Гниение

Она стояла на балконе, держа в руках тонкую сигарету. На языке оседал непривычный вкус минеральных пород, но въевшийся и никак не надоедающий привкус дешевого, некачественного табака, оседая горечью на языке,продирая глотку. Такой же пустой и поверхностный, как и она сама. Глаза пристально следили за нечастыми бликами фар внизу, потерянных прохожих, будто бы знающих путь в такой глубокий момент ночи. Ее вовсе не интересовало, что происходит на 23 этажа ниже, но взгляд надо было куда-то деть, а привычная картина бортиков крыш, упирающихся в грязно-облачную темноту, осточертела. За таким не имеющим смысла действием она размышляла. О себе, конечно же, она уже давно не думала о чем-то "высоком", если вообще когда-то касалась мыслями чего-то подобного. Кто же волнует человека сильнее, чем он сам. Риторический вопрос. Поток рассуждений (или скорее признания очевидного) шёл ровно, не клубясь, не прерываясь взрывом эмоций, болью. Она знала что она гнилое, так что ожидать от себя чего-то достойного она и не думала, оставалось только признаваться себе: все вокруг нее либо уходят, либо сходят с ума. Первое она заметила давно, еще будучи в другом месте, будучи окруженной лесом. Таким же мертвым как она. Второе сформировалось в полноценную мысль не так давно, уже в ее более осознанные годы, как она хотела считать, за вереницей разговоров, и оброненных в них маячков. Они сияли тусклым неровным светом, как лампы для насекомых, и жужжащие мухи подсознания летели на них, покрывая толстым, мерзотно щевелящимся слоем. Сложно было не заметить. Хотя она и не старалась игнорировать что-то настолько очевидное, но жить так, отворачиваясь от правды, - было ее любимым решением всех проблем. В перерывах между затяжками, она покусывала холодную кожу кисти, перемеживая челюстями, отчетливо осознавая, что делает. Ей хотелось боли. Было настолько паршиво, что хотелось, чтобы было еще хуже. Ощутить как горло стискивает тисками рвотных позывов, захлебываясь в самокопании, извращенно наслаждаясь. Она прочерчивает красными полосами спазмы пищевода, поднимаясь к лицу, яростно скребя острыми, черными ногтями, цепляя волосы, выдирая. Ей казалось, что что-то медленно поднимается вверх, из нутра, сводя живот, отчаянно стараясь вытолкнуть. Свешившись за окно, она безразлично наблюдает за падением бычка, все еще сжимая кожу, медленно сгиная фаланги. Он кружит, подхватываемый весенним ветром, ударяясь о гладкую поверхность здания и отскакивая. Ничто не мешает на пути к удару о поверхность все еще не остывшего асфальта, неплохо в этом помогает отсутствие подоконников. не придется стукаться о них при падении тупым болванчиком Внутри что-то вроде бы усмехается, но это слишком абстрактное ощущение. Она закуривает очередную, переводя взгляд на гору щебня на стройке. Она проебала всех, кто ей действительно доверял. Или, скорее, кому действительно доверяла она. Под ключицами тугим комком затягивается стекловата. Ей хочется прижечь тлеющий круг прямо в ямку, чтобы прогнать ощущение, но у нее и так слишком много шрамов. И она слишком много раз нарушала данное когда-то, смотря в льдистые обеспокоенные глаза. Она даже удивлялась, как он не перестал ей доверять после этого. Но сейчас она не может спросить, - слишком сильно ощущение потери, запирающее ее в глухую комнату, дверь которой открыта. Как бы ей не хотелось вернуть их разговоры в мягком теплом свете будь то фонарей или гирлянды, она знала: она ему не нужна. Не в том смысле, что от нее отреклись или прямым текстом заявили, чтобы она проваливала. Она просто знает, что не хочет портить ему жизнь, обрекая на постоянное волнение (ей эгоистично хотелось надеяться), или изнуряющую поддержку, которую она жадно поглощала, не в силах справится. Она чувствовала, что предала его и больше не заслуживает. Он был ее первым близким другом, которого она впустила в себя осознанно. На глаза навернулись тонкие каемки слез, которые она не смахивала, ожидая когда они осядут на стекловату, впитавшись, сделав ее тяжелее. надеясь что она раздавит ее сердце превратит его месиво с гноем наконец вылезшим изнутри В голове представляется как она закрывает лицо руками, сворачивается на полу прорезает лезвием тонкую бледную кожу обнажая ребристое нутро с гладкими пульсирующими нитями и плачет, рвано выдыхая, натягивая серебристые нити слюны в скорченных губах, скрывшись от города. Но она этого не делает, оставаясь все в той же позе, лениво поднося сигарету к губам, не скрывая дрожи от холода. При мысли о расползающихся краях, тут же наполняющимися кровью,руки будто бы дрожат изнутри, импульсы заходящиеся в коже словно вибрируют, призывая к действию. Уголок губ дергается вверх, по лицу легкой вуалью проходит судорога. Ей нравится видеть отвращение на лицах людей, когда они видят ее шрамы, иногда покрасневшие до синюшного состояния. Но никак не беспокойство, сожаление и печаль. Эти отметины то, что превращает ее в настоящую. Рубцы напоминают ей, что она недоразумение и должны напоминать другим, что от нее нельзя ничего ждать. Она безответственная, слабая и гнилая. Ей не нужна эта жизнь. Ничтожество, которое ни на что не способно. даже сдохнуть у нее не получается сколько раз Но люди упрямо тянутся к ней, говорят слова, которые заслуживает кто-то другой. Тот, кто приходит, когда его зовут, всегда находящий нужные слова, и чьи руки не так липко холодны. Они привязываются к ней, делятся теплом. Она не отталкивает. Просто наблюдает. К кому-то даже проникается, но не сводит воспаленных красных глаз. Теперь она знает почему. Они заражаются скверной, перенимают вместе с объятьями и дружескими касаниями. И она расцветает в них со временем, принимая свою форму в их головах. Это происходит даже с теми, кто не так быстро распахивается перед ней, она замечает. Но как всегда не может найти слов, приободрить и просто смотрит Может, она и не хочет. Внутри у нее есть садовник, который ухмыляется, он полностью черный, но улыбка у него широкая, оголяющая влажные зубы и это единственное что она чувствует посылающее мурашки по ее спине Она смотрит на догорающий уголек с безэмоциональным лицом, в секунду растопыривая пальцы и метнувшимся взглядом смотрит, как он удаляется, отпрыгивая от коробки вентилятора, монотонно покручивающего лопастями. стукнуться все-таки придется