Рассветный пламень развевался над линией горизонта алым знаменем победы.
Они выстояли.
Медленно, неуверенно оборачивались друг на друга, будто увидев впервые, зачарованно всматривались в чужие лица – испещрённые шрамами, синяками и свежими кровоподтёками. Повернули головы к нежным лучам восходящего солнца.
И разразились радостным кличем, и залились песней, дрожащей и восторженной, как распускающийся в костре первый бутон огня.
И тысячи, тысячи голосов на земле, в небесах и над небом подхватывали этот восторженный мотив и разносили весть по необъятным просторам среди звёзд.
Они победили.
Каждая трепещущая душа, каждый голос, присоединявшийся к бесконечной песне, – всё это и было тем значимым, священным, что получили победители в войне с Богом. Каждая спасённая жизнь приумножала значимость победы.
Всё блистало. Доспехи, истерзанные клинками и кровью, в лучах первого восхода налились золотом, в едином порыве взмыло в воздух многоцветье клинков.
Так пусть весь Айур узнает о победе своих детей!
Сладостные мысли разнеслись по телу вместе с кровью, опьяняя. Воины выкрикивали имя своего лидера, их грубые шероховатые ладони касались его рук, тревожа раны и ушибы. Он смотрел поверх их голов, на узкую полосу горизонта, видимую за каменными нагромождениями, туда, куда пламя восходящего светила ещё не успело проникнуть.
Меж сердец на миг прокралось какое-то волнение, и Артанис разглядел среди теней отделившуюся от них, скользящую ловкой змейкой.
Она медленно шагала ему навстречу, слегка припадая на повреждённую ногу, едва успев смахнуть с лица сгустки ещё влажной крови, чужой и своей собственной. Раны струились по изящным плечам тонкой паутинкой.
Средь восторженных возгласов, криков радости, средь шума и духовного пира победителей их взгляды на миг пересеклись – чуть прищуренно в искренней улыбке, затмевающей разум и перехватывающей управление телом. Их мысли, лишённые контроля рассудком, сплелись в общем для всех и для них двоих ликовании.
Артанис и не заметил, как тонкие руки матриарха обвили его шею; и лица двух лидеров соприкоснулись в страстном порыве.
***
Неосознанно коснувшись ладонью выступающего края лица, Артанис почувствовал внутри себя какое-то болезненное шевеление. Будто бы кто-то, ворочаясь за клеткой рёбер, тщетно пытался выбраться, царапая стенки. А по телу разносилась лихорадочная дрожь, побуждая беспокойство и даже какую-то нервозность, настойчивое ощущение, будто бы кожа покрылась множественными ожогами.
– Иерарх? – кто-то окликнул его, и Артанис растерянно моргнул, обернулся, вновь встретившись с парящей картой местности. Долю мгновения он просто глядел сквозь неё, но затем, отряхнувшись, вновь переключил своё внимание на сходящиеся знаки и линии – территории, которые всё ещё подлежали очистке от заразы зергов. Их слизь уже почти выгорела на солнце и истлела, но пропускать даже такой небольшой участок было бы ошибкой.
Затем Вершитель вновь продолжила свою речь. Говорила что-то о применении наземных войск с предварительной разведкой местности. До иерарха доходили обрывки её фраз, удивительным образом складывающиеся иногда в совершенно новые, неизвестные никому, кроме него, предложения, иногда даже со смыслом. Гноившиеся в его мозгу мысли вполне естественно вплетались в чужие слова, окрашивая их в тона едва ли не противоположные по значению. Хотя ощущалось по-прежнему гармонично.
Едва заметно для самого себя, но не для окружающих, Артанис пару раз тряхнул головой, пытаясь преобразить мысль в слова. Его необычное состояние, к сожалению, уже было замечено присутствующими, которые нерешительно переглядывались, обмениваясь щекотливыми мыслями. Впрочем, подсознательно понимая своё... бедственное положение, Артанис предпочёл закрыть тему до дальнейших вопросов и выяснений. Все необходимые приказы были отданы.
Иерарх повернулся в сторону Селендис, делая максимально сосредоточенное лицо и пытаясь вспомнить, о чём же она только что старательно вещала. Толком почти ничего не поняв, он решительно кивнул.
– Передаю командование Верховному Вершителю, – она слегка поклонилась, удовлетворённая этой честью, но по-прежнему озадаченная. Артанис лишь слабо отмахнулся и, приподнявшись, раскланялся со всеми, уже официально объявляя собрание законченным.
