Зарядки объяденяют сердца

— Слава, а ты случаем не видел мою зарядку?- Гена уже полчаса мечется по квартире в поиске питания для "сдохшего" телефона.       Тут взгляд Фарафонова упал на КПСС, поедавшего сырки на диване, залипая в читалку*. Всё бы нечего, но она заряжалась. Заряжалась ЕГО зарядкой! Беспредел! Гена вскинул руки от негодования, ноГнойный наконец-то изволил ответить на поставленный вопрос взбесившегося парня: —Не-а.-Карелин: коротко, ясно, внятно. — Н-но... Она у тебя в руках!- Гену выбивало из колеи подобная наглость и дерзость.       В этот момент Слава оторвался от чтения и посмотрел на красного, как помидор, своего парня. Рикки до сих пор не мог ответить на двавопроса, поставленных самому себе самим собой в своей же голове: за что? и почему?       У Мармеладовой щётки покраснели, и он стал ещё краснее бедного Гены, которого распирало от злости и возмущения. Между молодыми людьми повисло тревожное и давящее молчание, которое, казалось, от собственной вязкости могло мазаться на хлеб. Через несколько секунд Рикки сделал пару шагов и протянул руку в жесте а-ля "отдай не медленно, а то от тебя останется только гнилой прах, Гнойный". Слава вскоре всподхватился и выключив питание от электронной книги и протянул шнур в руку, моячившую перед красным лицом. После этого крайне короткого действа Фарафонов развернулся на пятках спиной к смущённому Славе и отправилсяв абсолютной тишене в их общую комнату. Войдя в дверь, Гена замялся на пару секунд, но потом сметнув остатки сомнений лёг на кровать расскинув руки и ноги в разные стороны, вырисовывая телом неровную звёздочку. "Всё же он звезда- часто говорил Слава про возлюбленного- и когда поёт, и когда спит". Разгоречённому Гене осталось только улыбнуться своим тёплым иприятным мыслям, часто посещавшим его голову, когда он находится с любимой Сонечкой. В это же время и Соня Гены, и Соня Достоевского начали чувствовать сильнейшее отвращение к самой себе. Гадкое, скользкое чувство, как гадюка, пригрелось где-то под ноющим сердцем.       Холод и грусть разлились по телу и волнами разбились о всё ещё дыссшащие лёгкие,спирая дыхания, делая его почти непосильным. Остатки совести бесстыжего Карелина заиграли лёгким теплом в краешке ещё бьющегося сердца, и разливаясь по телу решительностью для извинений и страхом перед тихим Геной, который может быть также беззвучно уйдёт, не хлопнув дверью и не уронив ключи. Спутя несколько секунд совесть, как и должна была, взяла верх над брошеннымтелом бедняги , и виновник пошёл просить прощения у своего ненаглядного, который на зарядке мама видимо не научила играл в телефонного "Денди", от которого сам не очень отличался. Зла и гнева в Гене уже совсем не было, только совсем не много обиды на мир, поэтому объяснения, оправдания и извенения Славы били бы приняты в любом виде:даже самом грязным и пошлым, если бы не одно не большое, но достаточно значительное "но". Это "но" только что облакотилось на дверной косяк и смотря большими голубыми глазами в умоление. Крайне неожиданный поворот для спокойно лежащего Гены, поэтому всё, что оставалось мученику, это лежать и ждать действий от Славы. А тем временем обнаглевший Славаприлёг на кровать рядом с Рикки и продолжая пялиться на него своими большими детскими глазами, спросил: —Ты обижаешься? Я сделаю всё, что угодно, только прости меня...- Фарафонов совсем не держа обиды заметил лёгкую выгоду, кивнул головой: —Ну-у... Не знаю даже... Но про "всё что угодно" я подумаю.- Гена хитро улыбнулся оголив белые зубы. Карелин понял, что влип глубоко и на долго, о чём свидетельствовало лисье выражение лица парня рядом.       Когда КПСС уже потянулся к манящим губам на против, его инициативу перехватил Гена, сделав из нежного поцелуя страсную игру для двоих...