Оne mistake.

Джек с детства видел радость в глазах родителей и всегда думал, что соулмейты — это прекрасно. На всех сайтах были написаны эти три слова, ставшие уже каким-то слоганом. Маленький Джек Фрост и правда верил в это, но его пугала одна вещь — звёзды на запястьях. Они смотрелись очень даже красиво, но когда узнаешь, что скрывается за этими безобидными «татуировками» — пугаешься. Каждый раз, когда ты целуешь не своего соулмейта, на твоем запястье появляется одна звезда. Но за свою жизнь ты можешь сделать лишь девять ошибок — когда ты совершаешь десятую, ты умираешь.Жестко. То есть так или иначе искать своего соулмейта приходилось, и оставаться с ним навсегда. От него никак не отвертишься, даже если он был тебе противен. Соулмейт — это не всегда хорошо. Джексон боялся за сестру. На её запястье красовалось уже восемь таких звёзд. Она искала своего соулмейта, была готова поехать за ним хоть на край света, но никак не находила — все парни, что ей нравились, оказывались не её. В момент поцелуя руку обжигало и появлялась новая «звёздочка». Фрост со страхом наблюдал, как сначала у сестры было две метки и она думала, что всё обойдется. Затем их стало уже пять — она всё ещё надеялась. Теперь чёрт их восемь и она правда боится за свою жизнь, но опускать руки не хочет. Софье [сестре Джека] было двадцать лет, она считала, что ещё вся жизнь впереди, но желание найти свою родственную душу завладевало её рассудком, и она пыталась, пыталась найти хоть одну зацепку, и когда она думала — вот он, её соулмейт! — запястье обжигало и там появлялась новая метка. Безусловно, свою родственную душу можно было «почувствовать». В газетах часто делились своими ощущениями при первой встрече с соулмейтом — у некоторых кружилась голова, других кидало в дрожь, а третьи чувствовали, что сердце бьется в несколько раз быстрее, готовое вырваться из грудной клетки. Софья иногда ощущала эти признаки, думала, что поиски окончены, целовала — и опять неудача. В скором времени звёзд на запястье оказалось девять, а затем Фрост совершила ещё одну ошибку. Последнюю. Она начала задыхаться, а затем замертво упала.и погибла. Жутко. Несправедливо. Со временем её брат стал проклинать соулмейтов и всем сердцем ненавидеть эту систему — чёрт возьми, люди умирают из-за стремления найти свою родственную душу, из-за желания жить счастливо. Джек часто смотрел на запястья родителей и видел на руке матери две звёздочки, а на руке отца — пять. Они в любом случае нашли друг друга и были счастливы, но без их старшей дочери счастье омрачилось.Родители берегли беловолосого, не хотели, чтобы с ним случилось то же самое, что и с их бедной дочерью, но ведь и он в глубине души хотел найти своего соулмейта. Потом умерла и мать. Нет, не из-за ошибок в поиске родственной души, ведь у неё не было десяти меток, — она попала в авиакатастрофу. Отец спился и вскоре стал закрываться в себе, не желая видеть других людей. Джек приходил к нему, пытался поговорить с ним, но отец мычал что-то непонятное и отворачивался. В квартире Фростов больше не было счастливого смеха Софи, как ласково называли её родные, не было уюта и домашнего тепла, созданного матерью, никто не готовил вкусный завтрак, Джек больше не просыпался под запах маминой выпечки. Его двух любимых женщин больше не было на этом свете, причём в смерти одной была виновата эта сумасшедшая система соулмейтов, а другой — пилот. Отец практически не вставал с кровати, опустошая запасы еды и алкоголя. Совсем скоро Фрост младший уже не мог назвать это место «домом», поэтому это понятие размазалось в его представлении. Парень переехал в старый кинотеатр, по совместительству стал работать там и радоваться каждому гостю. Отец не приходил — будто не замечал пропажи сына. Джексону даже казалось, что Фрост-старший забыл, что у него был сын. Ему было