Rachel Amber Will Have Her Revenge on Hollywood

Один из законов Голливуда гласит: «Если ты вляпался в какую-то херню, то вляпался в нее по полной». На самом деле, ничего подобного в своде правил места под названием «Голливуд», если таковой свод вообще имелся, не писали. Данный закон только что выдумала еще совсем недавно подававшая надежды на хорошую карьеру в мировом кино актриса Рэйчел Эмбер после очередной стопки виски с колой и первой трехсантиметровой дорожки кокаина за очередной вечер ее пребывания в своей однокомнатной квартире в Бронксе*. Молодая девушка, длинноволосая блондинка с выдающимися актерскими данными, вот уже четвертый день находилась в процессе социальной и душевной деградации. Каморку для этой самой деградации Эмбер приобрела еще в те времена, когда была известна в Америке только по участию в некоторых постановках в театрах на Бродвее**, после одной из которых ее и заметил один влиятельный продюсер, положивший начало ее пути в индустрии голливудского кино. Выцветшие бледно-зеленые обои с белыми полосками из лилий, старый жесткий диван напротив старого черного телевизора с антенной, один светильник в прихожей и люстра с одной лампочкой над диваном и телевизором — порой Эмбер хотелось побыть наедине с собой именно в таких условиях. Своеобразное убежище, о местонахождении которого знали только она и ее старый друг, на имя которого она с его согласия приобрела эту квартиру и который, если и был в курсе текущего местоположения девушки, беспокоить ее не хотел. Либо по той причине, что он был для нее хорошим другом, который ценил ее личное пространство, либо потому, что был для девушки другом плохим, так как спасать Эмбер от самой себя он, как ее хороший знакомый, пока не горел желанием. Теперь же это скромное по размерам и своему наполнению убежище стало для Рэйчел Эмбер основным местом ее проживания, в котором молодая жертва голливудского скандала решила скрываться от надоедливых журналистов, норовивших разорвать ее в клочья своими расспросами об интимной связи с тем или иным продюсером, режиссером или актером. Как вообще получилось, что широкая общественность узнала о похождениях Эмбер из одной постели в другую? Все началось со взлома хакерами почты одного режиссера, в фильме которого Рэйчел сыграла одну из основных ролей. Естественно, получила она эту роль не за свои красивые глазки, а за свои красивые ягодицы и грудь, которые периодически высылала режиссеру в виде фоток на его электронный ящик по его просьбе. Снимки всплыли, в соцсетях поднялся шум, после которого некоторые крупные газетные издания захотели покопаться в грязном белье Эмбер получше. В итоге уже через неделю стали известны подробности еще нескольких связей молодой актрисы с другими деятелями кино, что лишь усилило поливание грязью и без того пребывавшей в стрессовом состоянии после слитых в сеть обнаженных фоток бедной девушки, зашедшей, по ее теперешнему мнению, слишком далеко в стремлении к своей невероятной мировой славе. На Голливудских площадках Эмбер стала «персоной нон грата», ее карьера теперь висела на волоске. Все, что оставалось делать ей сейчас, опять же по ее мнению, — это лишь напиваться и снюхиваться либо до беспамятства, либо до самой смерти. К последней она неплохо шла вот уже четвертый день, будучи отрезанной от внешнего мира практически полностью. Холодильник каморки был заполнен едой и питьем примерно на неделю, что делало для нее выход на улицу с целью закупок ненужным еще как минимум на два дня. Один заполненный накопившимся за несколько дней мусором пакет Рэйчел заперла в кладовке, поэтому смысла в выносе мусора она тоже пока не видела. Что же до других связей Эмбер с миром извне, вроде Фэйсбука или обычных звонков, то от них она тоже решила отказаться, сразу же после того, как отправила своим родителям сообщение не беспокоить ее в ближайшие пару недель. Зайти на свою страничку в Фэйбсуке и увидеть несколько десятков сообщений от разных людей в