Но чего-то не хватало сегодня в стенах иерархата. Чего-то восторженного и трепещущего, как сама жизнь – голоса воинственной предводительницы неразимов.
Она замкнулась в себе с того самого дня их победы на Айуре, переполненного горем и ликованием, тоской и вожделением, как будто тогда позволила себе переступить через грань допустимого; и на любую его попытку заговорить отзывалась как-то враждебно. А он боялся, что она могла усомниться в истинности вспыхнувших чувств – его или её собственных.
Двери за ступающим с напущенной бодростью Артанисом плавно закрылись, отрезая его от остального мира. Так больше продолжаться не могло. Эти фантомные боли, видения, странные ощущения по всему телу – как бы ни старался иерарх закрыть на всё это глаза – возвращались с новыми силами. Ожидание и неопределённость вытягивали из него жизненную энергию.
Это не было болезнью, природным недугом. Артанис ощущал это, будто чувствовал посторонние прикосновения к своему разуму и телу. Холодные, липкие ладони скользили по его спине, подбираясь к уязвимой шее, обхватывая пальцами, дразня и царапая грязными ногтями. И Артанис никак не мог согнать это неестественное ощущение, отравлявшее его жизнь, нарушавшее сон.
Он отчаянно нуждался в
ней, он уже коснулся её души, а был так бестактно отвергнут. Он не понимал – почему? зачем? действительно ли всё это происходило? И вся его тревога накапливалась и росла, перемешиваясь с повседневными делами, изнуряющими советами и тысячами дел, которые ещё предстояло решить, предстояло сделать, приказать, распорядиться...
Иерарх медленно двинулся к небольшой белой площадке у самого окна и аккуратно опустился на колени, подняв голову и сфокусировав мысли на одной точке – где-то там, наверху, в таком далёком и необъятном нежно-голубом небе. Его рассудок медленно скользнул между сном и реальностью. Может быть, хоть в этот раз удастся отдохнуть от всего хоть несколько минут.
И в какой-то момент разум застлала белая пелена – то окутали его воспоминания, сладостные и таинственные, к которым он возвращался вновь и вновь, пытаясь отыскать ответы на свои сентиментальные вопросы.
***
Тихие полушорохи-полувздохи. Артанис медленно шёл по тропе, проложенной ими, рваной, будто пунктир. И всё же, он угадывал, в какой момент они обрывались, когда начинались заново, даже если штрихи были неровные, разной длины и ширины.
Как цепочка из капель крови, стекающих из раны по всему телу, которые задерживаются на кончиках когтей и лишь потом падают вниз, оставляя на земле тёмно-синие пятна. И где-то там, в полумраке, придерживая открывшуюся рану, скрывалась та, кто истекала слезами-кровью.
Артанис не понял этого сразу, ведь она почуяла его приближение уже давно. Отвернулась, делая вид, что сосредоточенно рассматривает что-то за иллюминатором.
Артанис подошёл ближе и, не получив ни отказа, ни приглашения, бесшумно устроился рядом с матриархом.
Его одеяния составлял лишь лёгкий наряд – впервые за много дней после того, как великий корабль «Копьё Адуна» вновь ожил. Теперь гигантский ковчег стал последним оплотом для всё ещё живущих, свободных от контроля Тёмного бога, протоссов. И, пока они дрейфовали в космосе, без определённой цели и без средств к её осуществлению, иерарх позволил себе такую вольность как снятие боевой брони.
Он проследил за взглядом молчавшей девушки и тоже посмотрел вдаль – на розовые, как плоть, туманности с блестящими звёздами.
– А что, если мы не сможем отвоевать Айур? – она нарушила тишину первой, тихим от недавней дрожи голосом, – Не выглядит ли решение не рисковать жизнями последних представителей нашей цивилизации в попытке удержаться за прошлое... не такой и безрассудной?
Она по-прежнему избегала его взгляда и прикрывала щитки, но именно по этим движениям Артанис догадался, в каком состоянии пребывала Воразун.
– Матриарх...
– Назовёшь меня предательницей?! – мгновенно ощетинилась Воразун, переведя взгляд на иерарха, выставив вперёд руки, будто приготовившись к нападению. Её глаза болезненно дрожали, лицо побледнело; иерарх почти физически ощутил её ментальную и физическую усталость. Как и она ощущала его.