слишком плохо, чтобы заботиться о голубоглазом. Если бы мама была жива — она бы этого не допустила. Если бы Софи была жива — она бы никогда не оставила отца одного, как это сделал её брат. «Она сейчас в лучшем мире», — почти все произносили эту фразу на похоронах Софьи и мамы. Джеку ужасно не нравились эти выступления, он не хотел произносить какую-нибудь речь, ведь похороны — для живых, а не для мертвых. Он был слишком подавлен, чтобы сказать что-то кроме «Я очень по ним скучаю. По сестрёнке и маме», поэтому, чтобы не расплакаться как девчонка, не стал продолжать. Юджин — его лучший друг, говорил, что также ненавидит эту систему. Оба ненавидели соулмейтов всеми фибрами души, потому что соулмейты — это плохо. Это ужасно, бессердечно и снова ужасно. И ещё двадцать раз ужасно.Джек всё ещё видел в газетах и на телевидении «Соулмейты — это хорошо», поэтому он перестал читать газеты и смотреть телевизор. Ему хватало того, что у него было — полка книг, раскладушка и огромный кинотеатр. Эльза — лучшая подруга Юджина и так же подруга Джексона, говорила, что без ума от соулмейтов. Она твердила, что очень хочет найти свою родственную душу, поглядывая на свое запястье. На нем ещё не было меток — Эльза ещё не ошибалась, потому что ещё не пробовала. Но она однажды поцеловала Юджина, думая, что именно он — её родственная душа, потому что сердце так радостно билось, когда блондинка видела шатена, но запястье неприятно обожгло. Элизабет плакала всю ночь — тот, кого она любила, не был её соулмейтом! Она всегда принимала Юджина, как своего будущего мужа, как свою родственную душу, иногда совершенно не замечая Джека Фроста. На его запястье красовалось уже пять меток. У него тоже были ложные чувства, как и у его сестры, при встрече с некоторыми девушками. Сердце билось быстрее, ноги подкашивались. Джек боялся закончить жизнь так же, как его сестра, но он знал, что особо никто горевать не будет. Отец спился и ему плевать на судьбу сына, другие родственники слишком далеки от него, как душевно, так и физически. Он знал, что скорбеть будут только Элизабет и его лучший друг. Он знал, что они не будут равнодушны к его кончине. Парень очень хотел, чтобы его помнили после смерти. Но он боялся. Боялся ошибиться в десятый раз и замертво упасть на пол. И скончаться. Джексон постепенно начинал понимать, что при встрече с Эльзой Разенграффе у него сердце бьётся быстрее и глаза горят. от счастья. Он понимал, что это далеко не первая встреча, понимал, что это вовсе не значит, что она является его соулмейтом. Это было влюблённостью — он такое чувствовал только в четырнадцать лет, но тогда его отвергли. Парень боялся, что и сейчас будет отвергнут, поэтому лишь любовался ею издалека. У неё улыбка слишком милая и глаза светятся счастьем при встрече с друзьями. Она бросается на Рапунцель её лучшей подруге с объятиями после каждой разлуки, будто боится, что видит в последний раз. Разенграффе смотрит на Джека с нескрываемым любопытством и теперь сидит с ним в парке по вечерам. По-хозяйски сдёргивает шапку и запускает руку в волосы, отчего у блондина мурашки по всей коже бегут. Он разрешает такие манипуляции только ей одной — никто кроме неё раньше не смел притрагиваться к волосам Джека. Ему так хочется поцеловать её, но девять меток на запястье мешают. Он не хочет умирать из-за этой милой сказочной девушки, не хочет, чтобы она видела, как он умирает. Но она стоит того, чтобы за неё умереть. Эльза и сама не замечает, как хочет встречаться с Джеком каждый вечер и медленно начинает остывать к Юджину, больше не плача в подушку от горя. Она всё ещё ждет встречи со своим соулмейтом и задумчиво смотрит на запястье пепельноволосого. Считает метки и ужасается — он сделал уже девять ошибок. Одна ошибка может всё изменить. Но в груди ноет ещё от чего-то. Она не только не хочет, чтобы