Дым сигарет с ментолом

      Тодороки не такой хороший, как о нём думают. Он курит, пьёт, ругается матом и спит с девушками. Да, об этом никто не знает, ведь он тщательно скрывает это — репутация сына начальника полицейского отдела города безупречна и непогрешима. Но поздними вечерами, когда все спят, он выходит из дома и идёт в ближайший бар, чтобы развеяться. А на утро он снова добрый и милый папин сыночек. Все его любят и хвалят, гладят по головке и пророчат славное будущее.       Шото медленно затягивается и прикрывает глаза, с удовольствием ощущая вкус дыма и чувствуя, как воздух из открытого настежь окна теребит разноцветные волосы, после чего выдыхает тонкую струйку. Фуюми говорит, что так он отпугнёт своего соулмейта, но Шото всё равно. Тодороки давно испорчен и даже не надеется, что его соулмейт примет его. Такого плохого, курящего, матерящегося и спящего к каждой проходящей мимо девушкой.       Милая розововолосая девушка обвивает руки вокруг его шеи и целует между лопаток.       — Шото-кун, давно ждёшь?       — Нет, что ты. — Тодороки поворачивает голову и целует Ашидо, нетерпеливо и властно.       — Ох, Шото-кун… Ты сегодня на взводе? Проблемы?       — Отец снова словно с цепи сорвался. У него не идут дела, а я крайний.       — Бедненький… Ничего, всё пройдёт. Иди ко мне. — Девушка отходит на два шага, маня Тодороки за собой. Шото усмехается и идёт за ней.       Тодороки Шото — молодой студент крупнейшего университета в городе, обучающийся на юрфаке. Оценки у него выше, чем у кого бы то ни было. Он — пример для всех. Его имя знают все в городе. И сейчас он принимает ласки известной ночной бабочки Ашидо Мины.       «Если отец узнает, то могу смело собирать вещи и уходить из дома», — думал Шото три года назад. Сейчас он об этом не думает. Он сейчас об этом вообще не парится.       — Шото, ты опоздаешь в универ. — Фуюми без стука входит в его комнату и срывает с него одеяло. Тодороки хмурится и протирает заспанные глаза.       — Бога ради, отвянь. Не хочу я никуда идти.       — Что о тебе подумает общество? И что будет, если об этом узнает отец?       — Да какая разница. Ему плевать. Ему важнее, чтоб преступления быстрее раскрывались.       Шото находит в себе силы встать и пойти умываться. Его ждёт нудный и пустой день.       К концу второй пары желание закурить резко даёт о себе знать. Ждать окончания он не собирается и просит выйти. У него есть около десяти минут.       Две из них он тратит на выход на крышу. Немного трясущимися от холода руками он вынимает сигарету из упаковки и поджигает её.       Становится легче.       Он не замечает или просто игнорирует стоящую неподалёку девушку. Ему, в принципе, пофиг, что кто-то узнает.       — Т-тодороки-кун, — несмело окликает его девушка.       Шото лениво оборачивается, смотря на случайного свидетеля.       — Мидория. Что ты здесь делаешь? — Он снова затягивается, переводя взгляд на небо. Набегают тучи. Возможно, скоро будет дождь.       Мидория Изуку — его однокурсница и хорошая приятельница, практически не уступающая ему в знаниях. Можно сказать, что они с Изуку — соперники. Но это не мешает им заниматься вместе и иногда прогуливаться по городу. В принципе, если бы не испорченность Шото, он бы предложил ей встречаться — девушка определённо нравится Тодороки.       Мидория молчит, словно что-то обдумывая.       После минуты напряжённой тишины она робко приближается и встаёт на расстоянии вытянутой руки.       — Ты мне нравишься, Тодороки-кун.       Тодороки наклоняет голову и тихо смеётся.       — Не заблуждайся, Мидория. Тебе нравится эта внешняя оболочка, не я. В действительности я совсем не такой, каким ты меня знаешь. — Шото стряхивает пепел с кончика сигареты, акцентируя на ней внимание Изуку.       — Я догадывалась об этом. — Мидория мягко улыбается.       — Тогда почему? Не думаю, что тебе захочется терпеть…       — Тодороки-кун, — перебивает его зеленоволосая. — Тодороки-кун. Твои сигареты с ментолом.       Шото безвольно опускает руку с сигаретой, поднесённой к губам. Пепел медленно улетает по ветру. Начинает накрапывать мелкий дождик.       Тихий смех, который так редко слышит Мидория, снова вырывается наружу. И не поймёшь, от облегчения он или отчаянья.       — Тодороки-кун! Ты опять за своё! — Мидория безуспешно старается выхватить сигарету из тонких пальцев парня. Шото ловко отводит руку. Девушка привстаёт на цыпочки и попадается в ловушку — Тодороки легко целует её в губы. Изуку мгновенно вспыхивает. Парень усмехается и снова затягивается.       После недолгих препираний было решено попробовать. Но условия были сразу обозначены: об этом никто не знает, Тодороки ведёт себя с Изуку так, как он обычно ведёт себя без посторонних зрителей, Изуку не жалуется.       В конце концов, девушка знала, на что идёт.       И всё равно пытается его незаметно перевоспитывать. И первая её цель — отучить Шото от курения. Тодороки просто не способен ей сопротивляться — каждый раз смотря на её невинную, но строгую мордашку, хочется расцеловать каждую точку на её веснушчатом личике. Но было ещё одно, последнее условие: парню запрещено распускать руки и ходить по распутницам.       И это в корне меняло дело.       Потребность курить возрастала вместе с частотой появления Мидории Изуку в поле зрения.       Палка о двух концах.       А между тем по универу начали бродить слухи. И зачинатель этих слухов внезапно появляется позади девушки.       Бакугоу Катсуки, друг детства Мидории. Ревниво и неусыпно следящий за своей подругой из тени. И не дай боже кому-то назвать их друзьями — лежать несчастному месяц на больничной койке.       Катсуки по характеру — груб и импульсивен. Так же как и про Шото говорят только хорошее, про Бакугоу говорят только плохое. И, хоть кол на голове теши, Бакугоу не исправится из-за постоянных замечаний, наоборот, чуть ли не полезет в драку. Что такой человек забыл на юрфаке — остаётся загадкой всего универа. Но всегда создаётся впечатление, что он знает что-то, что не знают другие.       — Чёртов Тодороки!.. — шипит Катсуки, сжимая кулаки.       Секунда.       Шото выбрасывает дотлевшую сигарету, снова невесомо целует девушку и делает шаг вперёд, усмехаясь.       Вторая.       Бакугоу срывается с места, намереваясь избить Шото до полусмерти.       Третья.       Мидория встаёт перед своим парнем, вытягивая руки в стороны. Блондин замирает в двух шагах.       — Кат-тян, не надо!       — Дура, ты осознаёшь, с какой гнидой связалась?! — рычит Катсуки, игнорируя прозвище, которое так ненавидит.       — Вполне, Кат-тян. — Девушка опускает руки и делает шаг назад, прислоняясь к груди Тодороки.       Шото аккуратно берёт её за подбородок и поворачивает голову Изуку к себе.       — А ведь она сама предложила встречаться, Кат-тян, — продолжая усмехаться, ехидно мурлычет Шото и на глазах Бакугоу снова целует Мидорию, в этот раз задействовав язык, отчего девушка вновь краснеет.       Катсуки готов взорваться. Сейчас он как никогда раньше напоминает динамит с подожжённым фитилём. Ещё чуть-чуть — и рванёт, уничтожая всё вокруг себя.       Не сказать, что Шото не нравится его дразнить.       Но вместо того, чтобы порадовать Тодороки выбросом ярости, он со всей силой сжимает кулаки и злобно рычит.       — Только попробуй ко мне потом заявиться зарёванная! Я предупреждал, Деку!       Изуку неловко улыбается. Катсуки гордо уходит.       Девушка тихо выдыхает, чувствуя губы Тодороки на своей шее.       С каждым разом сдерживаться становится всё сложнее.       