Артанис стерпел этот яд.
– Как бы мне ни было больно говорить о таком... в этих словах есть смысл.
Он издал тяжёлый метальный вздох, и Воразун глянула на него несколько озадаченно. Да, Артанис действительно думал о таком развитии событий. Выступить против самого Зел'нага, которого протоссы долгие циклы мнили Творцом? Сражаться с непобедимой Золотой Армадой, со своими же собратьями, теперь подконтрольными Амуну?! Да, пожалуй, Тёмному богу это доставляло истинное наслаждение...
Холодная рука коснулась его ладони. Артанис сам не заметил, как яростно сжал кулаки, впившись когтями в кожу.
Он повернулся к Воразун и встретился с ней взглядом. Обжигающий зелёный огонь, который никому не давал заглянуть глубже в "зеркало души", сейчас взволнованно дрожал. Секундное смятение матриарха Артанис отметил, несказанно удивившись. Он вряд ли мог припомнить какое-то время, когда Воразун действительно беспокоилась; не заключала свой страх в гнев. Он тоже боялся, наверное, впервые в жизни.
Он зажмурился и резко встал.
– Но мы не должны позволить сомнениям сбить нас с пути. Мы зашли так далеко и так много отдали...
– Шакурас, – голос скрипнул, и неразимка вновь отвернулась, зажмурившись. Артанис наклонился.
– Я знаю, что мы отдали... нет, пожертвовали им не зря. Я знаю, что ты решилась на это, ведь в глубине души веришь, что Айур – это то, что сплотит нас, как никогда прежде.
Она глянула на него сердито, но, тут же осознав справедливость слов, печально опустила голову.
– Не ошиблась ли я в своей надежде?..
– Нет.
Уверенно, будто разя клинком.
Воразун почувствовала эту сталь в его голосе, твёрдую решительность, заставлявшую воинов стоять насмерть, но не сделать ни шага назад.
И что-то в её голосе заставило сердца на секунду с взволнованной нежностью сжаться. Она крепче сжала его пальцы и прильнула ближе, почти касаясь его плеча.
– Свою надежду... я возложила на тебя.
***
Едва только протянул руку вперёд, вожделея к прикосновению, сон дрогнул, реальность вновь обхватила холодным потоком со всех сторон. Артанис сощурился от внезапно хлынувших лучей света, показавшихся ему особенно яркими после видения во тьме.
Он медленно перевёл взгляд к окну, желая удостовериться, сколько времени заняло его погружение. Судя по тому, что совет был проведён при светлом дневном небе, а сейчас по горизонту разлилась тьма, прошло много часов. Столько времени – и лишь для нескольких кратких, почти неуловимых мгновений!
Артанис закрыл глаза, но в памяти всё вспыхивал и вспыхивал образ – два яростных зелёных огня.
Он стремился к ним всей душой, каждым вздохом, хотя долгое время скрывал своё желание ото всех, даже от самого себя. В конце концов, он был молод и горяч, и сладкому женскому запаху было легко его одурманить – с первых секунд. И долгое время он искренне полагал, что внезапная страсть быстро сойдёт на нет, почти было поверил, что чувство стало медленно, но верно затухать. Но когда две юные неискушённые души, объединённые общим горем и общей судьбой, остались наедине, там, в тусклой полузабытой комнате на гигантском корабле, – как раз этот момент он и видел в бесконечных снах и медитациях – он вдруг почувствовал, что часть его навсегда будет принадлежать ей – дикой, непокорной Тёмной тамплиерке, которая лишь для него одного в тот вечер приоткрыла заслон души, одному ему всецело доверилась. Она настоящая – вечно пылкая и вечно преданная, навсегда отдастся лишь одному. Он был этим единственным – в своих самых смелых интимных мечтах.
Но, пытаясь удержать пламя в руках, он совершенно забыл, какие жуткие от этого бывают ожоги.
Неужели Воразун боялась, что своей откровенностью показала слабость? Боялась, что это просочится, этим воспользуются против неё? Это было самым очевидным объяснением, но меж сердец Артаниса затаился мелочный и позорный страх. А если всё это время она просто играла с ним, как кошка с мышкой, а теперь он, израненный и примятый, стал ей вовсе не нужен?..
Нет. То вовсе не боль сжимала все внутренности, нет, чувство менее знакомое. Отравляющая зависть, внезапно прошедшая через всё тело, будто удар молнии – зависть к судьбам тех, кто не скован по рукам и ногам статусом и обязанностями, кому хватает времени для всего личного.
Вжавшись в холодную стену сильнее, он вдруг запрокинул голову, роняя в эфир острые и хрупкие стекляшки смеха. Неужели это она – ревность, казалось бы, не присущая детям Кхалы?..
Но разве на Пути Тени даётся второй шанс?..
Отражение в окне чуть потемнело – с удивлением Артанис обнаружил, что его щитки отчего-то густо посинели.
Когда это он научился влюбляться, как
Тёмный тамплиер – страстно и эгоистично?..
***
Тень скользит вдоль стен и поверхностей, ощущая их всем своим существом. Тень бежит и крадётся, прячется и снуёт у всех на виду – никогда не отстанет. Не пытайся прятаться на свету, ведь
свет и
тень не могут существовать друг без друга...
Воразун проснулась от внезапной пульсации в виске. Коснулась пальцами, отводя боль круговыми движениями, и нервно сощурилась – из окна бил яркий рыжеватый свет. Даже ночью Айур был ярким, ослепляюще ярким. Ох, даже если бы она владела общением с тенями из своего сна, кажется, ей пришлось бы выслушивать только жалобы насчёт освещения.
Лениво потянувшись, как потревоженная гордая кошка, Воразун бросила взгляд окно, любезно прикрытое ею же тёмной тканью – самодельными занавесками из простыней. Ну не просить же, в конце концов, рассвет не бить по утрам в глаза. Почему-то даже на первом этаже выделенной ей цитадели, который, казалось бы, был закрыт тенью деревьев, свет Айура всё равно доставал дитя Шакураса каким-то хитрым способом.
Смяв одеяла, Воразун подползла к окну, надеясь выяснить способ устранить своё беспокойство.
И тут же со сдавленным вздохом отпрянула, почувствовав чье-то присутствие.
Инстинктивно ощетинившись и спружинив ноги, Воразун сначала вжалась в стену, но потом, уловив знакомую ауру и поток мыслей, решилась вернуться обратно и одёрнуть шторы.
...боги, ему почти двести семьдесят лет, а он ведёт себя как ребёнок!
Раздражённо вздрагивая, скорее от смущения, что её застали врасплох, чем от настоящей враждебности, Воразун несколько секунд просто сверлила нежданного гостя взглядом и только после этого соблаговолила провести рукой по панели и приоткрыть окно. С больши́м трудом она сдержала рвущиеся в эфир ругательства.
– Надо же, иерарх умеет
заваливаться одаривать визитом даже без сопровождения охраны, как простой смертный, – хотела произнести скорее шутливо, но вышло колковато из-за попытки скрыть недавний испуг, – И даже... без парадной формы.
Она с удивлением оглядела... уменьшившегося без сияющей белой брони Артаниса в одном только блеклом одеянии без рукавов.
Артанис потоптался на месте, то ли не зная, как ответить, то ли не желая отвечать, то ли осознавая некую комичность ситуации. Но отступать он явно не был намерен.
– Мне нужно было поговорить с тобой, – он, наконец, нарушил воцарившееся молчание.
– Для этого существует коммуникатор.
– Я пытался. Ты не отвечала.
Действительно, так можно и войну проспать... Но, раз он заявился сам, неофициально, значит, дело было срочным, тайным и, судя по его нервному поведению... неформальным.
– Какие вопросы пришли тебе в голову в глубокую ночь, когда нормальные протоссы спят?! – попыталась защититься Воразун. Наверное, ей не стоило его избегать, и она не пустила бы его, если бы он вошел через дверь но... на этот раз он не давал себя игнорировать. Вздохнула и, помешкав, протянула иерарху руку.
– Так и быть, забирайся.
Во взгляде протосса промелькнуло что-то вроде благодарности.
Может, со стороны матриарх и казалась хрупкой, но это было лишь искусная иллюзия. Воразун крепко сжала тёплую мужскую руку, покрытую свежими ссадинами, и потянула на себя; не ожидавший такого напора Артанис что-то резко выдал в эфир. Только вот и сама Воразун не рассчитала силы, поэтому, вместо того, чтобы плавно переступить через разделявшую их оконную раму, Артанис едва не перелетел её, всем весом подавшись вперёд. В первые секунды удивлённая девушка задержала руку у него на груди, почти прижимаясь; когда же дошло, как это выглядело со стороны, она резко отпрянула, сжав ладонь в кулак и почти с вызовом глядя на иерарха, будто бы это он был виноват во всех существующих бедах.
