Mute

      Щелкнул замок. Ньют растерянно кинул взгляд на свой чемодан, поднял глаза на блестящий дождем город, снова посмотрел вниз. Закусил губу.       Спрятавшись за деревом, он быстро огляделся и поставил чемодан на землю, откидывая крышку и протягивая камуфлори руку, помогая выбраться:       — Колин, ты должен помочь мне его найти. — Камуфлори задумчиво посмотрел Ньюту в лицо и потянул его за собой в чемодан. — Нет, Колин, подожди, я не могу здесь... — Ньют тревожно оглянулся, невольно ослабив хватку, и Колин тут же исчез в недрах незримого расширения. Ньют выругался, но не успел даже палочку достать, как тот появился снова — на этот раз не один. За ним летел пузырь с клубящимся черным туманом внутри.       Колин деловито выбрался из чемодана, пропустил обскура и захлопнул за ним крышку. Протянул Ньюту сухонькую длиннопалую ладонь.       — Ты думаешь... — пробормотал Ньют, машинально принимая руку и подхватывая с земли чемодан. — Разве обскуры чувствуют друг друга?       Колин молча потянул его за собой, заставляя догнать медленно уплывающую оболочку.              Они нашли его. Недалеко от почти разрушенного дома салемцев, ловко восстанавливаемого мракоборцами, забившимся между грудами кирпича язычком полупрозрачной тени, по которой изредка пробегали слабые искры. Поручив Колину обскури и загнав обоих в чемодан, Ньют осторожно опустился на колени прямо в кирпичную крошку и позвал:       — Криденс... — Тень встрепенулась, вздрогнула беспокойно, прянула сначала к Ньюту, потом, будто спохватившись, — от него. — Подожди, не убегай, пожалуйста. Я хочу помочь. Мне... Мне так жаль, что я не смог защитить тебя, прости. Тебе очень больно, я знаю, но пожалуйста, дай мне помочь тебе, — Ньют медленно протянул руку, и язычок осторожно приблизился, замерев на расстоянии ладони. — Я хочу помочь, — повторил Ньют и едва заметно вздрогнул, когда тень обессиленно легла ему в ладонь — прохладное, мягкое и вместе с тем колкое прикосновение, измученно скользнувшее в рукав, обвившее его запястье. Ньют перевел дыхание и поднялся, соображая, где найти место, чтобы спокойно спуститься в чемодан.              Поначалу покалывание в руке, которую оплел Криденс, было почти незаметным, но чем дальше, тем сложнее было его выносить: Ньют поминутно морщился, сдерживаясь, чтобы не растереть нещадно саднящее запястье, в которое как будто вгрызались сотни мелких острых зубов.       Задвинув чемодан поглубже в мокрые пышные кусты и забравшись вслед за ним, Ньют поспешно откинул крышку, буквально сбегая по ступенькам: боль в руке, монотонная и вместе с тем острая, стала невыносимой. Содрав с себя пальто, он расстелил его на полу и ссадил на него бережно выпутанного из рукава Криденса, рухнул рядом:       — Перекинуться можешь? — Тень сжалась, сгустилась, заискрила из последних сил и всколыхнулась, развернувшись в человеческую фигуру — Ньют едва успел подхватить безвольную голову, чтобы Криденс не ударился затылком об пол, и выдохнул: — Мерлинова борода!..       Выглядел Криденс ужасно: бледный, насквозь потный, в промокшей от крови одежде, весь изрешеченный заклинаниями, он едва дышал — так дышат те, кому не хватает воздуха, но вместе с тем каждый вдох причиняет невыносимую боль.       Бережно уложив его голову, Ньют вскочил, на ходу закатывая рукава, яростно стряхнул больную руку — раз, другой, — упорно не глядя на нее, и спешно зарылся в пробирки, соображая на ходу: с чего начать? Залечить внешние раны? А как же внутренние повреждения? Зараза! Придать сил? Снять боль? Усыпить? Пожалуй.       Он вытащил палочку и поднял Криденса над полом — за неимением кушетки и чтобы снять нагрузку со спины: она тоже была изранена, — и поспешно подошел к нему, оставляя пробирку со снадобьем домешиваться в воздухе над плечом. Жестко поджав губы, Ньют распустил на Криденсе галстук, стянул с него пиджак и жилет и подхватил склянку, поддерживая ему голову, чтобы помочь выпить, но Криденс смотрел куда-то мимо пробирки, чуть дальше, напряженно и с каким-то странным и сильным чувством. Ньют проследил за его взглядом и понял: с виной. Криденс разглядывал его изъеденное запястье и грыз себя изнутри так же, как пару минут назад грыз его руку, — если не более жестоко.       — Это ерунда, — твердо сказал Ньют и настойчиво поднес пробирку к его лицу. — Пей, это снимет боль. Ну, давай же, будь послушным мальчиком, порадуй меня. — Криденс покорно приоткрыл рот, позволяя влить в себя снадобье и тяжело сглатывая, и Ньют удовлетворенно выдохнул, глядя, как медленно разглаживается его искривленное страданием лицо. — Так-то лучше.       Он отошел от Криденса, снова зарываясь в склянки, а когда повернулся, тот уже провалился в сон: сказались истощение и подмешанная в обезболивающее сонная трава.       Пока Криденс спал, Ньют успел разобраться с большей частью внутренних органов: осталось только горло, в особенности — голосовые связки, почему-то сильно пострадавшие и при этом приводившие Ньюта в ужас. Он никогда не был силен в лечении, затрагивавшем эстетическую сторону вопроса: зашить на место вываливающиеся кишки — пожалуйста, вправить нос, чтобы было красиво, или, что еще хуже, восстановить голос — увольте. Так что Криденсу придется помолчать неопределенное количество времени.       Но это была меньшая из проблем. Выяснилось, что укрепляющее ему дать нельзя: оно просто убило бы его, вытянув последние силы в попытке их преумножить, потому что даже последних сил у Криденса попросту не было. То, что он выжил после залпа, который дали по нему мракоборцы, уже было чудом, то, что еще дышал, пока Ньют сращивал, скреплял и сшивал — чудом вдвойне. В Криденсе с трудом теплился кроткий огонек жизни, такой слабый, что Ньют боялся прикоснуться к нему. Он задумчиво переложил Криденсу руки вдоль тела и едва не отдернул пальцы, когда от касания в них слишком знакомо закололо; все-таки отступив, Ньют отошел к столу и отработанными движениями перемотал себе запястье, напряженно размышляя: как все-таки можно поделиться с Криденсом силами?       Подумал: поделиться.       Подумал: поделиться.       Ньют посмотрел на забинтованное запястье, руки Криденса, снова на запястье и осторожно поднес ладонь к его ладони. По кончикам пальцев Криденса забегали рыжие искорки, как на обскури, они срывались и сгорали, не долетев до руки Ньюта. Тот стиснул челюсти и вложил свою ладонь в его.              Боль волновала Ньюта в меньшей степени — после драконов что угодно будет детским лепетом, — а вот руки приходилось менять: слишком их изъедали искры, только успевай затягивать измочаленную кожу.       — А ты у нас, оказывается, каннибал, — пробормотал Ньют и со вздохом подтянул к себе табуретку. Да и черт с ним, пусть жрет, главное, что помогает.              Криденс очнулся и обнаружил, что по подбородок накрыт тонким пледом; спасало не особенно, потому что по спине откровенно тянуло сквозняком. Ньюта поблизости не было, сил хотя бы сесть — тоже.       Пожалуй, только поэтому он не заорал, когда над ним нависла волосатая рожа с гигантскими золотистыми глазами, а потом сухая ладошка осторожно пощупала его щеку. Через мгновение тварь исчезла, и Криденс перевел было дух, но тут послышались шаги, и волосатое нечто показалось снова — на этот раз вместе с Ньютом.       — Проснулся? — улыбнулся тот. — Я оставил Колина за тобой приглядеть и велел позвать меня, когда очнешься. Криденс — Колин, Колин — Криденс. Тебе, кстати, пока нельзя говорить, я не лучший специалист по голосовым связкам, так что лучше молчи, договорились? — Криденс едва заметно кивнул, и Ньют улыбнулся ему снова. — Отлично. — Он почесал бровь, подтянул рукава и напоролся на то, как изменилось выражение лица Криденса: тот снова неотрывно смотрел на его забинтованные руки с таким видом, что хотелось выть, и Ньют неловко отоврался, махнув рукой себе за спину: — Это Милли, жмыр, с ней бывает…       Криденс посмотрел ему в глаза, но тут же отвел взгляд, сделав еще более виноватое лицо, и Ньют фыркнул, отворачиваясь:       — Я еще не закончил там. Колин останется с тобой, сходит за мной, если что, — буркнул он через плечо и вздохнул: — Отдыхай.       Колин еще раз внимательно посмотрел на Криденса своими золотыми плошками и, соскочив на пол, как-то подвязал плед так, что теперь под спину не дуло, и в этом теплом коконе Криденс быстро провалился обратно в сон.              Ньют неслышно прошел мимо спящего Криденса и вылез из чемодана — проверить, не забрал ли их кто-нибудь ненароком. Вокруг были все те же слегка подсохшие кусты, подсвеченные закатом, и Ньют решил, что неплохо бы найти комнату — оставлять чемодан на улице не хотелось.       