Она кусает губы и легко упирается руками в грудь парня.       — Т-тодороки-кун, н-не надо… — лепечет Изуку.       Молодой организм требует своего. И Шото не привык отказывать ему. Бороться с собой трудно.       — Мидория, — хрипло говорит ей на ухо парень, сжимая бёдра девушки.       Зеленоволосая жалобно пищит, прося прекратить это безумие.       Никогда ранее Тодороки не позволял себе такой наглости.       — Мидория, — громче повторяет, словно мантру, Шото.       Ладонь скользит под юбку. Девушка вскрикивает и старается отстраниться. Парень удерживает, властно обхватывая талию.       — Что же ты сопротивляешься, Мидория? — с придыханием шепчет Тодороки. — Позволь мне сделать тебе приятно.       — Нет, Тодороки-кун, ты заходишь слишком далеко… — вяло возмущается Мидория.       Шото целует её, юрко пробираясь языком в её рот.       Раздаётся звонкая пощёчина. Голова Тодороки отклоняется в сторону, левая щека горит.       Мидория прикладывает ладонь ко рту.       — Прости, Тодороки-кун! Я… я не хотела!       Парень молчит. Его ладони, сжатые в кулаки, слегка дрожат.       — Тодороки-кун…       Шото поднимает руку и проводит кончиками пальцев по горящей щеке.       — Мидория. Выбирай: или ты становишься моей, или мы разбегаемся. Я не хочу принуждать тебя силой, но боюсь, что надолго меня не хватит.       Изуку опускает голову.       — Н-но…       — Выбирай, Мидория.       Девушка плотно сжимает губы, всё ещё чувствуя на языке привкус сигаретного дыма.       — П-прости, Тодороки-кун. Я люблю тебя.       Мидория осторожно проходит мимо парня и слегка тормозит у выхода с крыши, явно борясь с желанием обернуться.       Что ж, выбор был очевиден.       Он слишком испорчен, чтобы быть с такой светлой и невинной девушкой, как Мидория Изуку.       Я люблю тебя.       Тодороки хлопает по карманам в поисках пачки сигарет. Пусто.       Глаза слабо пощипывает.       Что ж, это должно было произойти.       Бакугоу хмуро смотрит на девушку.       Вот уже полчаса она сидит в его комнате и тихо плачет, обняв плюшевого мишку, которого однажды сама подарила ему. Катсуки никак не может взять в толк, почему сразу же не избавился от подарка.       — Итак. Я тебя предупреждал? — раздражённо спрашивает Катсуки.       Изуку кивает.       — Я говорил, что с ним лучше не якшаться?       Снова кивок.       — Ты меня послушала?       Отрицательное мотание головой и тихий всхлип.       Катсуки тяжело вздыхает и распахивает руки. Мидория, шмыгнув носом, пододвигается ближе, обняв Бакугоу. Блондин мысленно даёт себе установку успокоиться и быть максимально неагрессивным хотя бы сейчас.       — Вот упрямая идиотка. Ну, подумаешь, соулмейт. Зачем себя-то наказывать из-за этого? — тихо нашёптывает он, гладя Изуку по голове. — Он же сволочь, которая только и умеет, что причинять боль. Головой-то хоть думай.       Зеленоволосая ещё минут пятнадцать тихо плачет в плечо Катсуки, после чего в изнеможении засыпает тревожным сном. Бакугоу не решается её разбудить и ложится на пол вместе с ней, решив подремать.       «Это твой шанс, Бакугоу», — думает парень, сильнее сжимая девушку в объятиях.       «Но не стоит торопиться, — останавливает осторожность. — Ты можешь её спугнуть. Лучше двигайся вперёд постепенно. И не дави на неё».       Торопиться некуда. Впереди ещё много времени. Они ещё даже не закончили универ.       После случившегося Мидория стала его избегать.       Не сказать, что Шото это как-то заботило. Скорее, было только на руку.       Не сказать, что он не испытывал от этого совсем ничего.       Тодороки смотрит на внезапного гостя: Бакугоу заявился на крышу, сверля парня раздражённым взглядом.       — Тебе что-то нужно?       Бакугоу цыкает и идёт на сближение.       — Вот на кой чёрт всё это было нужно? Ты ведь знал, точно знал, что это закончится так, как закончилось. Зачем нужен был этот цирк?       Ненадолго он замолкает, стараясь сдержать эмоции.       — Эй, чёртов Тодороки. Ты хоть знаешь, через что она прошла? Из-за того, что ты постоянно куришь, она может часами кашлять. В средней школе над ней все смеялись, мол, её соулмейт — бандит или хулиган какой. Из-за вечных издёвок она даже школу иногда пропускала. Несколько лет она только и делала, что ревела от несправедливости. И когда она только-только пришла в себя, смирилась с мыслью, что ей достался такой соулмейт, появляешься ты. Тц. И она снова ревёт! Как же ты меня бесишь, надменный кусок дерьма!       Катсуки злобно рычит, сжимая ладони в кулаки.       Шото задумчиво вертит в пальцах сигарету.       — Хочешь — верь, хочешь — нет. Я не хотел этих отношений. Я прекрасно осознавал, чем всё обернётся. Но… не лучше ли попытаться и потерпеть поражение, чем не пытаться вовсе?       Катсуки молча пялится на Тодороки. От странного выражения печали на его лице Бакугоу хочется плеваться.       — Я давно смирился с мыслью, что мне не судьба провести всю свою жизнь со своим соулмейтом. Ведь… я далеко не лучший человек, скорее в десятке худших. Я тот ещё лжец, пьяница и разгульник. Я медленно сгниваю изнутри и ничего не могу с этим поделать — попросту нет причины менять что-то в своей жизни. И, к сожалению, Мидория не стала той самой причиной. Прости, Бакугоу.       Катсуки задумчиво хмыкает, переваривая внезапное откровение. Он ну никак не ожидал подобных речей от хмырёныша.       — Ты ведь и сейчас лжёшь. — Бакугоу тяжко вздыхает, разворачиваясь. — Не пожалей о сказанном.       Дверь с крыши тихо скрипит. Шото с раздражением втаптывает истлевший окурок в пол.       — Именно этого я и боюсь, — тихо шепчет он.       Фуюми молча наблюдает за братом, который вот уже полчаса тихо сидит в своей комнате и выкуривает одну сигарету за другой, о чём-то думая.       — Шото?       Взгляд парня становится осмысленнее. Он переводит его на сестру.       — Ты в порядке?       Около пяти секунд он продолжает молчать, смотря на Фуюми.       — А на что похоже? — вопросом на вопрос отвечает Тодороки, снова затягиваясь.       — Похоже на самоуничтожение. Долго это будет продолжаться?       — Кто знает, — вместе с дымом выдыхает Шото. — Фуюми, что в доме есть из алкоголя?       — Ты вчера выпил последнюю бутылку виски.       — Вот как. Жаль, — безэмоционально бубнит Тодороки, сжимая окурок пальцами, тем самым потушив его, и выбрасывая его куда-то прочь, и открывая пачку. — Пусто. Как и на сердце. Хех…       Звонок в дверь.       — Я открою, — вызывается Фуюми.       Пока она доходит, трель повторяется, в этот раз более нетерпеливо, почти истерично.       На пороге стоит Ашидо.       — Шото-кун дома? Он не отвечает на звонки и вот уже несколько дней не появляется!..       — Он дома. Его позвать?       — Сама дойду. — Мина протискивается внутрь и, определённо зная дорогу, идёт в его комнату. Фуюми, пожимая плечами, следует за ней, желая проследить за происходящим. — Шото-кун! — заходя, почти срывается на крик она. — Ты в порядке. Слава Богу. Что же ты так внезапно пропадаешь? Мог бы и предуп…       — Проваливай, Ашидо, — грубо прерывает её Тодороки.       — А? — удивлённо спрашивает Мина, замирая. — Что такое, Шото-кун? Не рад меня видеть?       — Буду признателен, если больше никогда и не увижу.       — Да что случилось! Объясни!       — Не вижу в этом нужды. Уходи и забудь про меня, словно я был сном.       Ашидо поджимает губы.       — Ты ещё приползёшь ко мне! И вот чёрта с два я тебя прощу!       Мина гордо уходит прочь, напоследок громко хлопнув входной дверью.       — Какая заносчивая. Одобряю, — кивает Фуюми.       Тодороки встаёт и проходит на кухню. Наливает воды и залпом осушает стакан.       — Фуюми, — зовёт он. — Зарекаюсь пить, курить и прочее. И прошу, помоги мне с этим.       Фуюми моргает.       — Эм… Хорошо. С чего такое внезапное решение?       Шото неопределённо пожимает плечами.       Девушка с улыбкой подходит к брату и обнимает его.       — Я рада, Шото.       Парень хмыкает.       Смотреть на них невыносимо.       Мидория, краснея, сидит на коленях Бакугоу и старательно уворачивается от порыва поцеловать. Катсуки на это мягко улыбается — совершенно неожиданная и немыслимая картина.       Но… Как бы трудно ни было это признавать, они смотрятся так хорошо вместе. Словно два кусочка головоломки, они удачно встали на свои места, гармонично сливаясь с окружением. Лишь одна маленькая деталь, которая никому более не была известна, портит вид: они не предназначены друг другу судьбою. Её судьба — Тодороки. И он упустил свой шанс. Друзья детства, им было хорошо и уютно друг с другом. А он был третьим лишним, которому нет места в этом маленьком мирке.       Изуку с тихим смехом снова отстраняется. Когда улыбка Бакугоу становится чуть жёстче, она подставляет под поцелуй щёку и мило зажмурится. Катсуки почти сверкает.       Шото медленно удаляется, вклиниваясь в толпу и уплывая прочь по её течению.       Где-то в районе сердца неприятно тянет и колет, требуя остановить происходящее. Так не должно быть! На месте Катсуки должен быть он! Он должен обнимать и целовать Мидорию!       Но сделанного не изменишь. Поздно настигло осознание. Поздно мотылёк заметил паутину — ловушка захлопнулась: лапки и крылья прилипли к паутине, а паук уже в предвкушении спешит убить жертву.       Дышать становится тяжелее. Тодороки сворачивает в какой-то переулок, упираясь рукой в стену. Дрожь проходит по всему телу. Сознание поглощает паника. Тщетно Шото старается успокоить беснующееся сердце. Оно неистово стучит и бьётся о грудную клетку, словно стремясь вырваться наружу.       Сколько он так стоял и старался прийти в себя? Кто знает. Но когда во рту возникает вкус сигаретного дыма, Тодороки на слабо передвигающихся ногах спешит обратно. Не замечая прохожих и собственной усталости, он спешит к ней, боясь опоздать. Мысль о том, что он не успеет вовремя, пугает больше невозможности с ней быть. Где этот чёртов Бакугоу, когда он ей нужен?!       Боковым зрением уловив движение в темноте очередного переулка, Шото кидается туда. Чутьё подсказывает, что ему надо именно туда.       Двое крупных парней прижимает к стене Мидорию, которая тихо просит отпустить её. Они лишь смеются. Когда один из них наклоняется с явным намерением поцеловать её, Тодороки словно что-то толкает вперёд. Он готов смириться, что она будет принадлежать Катсуки. Но кого-то другого он не допустит, даже если это грозит закончиться его смертью.       Уроки самообороны, больше походящие на избиение, от отца пошли на пользу — тело двигается инстинктивно. Замах кулаком — и вот один отшатывается в сторону, едва держась на ногах. Удар пришёлся по виску, пусть и немного смазался.       Второй удивлённо пялится на Тодороки; его слегка потряхивает от испуга. Именно от него несёт дымом.       Ярость затмевает сознание.       Шото слабо помнит, что творил. В памяти остались лишь короткие моменты-кадры.       Вот второй отправляется в нокаут. Твёрдо встаёт на ноги первый. Блестит в руках оппонента нож. Тодороки с разворота бьёт ногой в бок, ответно ловя плечом порез от холодного лезвия. Тихое шипение и завершающий удар по голове.       Парень прислоняется к стене, рвано дыша и сжимая порез. Он не такой глубокий, каким мог бы оказаться, но дёргающей боли это не умаляет.       — Тодороки-кун! — Мидория подбегает к нему. Из-под полуопущенных век он видит, как она трясётся от страха. В глазах её застыли слёзы.       — Мидория… — хрипит он, оседая вниз и становясь на колени, продолжая держаться за плечо. — Прости, что так долго…       — Да какая уже разница! Тебе нужно в больницу! — срывающимся голосом кричит Изуку.       — Не это важно. — Шото морщится. — Я хочу сказать, пока есть возможность. Я люблю тебя, Мидория. Знаю, я уже успел причинить тебе боли, и даже не прошу прощения — я его не заслуживаю. Я лишь хочу, чтобы ты была счастлива. С Бакугоу или с кем-либо другим, кто полюбит тебя и никогда не обидит необдуманно. Я решил отказаться от курения и алкоголя. Попробую начать всё с чистого листа. Но я никогда не забуду те несколько дней, когда ты была мне ближе всех. Тогда я был по-настоящему счастлив. — Тодороки поднимает голову и ярко улыбается, чувствуя, как слёзы стекают по щекам.       Становится легче.       Мидория с тихим всхлипом порывисто обнимает его, заглядывая в глаза и приглаживая растрёпанные волосы.       — Глупый Тодороки-кун… Разве я могу быть счастлива с кем-то другим? Ведь мой соулмейт — ты и никто другой. Что бы ты ни сделал, какой бы поступок ни совершил, я готова простить и встать на твою сторону. А теперь вставай: тебе действительно стоит показаться врачу.       Тодороки ошалело смотрит на девушку. Так слабо верится в эти слова. Возможно, она просто успокаивает его…       — Мидория… Ты… говоришь правду?       — Зачем мне лгать? — мягко улыбается она, утирая слёзы. — Я ответила на твоё откровение. Да и ложь сделает только хуже.       Шото зажмуривается, снова опуская голову.       — И если я… предложу…       — Я соглашусь, Тодороки-кун, — не дождавшись окончания фразы, отвечает Изуку.       Сердце ещё раз бешено ударяется о рёбра и медленно успокаивается.       — Чем такой плохой парень заслужил тебя?.. — громко шепчет Тодороки, расслабляя сжимающую плечо ладонь.       — Даже не знаю, — раздаётся со стороны входа в переулок. Степенно и не спеша, к ним подходит Бакугоу. — Тц. Отойти нельзя. Деку, ты можешь жить без проблем? А ты чё расселся? Подъём, раненый, в больницу. Подцепишь какую заразу, а твой старик из-за этого весь город на уши подымет.       Шото фыркает.       — Где тебя носило?       — На минуту отошёл, возвращаюсь — и след простыл. Ну да не забиваем этим голову.       Катсуки берёт его за здоровую, окровавленную руку и тянет на себя. Пошатываясь, Тодороки встаёт на ноги.       — Идти сможешь, герой недоделанный? Или на ручках понести?       Тодороки раздражённо вырывает руку.       — Сам как-нибудь… — бурчит он и делает шаг вперёд. Равновесие тут же теряется, и его ведёт в сторону.       Чужие руки осторожно подхватывают, не давая упасть. Сбоку подлезает Изуку, предлагая опереться на неё. Шото недоуменно оглядывает Бакугоу и Мидорию.       — Чё головой мотаешь? Идём. Ты меня всё ещё бесишь. Но и ты, всё же, можешь быть нормальным. Но это ещё ничего не значит, слышишь? — Катсуки раздражённо смотрит на него, но уголки губ дрожат. Он старается подавить улыбку.       Тодороки улыбки не сдерживает.       Может, ещё ничего не поздно?       Это была недолгая история, наполненная радостью и печалью, сладостью встреч и горечью прощаний, мимолётным счастьем и невыносимой болью. И она ещё не закончилась, продолжение обязательно будет, ведь конец наступает только после смерти; ничто никогда не оканчивается точкой в конце предложения. Им троим ещё предстоит долгий путь привыкания друг к другу; кто-то изменит себя в лучшую сторону, а кто-то останется неизменным. Их дни будут полны смехом и злостью, улыбками и слезами.       Но всё это пропитано насквозь — не выветрится — ярким запахом дыма сигарет с ментолом.