От изменения в чужом взгляде – ехидная усмешка! – Воразун почувствовала лёгкий укол в районе сердец. Отбросив, наконец, напускной гнев, матриарх глянула спокойно и уверенно.
– Раз всё настолько серьёзно... Я ответила бы. Ты же знаешь, я поддержу тебя в трудный час.
– Знаю. И я бесконечно благодарен уже за то, что ты сделала, – он чуть наклонил голову.
– И-иерарх, ты не должен кланяться! – хотя, формально, их властные полномочия были примерно одинаковыми, за исключением голоса в Совете. Как правило, Воразун не брезговала лишний раз упомянуть об этом, но сейчас это показалось чем-то слишком наигранным.
Жестом она пригласила его сесть. Он аккуратно примостился с краю кровати, ёрзая на узком пространстве, и отчего-то сжал край мягкой атласной ткани одеяла. Под недоуменным взглядом зелёных глаз помял его в руках и, вдруг смутившись, отложил в сторону.
«Действительно, настоящий ребёнок», – про себя выдохнула Воразун и, прищурившись в хитрой улыбке, устроилась рядом. Сердечный ритм на долю мгновения сбился, стянув органы прямо к груди, опять разжигая бессмысленный гнев и беспокойство.
– Надеюсь, это что-то такое, что оправдывает полуночное проникновение мужчины в покои женщины?
Погруженный в неприятное молчание какое-то время, иерарх собирался с мыслями. Предстоящий разговор давался ему нелегко – напрягались и расслаблялись грудные мышцы.
– Верно, я мог обратиться раньше или позже, при свете дня – когда ни я, ни ты не могли бы позволить себе отлучится от правительственных дел ради чего-то настолько... личного. Может, это меня пьянит фаза луны и время года...
– О чём ты хотел поговорить?
– О нас.
Он ощутил дрожь, пробежавшую по её телу, всем своим существом, будто бы сам вздрогнул. Хотя тут же трепет оставил девушку, и она, наигранно изобразив брезгливость, скрестила руки на груди.
– Понятия не имею, о чём ты, – отвела взгляд.
Она замерла в переливах сумрачного света – тусклое свечение комнаты было немногим ярче лунного, скорее даже мрачнее, а тени дрожали, будто бы истинным источником света было открытое пламя. Тьма обвила тонкое тело изящно и легко, как невесомый наряд – задерживаясь в ложбинке на уровне груди, на талии и бедрах.
Но, прежде чем он позволил себе коснуться её хрупкой руки, проклиная себя за дерзость, она резко поднялась и глянула с непривычным холодом – сверху вниз, будто для того, чтобы придать уверенности самой себе.
– Ты действительно считаешь, что это не было случайностью?! – ощетинившись, будто загнанный в угол зверь, – Я была ослеплена эмоциями, вот и всё...
«Но разве не в этом проявилась ты, настоящая Воразун?» – тёплая улыбка в сторону той, что занесла клинок над его головой.
Мужчина тяжело вздохнул.
– Неужели всё произошедшее... совсем ничего не значит для тебя?
Артанис не был в печали или ярости. Но страшный холод в его голосе отдавался болью в груди, невероятной тоской. Это было его разочарование. Нет, это было невыносимо – не для того она защищалась, чтобы теперь он так истязал её душу!
Сжав всю волю в кулак, Воразун медленно подняла голову, чтобы встретиться взглядом с иерархом.
– Ты знаешь ответ. Нам отведена доля, перечеркивающая право на подобное чувство. Нельзя, чтобы нас прижали к стенке выбором: благополучие собственного народа или жизнь люб... в общем, жизнь тесно связанного с нами протосса.
Он отреагировал на её дрогнувший на единственном моменте голос чересчур восторженно, выпрямившись и как будто бы загоревшись всем духом.
– Как бы то ни было, долг перед народом всегда останется священным, – он сощурился, – Но это вовсе не преграда. Нет никаких формальных законов или запретов. Есть только душевная...
– Ты единственный, кому я доверяю, Артанис. И я не хочу, чтобы ты разочаровался во мне, и я... тогда потеряла бы последнего своего друга навсегда.
Рык-оскал – она снова злилась на себя, скрывая волнение и страх, а срывалась на других.