При виде какой-никакой, но кровати, неожиданно вспомнилось, что не спит он уже третьи сутки: в первую ночь Ньют бегал за нюхлем, во вторую — за Криденсом и его чокнутым приятелем из МАКУСА (хотя, видимо, не совсем приятелем и не совсем из МАКУСА), и все это — ни разу не присев. Вздохнув и проводив кровать прощальным взглядом, он полез в чемодан: оставлять Криденса без присмотра нельзя, а отпереть на ночь значило выпустить половину обитателей.       На лестнице к нему подскочил взбудораженный Колин, и спустившись, Ньют обнаружил, что поспать в третью ночь ему тоже не светит: у Криденса пошла горячка. К нему возвращались силы, но как-то жутко: над телом поднимались черные сполохи тумана, глаза, то закатывающиеся, то зажмуренные, были попеременно то обычными, то жемчужно-белыми, как перед трансформацией. Ньют сплюнул— зараза! — и скинул пальто, снова подкатывая рукава и зарываясь в склянки.              Ближе к утру кризис прошел: черные клубы впитались в кожу, глаза спокойно закрылись, температура упала, но так резко и низко, что Ньют, давя зевки, решил немного посидеть рядом, вложив ладонь в ладонь, чтобы напитать Криденса, прежде чем давать ему укрепляющее. Он успел всего раз сменить руку, когда все-таки заснул, опустив голову ему на укрытое пледом бедро, и очнулся только спустя много часов, подскочив от осознания, что должно было остаться от его ладони за это время.       Ладонь оказалась цела — настолько, насколько это в принципе было возможно, — и Ньют даже не ощущал такого упадка сил, какой должен был, учитывая, сколько магии из него высосали. Криденс, похоже, тоже чувствовал себя значительно лучше: смотрел еще больными, но уже слегка ожившими глазами и неловко поглаживал его руку, едва шевеля слабыми пальцами. Снова с таким виноватым выражением лица, что смотреть было невозможно, и Ньют решил не смотреть: уткнулся лицом в его ноги под пледом и сам не заметил, как опять провалился в сон.       Разбудил его Колин — джарви, голодный и злой, как обиженный наргл, успел достать половину зверинца, — и Ньют, вздохнув, разлепил глаза, поправил спящему Криденсу плед и пошел разбираться: ребята соскучились по мамочке.              Криденс восстанавливался. Поначалу он почти все время спал, Ньют будил его несколько раз в день, чтобы дать лекарства, в том числе укрепляющее: держать его за руку теперь можно было спокойно, искорки не кусались, и Ньют рассудил, что Криденс, скажем так, наелся и сил у него теперь достаточно.       Как Ньют его ни уговаривал, Криденс все равно страшно переживал из-за его рук и иногда, просыпаясь, неловко ловил его ладонь и гладил бинты самыми кончиками пальцев: иные формы извинений были ему недоступны, так что он просил прощения, как мог, хотя казалось, что делать так ему неловко. Однажды Ньют, не выдержав, в шутку пощекотал ему ладонь; у Криденса так вытянулось лицо, что он со смехом разворошил ему волосы, а потом остался стоять и перебирать темные пряди, поведясь на просящее выражение лица и то, как Криденс потянулся за прикосновением — как будто его никогда в жизни не гладили по голове. А может, и правда не гладили.       Ньют поцеловал его в лоб и ушел с ощущением, что что-то должно было произойти: что-то, чему он невольно помешал.              Через пару дней Криденс изъявил желание сесть, и Ньют опустил его на расстеленный по такому случаю матрас; теперь вечера у них проходили в мирной тишине: Ньют строчил книжку, Криденс играл с Колином во что-то на пальцах (эти двое сдружились так, что Ньют смирился и позволил камуфлори ночевать с ними). Днем Криденс, отоспавшийся и относительно бодрый, читал будущих «Фантастических тварей», а когда смог встать, то напросился с ними знакомиться и почти тут же принялся помогать Ньюту: работы, которая не требовала особенной нагрузки, вроде сбора скорлупы или раздачи гранул, было предостаточно, и это существенно освободило Ньюту руки.       Криденс нашел его на скале, на которую раньше спускался Фрэнк: тот сидел и смотрел в надвигающуюся грозу.       — Жаль, ты не застал Фрэнка, — вздохнул Ньют. — Он громовест.       — Скучаешь? — сипло прошептал Криденс. Ньют только плечами пожал и поморщился:       — Тебе же больно говорить. Молчал бы уж. — Он почти прошел мимо, когда Криденс схватил его за рукав. Ньют развернулся к нему и, помедлив, сделал шаг навстречу. Потом еще один. Взял Криденса за плечи и ужасно медленно подался вперед.       Криденс не шевелился, только смотрел распахнутыми нечитаемыми глазами, будто попал под петрификус тоталус, и Ньют, вздохнув, выпрямился, мазнул пальцами по его щеке и ушел.       