Сэр Дориан Гафлер

Здравствуйте, меня зовут Дориан Гафлер, а это некий сборник моих историй — уверен, они вам понравятся. Но для понимания всего происходящего нужна небольшая предыстория. Мое имя не изменилось — я все так же Дориан. Родился, вырос и жил в Англии. Судьба закинула меня в круги, близкие к правительству, и сделала рыцарем, но мне это, на самом деле, абсолютно не нравилось. Долгое время я мечтал стать обычным человеком, с обычной профессией и обычной жизнью, но мне это не удавалось. До недавнего времени. Один мой хороший знакомый предложил руку помощи — инсценировать мою смерть, подделать документы и отправить в путешествие по всему королевству. Теперь меня зовут Дэниэл Грант, я самый обычный и серый человек — такой, каким я всегда хотел быть. Отныне я могу просто купить билет на поезд, сесть и поехать куда глаза глядят. Пока что мои планы не выходят за территорию Британии, однако дальше они могут измениться, кто знает. Вы не забыли, что это сборник моих историй? Эдакие мемуары, или что-то вроде того. Нет? Отлично. Тогда вот вам первая история, произошедшая сразу после моего отбытия из Лондона. Первый мой поезд направлялся в Кэмбридж, но выходить я собирался не там, а чуть раньше: в Сафрон-Уолдене, просто потому, что там живет один мой хороший знакомый, который согласился принять меня на несколько дней. Поезд отправлялся поздно вечером, в десятом часу, но я пришел значительно раньше — мне попросту было нечего делать. Я уселся в купе, достал из своего пальто ежедневник и начал составлять планы на ближайшие несколько дней в Сафрон-Уолдене. Сегодня ночью мы должны быть уже там, а начиная с завтрашнего утра график у меня пуст, ведь я приезжаю туда просто чтобы отдохнуть, пообщаться с давним другом и подготовиться к дальнейшим приключениям. Через три дня поезд в Лидс, потом в Ливерпуль и остановка на две недели. Когда до отправления оставались считанные минуты, а мой сосед так и не объявился, я понадеялся на ночь в гордом одиночестве, но моим надеждам не суждено было сбыться — в купе залетел человек. Более того, я отлично знал этого человека. Он отдышался, смахнул пот со лба и сел на кровать. Потом его взгляд упал на меня, отчаянно пытавшегося скрыть свое существование, но он даже не удивился. — Что же вы, Марк, не рады меня видеть? — Это не смешно, Дориан! Вы хотя бы знаете, какой ажиотаж подняли вокруг вашей театральной смерти? Подумать только, взрыв! Вы не могли придумать чего потише? Ну вот упали бы вы с моста, разве от этого стало бы хуже? — Однако я так и не услышал ответ на свой вопрос: вы что, не рады меня видеть? -Бог с вами, Дориан! Я знал про вашу аферу с самого начала, я же отличаюсь от большинства людей в наше время. — И чем же вы, Марк, так уникальны? — Я умею подслушивать! — его лицо расползлось в улыбке. — В этом я даже не сомневаюсь. — На время наш диалог прервался. — Ну, рассказывайте, что происходит, когда меня нет? — Знаете, что я вам скажу? — Марк оторвал взгляд от окна, в которое он смотрел уже не одну минуту. — Все без изменений. Ежели вы думали, что ваше исчезновение как-то глобально повлияет на работу машины, которая исправно выполняет свое предназначение уже не один десяток лет, то вы, верно, слишком высокого о себе мнения. Когда шестерня приходит в негодность, ее просто заменяют на такую же, которая, в свою очередь, тоже придет в негодность, как и ее предшественница. — Он, наконец, скинул шляпу и бросил ее на столик. — Право, простите мне мою грубость. К сожалению, жизненные реалии сейчас довольно печальные. Знали бы вы, как сложно мне было достать эту поездку домой, к родным… Впрочем, неважно, это и не должно вас волновать. — Почему же не должно? Если хотите, то я могу выслушать то, что вас волнует, это не будет для меня проблемой. — К черту все, — он расстегнул пальто и достал небольшую флягу из внутреннего кармана. Смачно приложившись к горлышку и закрыв ее, он снова перевел взгляд на окно, — к черту эту дрянную политику, эту систему и этот прогнивший мир. К черту! Буду как вы, просто не вернусь в Лондон. Меня, как и вас, заменят на другую, более новую шестерню, и система продолжит работать как надо. Извините, — после непродолжительной паузы сказал он, — мне нужно отлучиться. Он вышел из купе и закрыл за собой дверь, а я лишь продолжал смотреть в одну точку. Уж от кого, а от Марка я точно не ожидал такого услышать. Который год он смиренно выполнял свое предназначение, да причем так, что можно было только удивляться, а сейчас вот чего удумал. Что-то явно произошло. Что-то, что смогло пошатнуть уверенность в правильности своей деятельности, а ранее таких вещей будто и вовсе не существовало, по крайней мере, так казалось. Прошло около десяти минут, когда Марк наконец вернулся назад. В руках он держал флягу, которую, судя по всему, уже давно осушил. Он сел, пощупал свои красные щёки, пригладил волосы и заговорил. И говорил он чуть ли не всю ночь, при этом истории, которые он рассказывал, были настолько интересными, настолько завораживающими и реальными, что я с упоением их слушал, и ощущал каждую эмоцию, что проскальзывала в его повествовании, будто действительно все это происходило со мной, будто действительно снег, про который он рассказывал, падал на мои плечи, будто бы тепло от камина, про который он говорил, согревало меня, будто запах бара, в котором он встретил свою жену, проник в купе. Он рассказывал историю своей жизни, рассказывал настолько живописно, будто бы она только что сошла с картины известного творца, красоту которой даже и оценить нельзя. Наконец он закончил. Пожелал мне спокойной ночи и улегся спать. А я все еще был под впечатлением. Впечатлением от того, каким человек может быть, если открывается тебе. По-настоящему открывается, а не лишь надевает маску дружелюбности. Снаружи пошел дождь. Капли стучали по крыше поезда, стекали по стеклам и падали на рельсы, оставляя за собой чудаковатые развода на окнах. Кажется, даже град начал падать, издавая при этом ужасный грохот. А я все продолжал смотреть в окно, при этом не видя ничего, кроме темноты. Будто бы даже в ней был какой-то скрытый, но такой очевидный и лежащий на поверхности, что увидеть его не суждено никому, смысл.