– Тебе лучше уйти, пока никто не хватился иерарха, – почти прорычав. Сейчас она действительно ощущала себя загнанным в угол зверем, который готов сражаться не на жизнь, а на смерть. Вот только было бы, из-за чего...
По спине внезапно пробежал холод. Воразун медленно перевела взгляд вниз и замерла от неожиданного осознания. Сильным и властным движением мужчина перехватил её руку, уже занесённую к панели окна, и крепко сжал. Сдавил запястье, аккуратно проводя по венам подушечками пальцев, и чуть потянул на себя, возможно, неосознанно, а, возможно, поддавшись какому-то щемящему чувству.
Она рванулась к освобождению, растерянная и ошеломлённая этой дерзостью, но совсем слабо, всё ещё не понимая, что только что произошло. Он, взволнованный и взмокший, чуть опустил голову и прикрыл глаза. Он и понятия не имел, что завораживающий пряный запах уже оглушил девушку, что она распахнула глаза в предвосхищении, и лишь чувствовал мелкую-мелкую дрожь. Желанно и страшно – окунуться в неизвестность.
– Ты никогда не потеряешь меня.
На секунду она застыла, ошеломленная.
– Артанис... – выдохнула она предупреждающе, напряженно. Он отпустил, вызвав, однако, только лёгкий укол разочарования.
А может, он прав, просто фаза луны такая?..
Недовольно одёрнула себя и, внезапно обессилев, прижалась спиной к стене, чуть оседая.
«В чём дело, Воразун? Разве когда-то давным-давно ты не осознала со всей ясностью: нет ничего более жестокого и опьяняющего, чем то, что принято называть... сердечной склонностью?»
И всё же, как она не пыталась отгородиться грубостью и гневом, каждый раз в ауре проскакивали истинные чувства, нотки самых светлых и нежных эмоций, переполняющих изнутри. Благозвучный и царственный баритон иерарха действовал на неё саму удивительно успокаивающе, и даже вечно бушующее пламя в груди медленно таяло, затихало, больше не обжигая, а заботливо согревая и убаюкивая...
О, задерживайся он дольше подле неё, со своим сочным телом и завораживающим голосом, матриарх бы не сдержалась и точно опрокинула бы его, забыв все рамки приличия, лишь бы касаться рельефного торса.
Но разделяла ли её душа влечение неискушенного тела? Ментальный вздох – да, трудно лгать самой себе, особенно в отношении интимных желаний; пришлось признать хотя бы это...
Как бы воспринялись такие отношения в её народе? Неразимка, отказавшаяся от независимости ради кхалая, одного из тех, кого совсем недавно она почти публично презирала – неслыханно!
Но разве это было не до великой Войны, не до того, как она сказала, что все они - Дэлаамы?
Воразун открыла глаза, возвращаясь в реальность. Холодный воздух коснулся повлажневшего тела сотнями ледяных игл, и девушка невольно вздрогнула. И, несмотря на то, что лицо пылало, а сердечный ритм сбился, действительность подействовала отрезвляюще.
Неужели она предаст свою веру в единых протоссов, упустив этот единственный в жизни проблеск надежды.
Артанис замер, внимательно всматриваясь в её лицо, пытаясь понять, о чём она только что думала, закрыв глаза, и сулит ли перемена в её ауре благо или несчастье для него самого. Воразун лукаво улыбнулась и провела пальцами по шее, словно пытаясь снять с себя невидимый аркан, грубо и резво. Мужчина снова оказался в опасной близости.
– Тебе что, никогда не приходилось слышать отказов? – наигранно-сладко, но с нотками угрозы.
– Так ты не сказала «нет», – какая-то вопросительная интонация, будто уточнение.
– Мне казалось, твой мозг достаточно развит, чтобы формировать логические связи... – грубые слова, но произнесены были почти ласково, так, что даже утратили всю свою дерзость. Девушка вытянулась, как будто хотела, чтобы лица соприкоснулись, но в последний момент неожиданно отступила, плавно и грациозно, будто в танце, не сумев сдержать улыбку.
– Я определённо не слышал ничего подобного, – на долю мгновения матриарху показалось, что его чистая ментальная улыбка вдруг стала опасно-хитрой, – Неужели ты настолько упряма, что противоречишь сама себе?
Она ответила чёрствым смешком.
– Ты же знаешь нас, неразимов. Вечно говорим загадками и вечно обращаем самые светлые чувства в боль и досаду.