стиле «Ебанная шлюха!», «Лицемерка!», «А возьмешь у меня в рот за сотку?» Рэйчел совсем не горела желанием, как и читать SMS-ки с точно таким же содержанием в своем смартфоне, номер которого она однажды разместила в информации о себе на той же страничке в Фэйсбуке с целью держать контакт со своими поклонниками и ненавистниками, которых в последнее время становилось все больше и больше. Когда в газетах только начала появляться информация о ее романах, Эмбер сразу же выключила свой мобильный и перебралась из дома на Голливудских холмах в свое нью-йоркское убежище, где вскоре передумала и решила просто отключить на нем звук и вибрацию, следя за тем, кто будет ей звонить. Среди них были, естественно, родители девушки, которые не стали следовать ее просьбе, некоторые коллеги по работе, с которыми у Рэйчел не было очень близких связей, но с которыми она за время совместных съемок успела неплохо подружиться, парочка знакомых продюсеров и ее агент. Были и звонки с незнакомых номеров. Несколько из них повторялись по два-три раза в день, а один вообще бил все рекорды по количеству звонков за сутки: по звонку каждый час, начиная с восьми утра и заканчивая в десять вечера, — суммарно пятнадцать звонков в сутки. И так уже третий день. — Назойливый фанат или назойливый хейтер? — уже в который раз гадала Эмбер, сидя на диване и посматривая параллельно с «Кланом Сопрано» по телику на загорающийся раз в час экран своего смартфона с одним и тем же номером. — Или журналист какой-нибудь Los Angeles Times, желающий заполучить у меня интервью? Версия с журналистом крутилась в голове Рэйчел наиболее часто, являясь основной причиной, почему та не хотела отвечать на звонки. Однако только что прошедшая через левую ноздрю и стукнувшая по мозгам порция дорогого белого порошка поселила в голове Эмбер мысль: А что, если я подниму трубку? Она не общалась ни с кем вот уже четвертый день, а обычному человеку как существу социальному, к которому молодая актриса относила и себя, несмотря на некогда раздутое эго, требовалось общение с другими людьми так же, как и еда с водой. Ей уже, в принципе, было не важно, кем мог оказаться этот звонивший — ее поклонником, ненавистником, журналистом, обычным пранкером или Леонардо Ди Каприо. Ей просто хотелось услышать обращенный к ней человеческий голос. На часах — 22:15. Последний звонок в десять вечера с незнакомого номера за этот день еще не поступал. И именно на этот звонок Эмбер приняла решение в этот раз ответить. 22:20... 22:25... Экран мобильного со знакомым набором цифр загорелся в 22:27. Рэйчел в две секунды подобрала с дивана телефон и, нажав на кнопку принятия вызова, поднесла его к уху. — Да? — Голос Эмбер прозвучал довольно хрипло из-за отсутствия какого-либо напряжения на ее голосовые связки вот уже несколько часов, с момента, как девушка последний раз по привычке, выработавшейся у нее со съемочных площадок, прочищала горло. — Ой... — На том конце раздались неуверенные женские мычания. —Я...а...эм... здравствуйте. Я не...я не думала, что вы сейчас поднимите трубку. Что-то не похоже не ублюдочного журналиста, пронеслось в несколько затуманенной на данный момент голове актрисы. — А зачем тогда вообще звонить, не ожидая, что тебе ответят? — спросила у заикающейся от волнения незнакомки Рэйчел. — Я п...просто позвонила вам уже по привычке. Я набирала ваш номер и раньше и тогда была готова говорить...но сейчас я... — Сейчас ты не готова, поэтому я могу сбрасывать? — Нет-нет, постойте! — запаниковала звонившая. — Нет, я...хочу с вами поговорить! Не потом! Прямо сейчас! А вот это фраза от незнакомки прозвучала уже практически без заиканий и нерешительных мычаний. — Ха, ну хорошо, давай поговорим... — На лице Эмбер, находившейся в данный момент под действием алкогольного коктейля и кокса, появилась первая за последние дни ее отчуждения от общества искренняя улыбка. Неуверенность в голосе звонившей немного развеселила тонущую в саморазрушении актрису. — Как тебя зовут, дорогая моя? Рэйчел Эмбер не была свойственна фамильярность в общении с незнакомыми людьми по телефону. Но тут стоит подчеркнуть, что только трезвой и не находящейся под кайфом ее версии. — Эм...