он погибал. Она ревнует его к тем девяти девушкам, которые целовали его. Глупо? Очень. И Элизабет это знает. Фрост слишком часто засматривается на губы подруги, желая поцеловать её. Раствориться в ней полностью, запечатлеть свой последний поцелуй — такой безумно желанный. Он давно уже решил, что готов умереть за поцелуй с Элизабет Разенграффе — это его последнее желание, ведь перед казнью всегда спрашивают про него? Если бы Джека собирались казнить, он бы без раздумий попросил именно поцелуй с ней. Глупо, наверное, но лучше попробовать, чем всю жизнь жалеть о том, что он так разбрасывался на поцелуи, что потом стал бояться поцеловать Элизабет. А что, если именно она его соулмейт? Нет. Это лишь мечты. Эльза задумчиво смотрит на запястье Рапунцель и считает метки. Три. А большинство учащихся считают, что Рапи — разбалованная богатая девочка, которая только и разрешала парням целовать себя. У Эльзы на руке красуется уже две метки. После поцелуя с Юджином она попробовала ещё один раз — и снова неудача. Рапунцель смеётся и говорит: «А я тебя обошла, подруга!», хотя сама знает, что на самом деле проигрывает. Ведь лучше меньше меток, чем больше. Разенграффе и сама уже опускает руки и готовится сдаться, принимая мысль Джека и Флинна, так его иногда зовут друзья, Соулмейт— это плохо. И никакие заголовки газет не опровергнут эту мысль. Эльза понимает, что Джек сводит её с ума. Она принимает мысль, что вся семья её — сумасшедшая, что сама она с катушек съехала, что голова кружится, когда он на неё смотрит. Хочется закричать: «Джексон Фрост, перестань на меня так смотреть, иначе я убью тебя прямо тут». Блондинка всё больше отводит глаза, когда они пересекаются взглядами. У него такие красивые голубые глаза, такое милое лицо, коротая с каждым днем нравится Элизабет всё больше. Элизабет Разенграффе. Диагноз — влюблённость третьей степени. Когда Джек однажды вечером тянется к ней за поцелуем, Эльза почти готова уже ответить на поцелуй, но отпрыгивает, как только вспоминает про метки на его руке. Он печально отводит взгляд, бормоча извинения, но она не теряется, хватает его за подбородок и поворачивает его голову лицом к себе, заставляя посмотреть в глаза. Ей тоже хочется поцеловать его — оочееень хочется, но метки мешают. Соулмейты,. Ужасная система. Эльза и Джексон ненавидят её.  — У тебя уже девять меток. А если это ошибка, Джеки? Я не хочу, чтобы из-за одного поцелуя ты погиб. Я не выдержу, — шепчет голубоглазая, её глаза наполняются слезами.  — Мне плевать, я не могу терпеть. Я хочу попробовать. И плевать, если ничего не получится, — отвечает парень и, не дожидаясь ответа, притягивает подругу к себе. Впивается в её губы. Она ждёт, что кожу на запястье обожжёт и появится новая «звезда». Он ждёт своего смертного приговора. Ждёт, что дышать станет сложнее и он погибнет. Они оба ждут худшего, но ничего не происходит. Элизабет отрывается от него и завороженно смотрит на руку. Две метки. Две!. Не три. Он — её соулмейт. Джек понимает, что не умрет. Понимает, что звёздочек на его запястье так и осталось девять. Чувства льются через край, эмоции переполняют. Он смотрит на Эльзу — на свою милую Эльзу — и понимает, что не отпустит никогда. Она — его соулмейт. У него всё ещё сердце при взгляде на неё бьётся быстрее и глаза горят. У неё голова кружится и глаза светятся. Он готов обнимать её до хруста костей, до конца всей своей жизни., готов целовать до потемнения в глазах. Он вспоминает, как при первой встрече кожу на запястье обожгло. Он не придал этому значения, посчитал, что так и должно быть, что это случайность. Она вспоминает, как в глазах потемнело при первой встрече. Она подумала, что ей нездоровится и просто мило улыбнулась, как всегда. Может быть, соулмейты — это не так уж и плохо? Несомненно. Соулмейты — это иногда и вправду хорошо.