О, времена...

      За окном медленно собирался дождь. Еще совсем недавно небо было чистейшего темно-синего оттенка, слегка золотистого у горизонта на западе, и вот оно уже посерело, задул мерзкий сырой ветер. Эрик зябко поежился, кутаясь в потрепанное одеяло, и поплотнее заткнул щель в оконной раме старым полотенцем. Все равно, оно уже больше ни на что не годилось, с тех пор как Том оттирал им мазут с ладоней. Давно это было: еще в ту пору, когда в их маленьком автосервисе была работа, когда люди то и дело останавливались на весьма оживленной трассе сменить колесо, починить карбюратор, заправить дворники, исправить «то не знаю что, но оно подозрительно стучит». Теперь же все было по-другому: мир изменился, они изменились тоже.       - Держи. – Том как всегда незаметно подошел со спины, в своем извечном грязно-голубом махровом халате, с трехдневной щетиной и недельной сигаретой в зубах. Эрику не надо было даже оборачиваться, чтобы знать это. Он недовольно зашипел, когда горячая кружка коснулась шеи у самой кромки криво остриженных волос.       - Садюга. Но чай у тебя великолепный. – Кофе был еще лучше. Эрик до сих пор помнил его чуть горьковатый вкус, словно бы только-только перекатывал на языке глоток. Но в новом мире кофе был слишком дорогим удовольствием, чтобы они могли себе его позволить. Если, конечно, он вообще еще где-то остался. Как и сигареты.       - Сбор полевых трав с кипятком. – Желтоватые зубы на мгновение мелькнули в полумраке, вероятно обозначая улыбку Тома. Сейчас ее можно было увидеть только так, мельком. Эрику даже казалось иногда, будто он ворует каждый такой момент, прячет за пазуху вылинявшей футболки с логотипом какой-то закусочной, хоронит где-то там, у самого сердца. Когда-то, в прошлой жизни, он и подумать не мог, что будет так бережно копить его улыбки. Том улыбался так же часто, как теперь не делал этого. Впрочем, сам Эрик тоже улыбался больше. Особенно, когда они читали книги при свете ночника. Точнее, Том читал. Своим красивым, звучным баритоном, тогда еще не осипшим от постоянных сквозняков и плохого питания. Эрик же больше любил слушать его, впитывая каждый звук, пока, наконец, не засыпал, пригревшись у теплого бока.       - Эти травы сейчас дороже золота. – Он осторожно пригубил горячую жидкость, прикрыв глаза и с наслаждением смакуя каждый глоток. Том довольно прищурился и нагло забрался под одеяло. Оно было достаточно большим, чтобы в него могли закутаться двое. Эрик что-то недовольно буркнул, едва не расплескав драгоценную жидкость, но тут же блаженно расслабился, прижавшись лопатками к крепкой груди партнера. Так было гораздо теплее. И уютнее. Почти как раньше. И, если закрыть глаза, можно было бы представить, что они снова одни на крыше. Любуются на звезды и спорят, где находится Осенний треугольник и есть ли он вообще на небе в середине ноября.       - Сейчас почти что угодно дороже золота. – Том прижался горячими потрескавшимися губами к виску Эрика, да так и застыл. Вероятно, он тоже вспомнил, что когда-то они так делали. Жесткая щетина неприятно царапнула кожу, но вызывала только счастливую улыбку. Еще в прошлой жизни Эрик бы обязательно возмутился, требуя сбрить все это непотребство. Теперь же каждая подобная секунда бережно складывалась в копилку счастливых моментов. Их и так стало слишком мало, чтобы можно было разбрасываться направо и налево.       - O, tempora. O, mores… - Почти позабытая латынь прозвучала так уместно, что Эрику даже стало не по себе: мертвый язык в мертвом мире. Что могло быть еще ироничнее? Наверное, только двое мужчин у потрескавшегося окна обветшавшего автосервиса на богом забытой дороге. Слишком счастливые для конца света.       Они просто стояли так, прижавшись друг к другу и передавая из рук в руки стакан чая. Любовались потемневшим от первых крупных капель асфальтом и медленно бредущим вдоль дороги мертвяком. Сколько их еще там, на земле? Наверное, миллиарды.       Мир умирал, корчился в агонии, исторгая из себя заразу по имени «человечество».       И, наверное, только этим двум до его гибели не было никакого дела.