Полная противоположность

Стэн серьезный. Он внимательно слушает учителей на уроках, отца за родительским столом, авторов умных книжек, которые по ночам глотает одну за одной за неплотно прикрытой дверью собственной комнаты (потому что запираться от родителей — неуважение; так говорит отец и учат на субботних встречах в синагоге — перечить отцу и Торам неуважение еще большее). Ричи полная его противоположность. Вместо библиотеки он предпочитает делить сигарету с Беверли Марш за закрытой дверью женского туалета; не видит родителей месяцами и считает классикой коллекционные номера комиксов по Человеку-пауку. Говорить, что в церкви он последний раз был во время собственного крещения, надеюсь, надобности нет. Стэн высокий. Всегда опрятно одет, его ногти аккуратно подстрижены, а губы мягкие-мягкие, едва блестящие от вкусно пахнущего, бесцветного бальзама, что не позволяет им шелушиться и обветриваться. Веснушки на его высоких скулах светлые и выгорают на солнце так же, как и его соломенно-пшеничные волосы. И иногда Ричи отчаянно хочется податься вперед и выдернуть из тугой петельки маленькую пуговицу на выглаженной рубашке, что всегда застегнута до самых краев. Дать свободно вздохнуть, открыть вид на длинную, красивую шею, изогнутый кадык, ложбинку между уходящих вразрез ключиц. Иногда Ричи отчаянно хочется одним движением большого пальца стереть (или слизать широким мазком языка) тонкую пленку бальзама с его губ, чтобы увидеть их настоящий цвет — без надоевшего, врезающегося в память глиттерного блеска (почти никто и не замечает, но Ричи видит всегда). Беверли говорит, что для их поколения такие желания — это нормально; в умных и религиозных книжках Стэна, наверное, пишут другое. Ричи тоже высокий. Но, как всегда, полная его противоположность. Он влюблен в свои гавайские рубашки (они, как и его душа, всегда нараспашку) и поношенные джинсы, его ногти обкусаны, с мозолями и порезами от гитарных струн. Веснушки на его скулах темные, выделяющиеся, как и его волосы, неаккуратно выбивающееся из-под небрежно натянутой на голову шапки. Губы его потрескавшиеся, яркие, обласканные нещадным ветром и языком Беверли Марш (целоваться с ним, наверное, не очень приятно; Беверли подтверждает, но, очевидно, так не думает). И так у них как-то еще из детства повелось: Ричи творит херню, Стэн недовольно качает головой, но прикрывает. Поэтому, однажды вечером (комендантский час для шестнадцатилеток никто не отменял, но когда это Ричи было не поебать?) все-таки решается. Словно влюбленный придурок влезает через окно в комнату Стэна, что на втором этаже дома со стороны заднего двора (он хочет было захватить гитару или притащить в зубах цветок из соседней клумбы, но первого не оценит мистер Урис, а второго совершенно очевидно — Стэнли). Стэн хмурится, но не прогоняет. — Половина одиннадцатого, Ричи, — говорит он, недоуменно потирая лицо. — Я собирался ложиться спать. Ричи улыбается, как идиот: Стэн только из душа, с его влажных кудрей все еще капает вода, а губы наоборот — сухие-сухие, чистые. — Я ненадолго, — говорит и ухмыляется: — Заглянул поцеловать тебя на ночь. Потому что ему всегда было проще отшутиться, спрятаться за глупостью и шутовством. Потому что из них двоих серьезный — Стэн. А Ричи творит херню. Поэтому он легко покачивается с пяток на носки и шутовски клюет Стэнли в щеку. Затем еще раз — в ямочку у самих губ. Задерживается, ждет реакции. Стэн застывает, почувствовав теплые губы Ричи на своей коже. Напрягается, но все-таки тихо выдыхает, словно сдается. И Ричи целует: мягко, боясь спугнуть, почти невинно, несмотря на то, что все-таки мажет языком по его губам, чтобы почувствовать и запомнить их настоящий вкус. Когда отстраняется, Стэн смотрит на него, не мигая. Его щеки даже не краснеют, только брови чуть сходятся на переносице — обдумывает. Не знает, как реагировать. Поджимает и зажевывает нижнюю губу, словно не верит. Ричи не может отвести взгляда — губы Стэна блестят не от бальзама, а от поцелуя с ним. Наверное, надо что-то сказать. — Знаю, что твои Торы этого не одобряют, — говорит, прочищая горло — по внутренним стенкам словно наждачкой проехались. — Ничего не говори сейчас. Подумай. Хочешь, завтра притащу тебе книг на эту тему, — все-таки не удерживает лицо — шутит. — Прощупаешь проблему с твоей привычной точки зрения. — Ричи… — Не отвечай сейчас, — перебивает. — Поговорим завтра. Спокойной ночи, Стэнли. И выскальзывает в окно так же быстро, как и влез. Стэн еще долго смотрит ему вслед, а затем легко улыбается. Ричи всегда творил херню; Стэну же остается только смириться.