Breathe

Он редко плакал. Можно перечесть по пальцам. Когда был маленький, но ведь все дети тогда рыдают по случаю и без. Когда в школе написали первое замечание, да и то из-за того, что он пытался подсказать однокласснику на контрольной. Когда упал с велосипеда и повредил коленку: рана оказалась небольшая, было просто обидно, ведь он так старался доказать, что уже совсем взрослый и ему не нужна помощь. Когда родители разошлись. Тогда Питер проплакал всю ночь, подушка промокла насквозь. Но это не свело Стива и Тони, не зашило его разорванное на две части (каждому отцу по кусочку) сердце. После этого ему был не страшен ни один природный катаклизм, потому что то, чего он боялся больше всего, уже свершилось. Пусть небо обрушилось бы везде, а не только в его собственном мире: это можно пережить, как и двойку по химии (у него же как-то получилось). Но умирать всегда страшно. Питер видел, как это делают в фильмах, однако, в свои пятнадцать он был совершенно к этому не готов. — Пап, мне что-то нехорошо, — сначала его начало бросать из стороны в сторону. Тело не слушалось, каждая клеточка отказывала после недолгого сопротивления, и больше тревожило то, что он не мог управлять собственными ногами, чем пропадающие вокруг люди. Страх окутал невидимым шлейфом и завязал удавку под горлом: Питер дышал надсадно и тяжело, словно кислород вдруг перестал поступать. Он схватился за плечи Старка, когда голова начала кружиться, как карусель в парке аттракционов, прижался к мужскому плечу и не отпускал до последнего. