — тот бы вырвался и убежал. Андерс еще какое-то время вырывается и кричит, но через десяток минут успокаивается и тихо благодарит Хоука. Тот ничего не спрашивает, он и так все понимает. Поэтому раздевает его, насухо вытирает, одевает в пижаму и укладывает в кровать. Хоук ложится рядом поверх одеяла и свирепо оглядывает углы комнаты, готовый по первому шороху встать и защитить Андерса от того, что так мешает ему жить и выводит из равновесия. Но они оба знают— это в его голове. Это нельзя заковать в наручники или вырубить ударом ребром по нужной точке. И от этого Гаррету еще хуже. Но Андерс чувствует заботу Хоука, и, почти мгновенно успокаиваясь в его объятиях, скоро засыпает. На следующий день Андерс принимает двойную дозу. И это действительно помогает. На какое-то время. В какой то из дней Гаррет возвращается с работы и находит Андерса в спальне. Тот сидит,бессильно прислонившись лбом к стене, а на ней виднеются свежие кровавые разводы. На лбу у Андерса— тоже. Хоук сжимает кулаки, не зная, что ему делать, но берет себя в руки и усаживается рядом. Он аккуратно и медленно кладет голову Андерса себе на плечо, а тот, похоже, только сейчас замечает его. — Гаррет, — нежно произносит Андерс и придвигается к нему поближе. — Скажи, ты же всегда будешь со мной? Я ведь тебе нужен, верно? Он еще не успевает ответить, как Андерс вздрагивает и краснеет, как от пощечины, и говорит еще раз, настойчивее, нервно поглядывая куда-то в угол: — Ну же, Гаррет, ответь мне? Вместо этого Хоук поднимает его на руки и тащит его к кровати. Там он осторожно опускает его, присаживается рядом и шепотом начинает говорить. Андерс стискивает его пальцы, и Хоук продолжает говорить, тихо, так говорят с пробегающей мимо кошкой, которую бояться спугнуть. Хоук говорит, что будет хорошо, и солнечно, и чисто, и никто, никто больше не испортит им жизнь и друг от друга не отвернет. Андерс закрывает глаза и прижимается к нему, Хоук перебирается на кровать позади Андерса, продолжая говорить. И его голос обволакивает Андерса, как мягкое одеяло, как запах сахарной ваты, размягчая его и заставляя поверить. К сожалению, только до того времени, пока их розовый сахарный кокон не взрезает, как нож, голос его Друга. — Ты ему веришь? — проникает в уши мягкий шепоток, и Джастис присаживается совсем рядом с ним, опираясь руками на кровать, чтобы было лучше слышно. — Он уже предал нас, не заступился, не сказал молчать, когда было нужно. О, то жуткое место, в котором ты провел год, ты ведь помнишь? Андерс вздрагивает и вжимается спиной в Хоука. — Помнишь, я вижу по глазам. Сколько лет прошло, а ты помнишь. Согласен, такое сложно забыть. У них были довольно интересные...методы,— его друг перебирает прядку его волос, а голос вбуравливается в голову, и Андерс скоро будет готов кричать, потому что ему жутко, но он и сам бы не смог сказать, что же такого ужасного было в голосе его старого Друга. Он почти не слышит Хоука, когда Джастис шепчет совсем уж вкрадчиво, на ухо, тихо тихо, так, чтобы даже если Хоук и мог бы его слышать, не услышал бы: — Пошли же уже со мной. Дальше Андерс решает его не слушать, подтягивает повыше на кровати, поворачивается, приподнимается на локтях и целует Хоука в губы, прерывая на полуслове. Голос за спиной остер и ехиден, но уже тише— в ушах у Андерса громко и отчаянно стучит кровь. Андерс целует еще отчаяннее, выдыхает громко, слишком близко, чтобы ничего не слышать и не чувствовать, кроме них двоих и его губ. Хоук сначала не понимает, все еще переживает за него, думает, что же не так, но потом поддается. Аккуратно кладет руки на спину, проводит по ней ими, и Андерс выдыхает в него совсем горячо. Тогда Гаррет переворачивает его на спину, и нависает над ним, долго смотря в глаза, но Андерс ничего не показывает и не говорит. Только тянет к нему руки и смотрит почти умоляюще. Гаррет расстегивает верхние пуговицы его пижамы и целует Андерса в губы, рвано, пока слишком отвлеченно, чтобы его успокоить, и Андерс скулит от страха, и Хоук, хоть и не знает, отчего это, возвращается всеми своими мыслями только к нему. Он гладит его по голове и очень нежно целует то в уголок губ, то щеки, опускает одну руку между его ног, на внутреннюю сторону бедра, и задумчиво проводит, сжимая в самых интересных ему местах. Он задевает пальцем пах, и рука там и остается, ощупывая и словно вжимая Андерса в кровать еще больше. Гаррет открывает глаза и смотрит на Андерса, желая, наверное, спросить разрешения, но... Андерс плачет. Не так, как плачут, изнывая от желания и безмолвно прося не останавливаться. Хоук со вздохом укладывается на кровать рядом с ним, целует в висок и укладывает его голову к себе на живот. Андерс хочет попросить прощения, но не может выдать ничего, кроме всхлипа. Призрака больше нет, он исчез, когда Хоук стал слишком близко, но Андерс знает — в следующий раз его это не остановит. Гаррет распутывает его волосы и гладит по голове, запутываясь в светлых прядях, и Андерс успокаивается, перестает всхлипывать и целует Хоука в живот, сквозь одежду. Гаррет хмыкает и треплет его по голове, как большого пса. Андерс делает вид, что засыпает, но на самом деле его мучает только одна мысль. Хоук уже не может ему помочь. И он в опасности. А значит, должен защитить самое дорогое, что у него осталось. *** На следующий день Гаррет встает, нежно целует на прощание сонного Андерса и уходит на работу. Тот остается в тяжелых раздумьях, однако решение находится довольно быстро. Джастис пока не появляется, и Андерс принимает сразу три таблетки, значительно увеличив дозу, однако надеясь, что сможет пробыть с ясной головой как можно дольше. Пока не поговорит с ним. Когда Хоук приходит вечером, дверь заперта. А ведь обычно Андерс держит дверь открытой, ему нипочем воры и взломщики, он бы и их, наверное, усадил с собой пить чай, так думается иногда Гаррету. Дверь открыта всегда — днем и ночью, в любое время года. Тем более для него. Но сейчас дверь закрыта. Гаррет задумчиво дергает ручку, все еще думая, что что-то не так с дверью, пока не слышит тихие шаги за дверью. Кто то присаживается совсем рядом и говорит: — Прости, Хоук. Я больше не могу тебя видеть. Гаррет пытается что то сказать, придумать что-то, но Андерс быстро уходит, и вслед за ним почему то шлепают очень тихие босые ноги. — Эй, Андерс. Там есть еще кто-то, рядом с тобой. Шаги останавливаются и Андерс отвечает: — Я никогда не был один, Гаррет. Он говорит это очень нежно, и тихо, так, что Хоук едва его слышит. Потом Андерс совсем уходит из коридора и больше Гаррет ничего не слышит. И ничего не может сказать— слов слишком много, чтобы сказать что то сейчас, поэтому он просто садится с рядом с дверью и собирается ждать, пока Андерс выйдет. Он ведь не сможет просидеть там слишком долго, верно? *** После сотен криков, уговоров, попыток выломать дверь, вскрыть замок чем попало и дежурств три дня подряд Гаррет Хоук совсем обессиливает. Он больше не слышит шагов за дверью, ему никто не отвечает. Он боится, слишком сильно. Страх за Андерса стал частью его. Но сейчас он стал настолько огромен, проникая в каждую его клеточку и убирая из головы все другие мысли, что его трясет от страха и чувства безнадежности. Он сидит, как огромный черный пес, у двери, в ожидании хозяина, и не слышит ни малейшей подсказки, ни ответа, ни чего нибудь хоть сколько нибудь полезного, что могло бы дать ему хоть крохотный лучик надежды. Он бы поскребся лапой в дверь, но Андерс ему не откроет. Да и лап у него нет. Хоук в отчаянии сидит еще с час, а потом сдается и набирает на телефоне номер. — Хоук? — слышится из телефонной трубки. — Ты где пропадал, черт возьми, а? — Варрик, послушай. Мне нужна твоя помощь. Точнее... Ваша помощь. На том конце замолкают и Гаррет выкладывает все как на духу. Через пару часов вся его команда собирается возле двери и договаривается о суточной вахте, отправляя Гаррета спать домой к Варрику. Тот еле соглашается, позвонив перед этим паре друзей, чтобы быть уверенным, что они придут в нужное время, если тот их попросит. Он не сможет ждать слишком долго. *** Через еще несколько дней Гаррет не выдерживает, достает каких-то знакомых из экстренных служб, и они заявляются вместе с ним и инструментами к Андерсу на порог, снимают дверь, оставив в коридоре кучу грязи, пыли, и недовольных этим соседей. Но Гаррету наплевать. Как только дверь снимают, он боком протискивается в помещение и обыскивает все комнаты. Он заглядывает в спальню и кухню, в ванную, гардероб, на балкон, даже зачем-то осматривает все ящики и холодильник. Андерса нет нигде. Ни записки, ни намека. Хоук обессиленно проходит на кухню, садится на его стул, и, закрыв лицо ладонями, плачет. Звуки эхом отдаются в абсолютно пустой квартире. *** Спустя месяц скитаний, звонков по каким то связям, знакомым людям, сыщикам, и поиска хоть каких нибудь записей с камер, Хоук впервые за полтора года заходит в свою квартиру и чувствует ужасную пустоту, которую не заполнить ничем. Позвякивают ключи, брошенные прямо на пол. Он садится на кровать и долго сидит, смотря в стену. Потом он выходит на лестничную клетку и вытаскивает из ящичка почту. Самой первой вываливается синяя коробка, обвязанная лентой. Хоук завороженно, сам не зная отчего, берет её в руки, дергает за конец ленты и та с шелестом разворачивается. Хоук поднимает крышку и потрясенно падает на колени. В коробке одна единственная записка, и Хоук даже не вытаскивает её, чтобы обернуть и посмотреть, что на задней стороне. Он прислоняется к стене и скатывается по ней на пол, выкидывая коробку куда подальше. Коробка катится в какой то пыльный угол и из нее вываливается записка, написанная второпях, но очень аккуратно. "Я наконец-то забрал его."том разворачивается. Хоук поднимает крышку и потрясенно падает на колени. В коробке одна единственная записка, и Хоук даже не вытаскивает её, чтобы обернуть и посмотреть, что на задней стороне. Он прислоняется к стене и скатывается по ней на пол, выкидывая коробку куда подальше. Коробка катится в какой то пыльный угол и из нее вываливается записка, написанная второпях, но очень аккуратно. "Я наконец-то забрал его."