Вернусь к тебе

Они лежали в палатке, прижавшись друг к другу, полуодетые, и, глубоко дыша, чувствовали дрожь, пробиравшую их тела. Это было прекрасно, несмотря ни на что. До этой ночи был тяжелый, мрачный день, когда гонец сообщил, что герцогиня Альвальдес во главе многотысячной армии приближается к границам Турции. Был совет генералов, на котором многие открыто возражали против продолжения осады Сент-Михаэль. Завтра придется еще хуже. Завтра штурм продолжится. На рассвете Махмуд уедет, чтобы вместе со своим войском присоединиться к товарищам по оружию на родине. Но сейчас – сейчас есть эти несколько часов вместе. Неважно, что несвежая и мокрая от пота одежда липнет к телу, что неизбежный запах пота, крови, пороха, грязи – запах войны – кажется, пропитывает всё вокруг, от него никуда не деться, он даже уже привычен, но от того не менее противен. О том, что будет дальше, можно подумать и на рассвете. А пока важно только одно: не разомкнуть объятий, быть рядом, быть вместе. - Ты не спишь… так нельзя, тебе еще понадобятся силы. Не волнуйся, я всё сделаю. До столицы враг не дойдет, - прошептал Махмуд. - Будем надеяться, - опустив голову ему на плечо, Заганос снова и снова поглаживал его, проводя кончиками пальцев по грубоватым шрамам. Да уж, врачи в Хизаре мастерством не блещут. «Был бы тогда рядом я, следы остались бы почти незаметные…». Он не хотел говорить о том, что не давало ему спать. Да и как можно выразить словами страх, уже давно ставший неизменным спутником, следующий по пятам, как верный пёс, привычный, как смена времен года… Как мог бы он рассказать, что он пережил, когда увидел отца и мать, распростертых мертвыми на траве? Конечно, Махмуд, может быть, поймет, что это такое – не помнить лиц родителей, не помнить их счастливыми, помнить только кровавые пятна на побледневшей коже и на светлой ткани, и еще какие-то смутные видения, иногда являющиеся в ночных кошмарах. Тот, кто тоже пережил подобное, поймет. Но привычка молчать уже давно стала второй натурой. А как рассказать о том, что чувствуешь, когда не смог защитить друга, всего на миг не успел, чтобы отразить смертельный удар… или когда возвращаешься из разведки, живой и с ценными сведениями, и узнаешь, что балтрейнцы подбросили к лагерю тела пленных. Отрубленные головы, руки и ноги, распоротые животы. Всё это на войне видишь каждый день. Каждый день слышишь крики раненых и умирающих. Едва держась на ногах, помогаешь врачу в лазарете. Но, бывает, слышишь: «приготовь сегодня сильное снотворное зелье, у нас есть люди, которым мы уже ничем помочь не можем, разве что заглушить их боль, пока они не отойдут в мир иной». Вот об этом Махмуду точно рассказывать не стоит. Даже теперь, когда у него не одна выигранная битва за плечами… такого он не поймет. И лучше ему такого не знать. И как признаться – «я уже лишился всех, кто был мне дорог, я боюсь потерять и тебя»? - Знаешь, чего я хочу? – тихо сказал Махмуд, осторожно, ласково перебирая его волосы. - М? – Заганос на миг поднял голову, будто выныривая из омута жутких воспоминаний. - Я хочу, чтобы война закончилась и мы победили. Тогда я любил бы тебя дома, в постели, мы бы не спешили, не дергались от каждого звука… не боялись, что вот-вот придется сорваться, бежать, идти в бой. Мы бы по утрам просыпались вместе… могли бы вечером подольше полежать в хамаме… - И не говори, мне никакие сокровища мира не нужны так, как просто полежать в теплой воде и надеть после ванны чистую рубашку! За привычным насмешливым тоном было удобно скрывать страх потерь, тоску по домашнему уюту и нежелание расставаться. Поворочавшись на жесткой постели, Заганос снова прижался к любимому, обнимая, расслабляясь под легкими и нежными прикосновениями и вслушиваясь в тихий голос. Против воли позволив себе помечтать о таком, казалось бы, недостижимом и пока несбыточном. Что когда-нибудь все трудности и лишения останутся в прошлом, война закончится, и… Он так и заснул под ласковый шепот, похожий на шелест листвы, колышущейся под легким дыханием летнего ветерка. Мрачные тени прошлого отступали. Пусть ненадолго. Но, по крайней мере, будет что вспомнить потом, в одиночестве, отчаянии и усталости. Чтобы сказать себе: «Ничего. Выстоим. Выдержим». * Наутро, обняв Заганоса в последний раз, Махмуд прошептал: - Не бойся, что потеряешь меня. Я вернусь к тебе. Обещаю.