В этот вечер он впервые задумался о том, что Криденс вполне здоров, не считая голоса; самому же Ньюту давно пора было возвращаться в Англию.              Утром Ньют сел на своем матрасе, растирая лицо и в который раз думая, что неплохо бы все-таки сообразить в чемодане какую-нибудь кровать, когда его сильно потянули за локоть вбок и он чуть не завалился на Криденса, в последний момент упершись руками по обе стороны от его головы. Переведя дыхание, Ньют осторожно убрал темную челку, уже лезшую Криденсу в глаза, и заметил:       — У тебя так волосы отросли… Здорово. — Криденс поймал его руку, поднес к глазам, и Ньют вздохнул, глядя, как на его лице появляется знакомое выражение невыносимого стыда: бинты он давно снял, но ладони и запястье теперь покрывали мелкие точки шрамов, как от зубов или крошечной шрапнели. — Перестань, — велел он и уже собрался забрать руку, когда Криденс вдруг прижался губами к центру ладони. У Ньюта сбилось дыхание, и он никак не мог его поймать, хотя уже через мгновение упирался освобожденной рукой в матрас, — только наклонился чуть ниже.       Вообще-то, он хотел поцеловать Криденса первым, даже пару раз собирался, но все никак не выходило. Хотя действительно хотел. Но не сопротивляться же, когда Криденс взял его за скулы и рванул на себя, правда? Ради такого случая Ньют был согласен уступить ему первую очередь. И вторую, как выяснилось, тоже.       — Тихо-тихо, погоди, — выдохнул Ньют, облизывая губы, и засмеялся, видя, как это на него действует. — Я… Я собрался возвращаться в Англию. — Он сглотнул, неожиданно охрипнув, но отчаяние, мелькнувшее в глазах Криденса, заставило его продолжить: — Ты… — Ньют заправил отросшие волосы ему за ухо. — Ты поедешь со мной?       Если Ньют хоть что-то понимал в Криденсах, то такие поцелуи точно не могли значить «нет».              Они подошли к дому, пробираясь через палисадник, в котором возился домовик.       — Привет, Спарки! — крикнул Ньют и подцепил Криденса за локоть, чтобы закрыл рот и не застревал посреди тропинки.       — Здравствуйте, хозяин Артемис, — проворчал Спарки, выпрямляя горбатую спину. — Как представить хозяину гостя?       — Никак, мы сами войдем, — махнул Ньют и шагнул к входной двери. С подоконника ближайшего окна раздавался тихий стрекот: там в солнечную погоду ездила крошечная зачарованная фигурка почтальона на старомодном велосипеде с гигантским передним колесом. — Бонжур, Луи!       Почтальон поднял кепи, почтительно привстал на педалях и въехал под листья герани. Ньют посмотрел на выражение лица Криденса и весело фыркнул, пропуская его в дом.       Тесей уже спускался по лестнице («Спарки успел настучать», — шепнул Ньют Криденсу, и тот неуверенно улыбнулся).       — Чемодан свой оставишь на улице, — не терпящим возражений тоном заявил Тесей и окинул обоих безразличным взглядом с ног до головы.       — Тесей — Криденс, Криденс — Тесей, — фыркнул Ньют. — Я тоже рад тебя видеть. Чемодан не оставлю, там плохой замок, надежнее рядом со мной. Ты же не хочешь, чтобы по твоему саду шлялся сбежавший взрывопотам?       Тесей поджал губы и отступил в сторону, сделав приглашающий жест.       — Твоя комната наверху свободна, Спарки ее приготовит. Твоему другу можно отдать гостевую.       — Можно не отдавать, — ухмыльнулся Ньют, и Тесей смерил его уничтожающим взглядом, а потом вздохнул безнадежно:       — Чудовище, — и махнул рукой, чтобы следовали за ним в гостиную. — Рассказывай, с чем пришел?       — Нам нужны твои таланты колдомедика. Я-то по вокальной части, мягко говоря… — Ньют недовольно поджал губы. Тесей пожал плечами:       — Иди гуляй, я пока посмотрю, что можно сделать. — Ньют фыркнул и демонстративно шагнул в чемодан, но Тесей окликнул его: — Я сказал «гуляй», а не «подслушивай».       — Удачи, — пожал плечами Ньют и пошел наверх.              Криденс шагнул в комнату и аккуратно прикрыл дверь, а обернувшись, едва не подскочил, увидев Ньюта прямо перед собой.       — Ну что? — Криденс глубоко вдохнул, зажмурился, распахнул глаза и выпалил чистым, здоровым голосом:       — Я люблю тебя, — и посмотрел на Ньюта тревожно, будто сомневался, как тот отреагирует. Чудак. — Я… я не знал, что сказать первым, мне казалось, это важно… — прошептал он, опустив глаза, и Ньют взял его лицо в ладони и улыбнулся:       — Отличный выбор.       Целовать его что с голосом, что без голоса, было одно удовольствие.