я...меня зовут Максин...Максин Колфилд...но я не люблю, когда меня так называют... — Это как? — Рэйчел, усмехнувшись на такое странное заявление, потянулась за сигаретой из пачки на столе рядом. — Мне не нравится, когда люди обращаются ко мне, используя мое полное имя. Мне больше нравится сокращенный вариант — Макс. — Макс, значит... — Эмбер дважды чиркнула зажигалкой у сигареты в зубах. — Типа как «Безумный Макс»? — Н-нет, как просто Макс. Я не...не фанатка таких фильмов. — Ладно, как скажешь...Макс, — с особой интонацией выделив имя своей собеседницы, произнесла Эмбер и выдохнула дым от первой сигареты за сегодняшний вечер. — А сейчас, можешь ответить, на кой черт нужно было звонить мне последние три дня ТАК часто? К слову, даже родители актрисы не звонили ей так часто, как ей звонила эта девушка по имени Максин. Макс на том конце провода немного замешкалась, пытаясь найти слова для ответа. — Ну я...я просто хотела узнать, все ли с вами в порядке после недавно случившегося скандала. Это разве неправильно, что...что мне не наплевать на человека, работами в фильмах которого я восхищаюсь? Последнее предложение отдало в сердце актрисы каким-то особым ударом. Ей нередко приходилось слышать всевозможные благодарности по телефону от своих фанатов, но почему-то именно эта лестная фраза, именно в это непростое для Эмбер время и именно от этой незнакомой девчонки, стала для нее особенно приятной. — Да нет, это, наверно, правильно... — Теперь пришел черед Рэйчел подбирать слова в разговоре. — Просто...нахрена набирать мой номер каждый ебанный час? Нахрена говорить такие хорошие слова...гребанной шлюхе? Губы блондинки задрожали. Вместе с комом в горле к ее красным глазам начали подступать слезы. — Потому что я не считаю вас ею! — Слова Макс теперь снова звучали более решительно. — Я понимаю, почему вы этим занимались, и не хочу винить вас в этом. Будь я на вашем месте, я бы, наверно, делала то же самое. Эта чертова девчонка...что за бред она сейчас несет? — Слушай, Макс...а ты вообще откуда? — В...каком смысле? У нее в голове мыслительный процесс остановился? — Да в прямом, блин. Где ты живешь? — Я? Ну, я сейчас прохожу учебу в Нью-йоркской школе фотографии, снимаю квартиру в районе нижнего Манхэттена. Да. Ну. Нахер. Блядь. Рэйчел Эмбер никогда не верила в счастливые совпадения. Оттого объяснить только что возникшее она не смогла. — Слушай, может в таком случае встретимся завтра где-нибудь и...ну, поговорим друг с другом лично? Блядь, эта девчонка заразила меня своей неловкостью что ли? — Стоп, подождите...не говорите, что вы сейчас в Нью-Йорке? — Представь себе. — Из Рэйчел вырвался смешок. — Сижу сейчас в своей каморке на Белмонт-авеню. Только не спрашивай, пожалуйста, зачем человеку из Лос-Анджелеса засранная однушка в Бронксе, хорошо? — Х-хорошо. Тогда давайте завтра в семь утра в парке Риверсайд... Риверсайд, значит...Придется воспользоваться общественным транспортом. — ...или вам будет удобнее будет подойти к парку в своем районе? — Нет, нормально, Риверсайд подойдет. — Тогда...увидимся з-завтра? Это ее странное заикание при волнении, конечно... — Да, до завтра. Надеюсь, утреннее октябрьское солнце не выжжет мне глаза на выходе из квартиры. — На губах актрисы вновь заиграла добрая улыбка. — Я...наверно, не совсем понимаю, о чем вы сейчас. Рэйчел засмеялась. — Не бери в голову, Макс, — отмахнулась она, вновь интонационно выделив имя своей новой знакомой. — Мысли из моей пьяной головы. До завтра. Не нажимая на кнопку окончания вызова, Рэйчел отбросила смартфон в сторону и, затянувшись сигаретой, смотрела на него до тех пор, пока не увидела, что девочка-«волнующаяся заика» на том конце провода через несколько секунд сама нажала на эту кнопку.