Мгновение – и расстояние между лицами сократилось до невозможного.
– Неужели ты надеешься запугать меня этим? Или это такая проверка? – сладким полушёпотом, как показалось Воразун в такой близи. Она задействовала всю свою силу воли, чтобы не отступить ни на шаг, чтобы не задохнуться порыве чувств, которым он пытался осадить её.
– Всего лишь милостиво остерегаю от неверного выбора. Разве ты готов остаться с какой-то там
Тёмной? Я думала, ты предпочитаешь женщин своего племени, – что это за нотки в голосе, неужели досада? Что за детская ревность?
Артанис издал тяжелый ментальный вздох, как будто сбрасывая огромный груз со своих плеч. Кажется, они вновь начали один из этих бесконечных споров. Даже сейчас, когда вместо раздражения и взаимоненависти в их диалоге то тут, то там проскальзывала страсть, к которой он так стремился, суть оставалась одна. Но почему-то вместо недовольства он ощутил резкий прилив нежности, который грозился утопить его с головой. Две совсем юные души, и обе трепетали от этих новых ощущений и переживаний, сближались и вновь отторгали друг друга, как что-то противоестественное, странное, страшное.
Но он знал, что она вот-вот снова закроет свою душу этой ледяной стеной, не позволит ему коснуться.
И он первым решил сократить разрыв между ними непреклонным действом, пользуясь ее временной уязвимостью. Отбросив все предубеждения и, казалось бы, заглушив вопль инстинктов, Артанис подался вперёд, давно растворённый в упоительном аромате, в мелодичном голосе, в томном взгляде. Осталось лишь одно – ощутить желанное тело, вжаться в него, заставляя партнёршу изгибаться в руках. Он приоткрыл свои мысли, и Воразун неожиданно жадно вздохнула, увлечённая неостановимым потоком. Она едва успевала отвечать на ментальные прикосновения, пытаясь что-то сказать в эфир, с каждым толчком сопротивляясь всё меньше и меньше.
– Почему... я? – едва слышно, ласково и пугливо.
Тамплиер коснулся её вуали у самого основания. Медленно, как бы застенчиво повёл рукой под ней, по тонкой шее, остановившись у подбородка, придерживая его пальцами. Он не наслаждался её напряжёнными вздрагиваниями, а сам едва заметно дрожал.
– Разве я мог сделать иной выбор? – уверенно, будто озвучивая свои давние размышления, – Я не мог не пожелать ту, что научила меня жить заново. Без Кхалы, без сожалений и без колебаний. Ту, что показала мне целый новый мир, – он замер, – И открыла глаза.
Воразун тоже чувствовала это, но иначе. Она не могла не выбрать того, кто вдохнул в неё новые силы и волю жить дальше, вести за собой целый народ. Того, кто всегда был искренним и таким же упрямым и непокорным. Того, кто видел в ней лишь
Воразун – её, а не вечно следующую по пятам тень титула, тень матери.
Эгоистично? Ну что ж, любовь в истинном её проявлении!
И она снова перекрыла эфир, как удушье, ударив в голову кроваво-синим – эта роковая сердечная склонность.
И, отбросив последние узы рассудка, двое позволили отдастся лишь чувствам, ярким и пронзительным, разрывая ставшую лишней одежду и когтями оставляя на горячих телах борозды. Они оба выгибались и обхватывали друг друга, пытаясь выхватить инициативу; он прижимал её всем весом своего тела, не давая пошевелиться, проводя руками по всему дрожащему телу, а она то и дело выскальзывала из-под него и резко, совершенно внезапно переворачивала, сжимала сильными ногами и продолжала ласкать и царапать его сама. Их разумы сплелись и, между тем, находились в безудержной борьбе. Но противостояние не истощало их, а лишь придавало любви страсти, а их движениям – энергии. И только тогда, разгоряченные, взмокшие, переполненные желанием нагие тела соединились в пленительном акте, как будто бы только к этому и стремились всю жизнь.
***
Лишь под утро они сумели расцепиться и дремали, крепко прижавшись, – она устроила голову на его плече и обнимала ногами его ноги, а он чуть навис над ней, положив руку на бедро – не в силах вынести разлуки с телами друг друга.
Но последствия и роль запретной связи – потом, а если можно, никогда. Лишь тёплый айурский рассвет был сейчас свидетелем и судьёй их юной любви.
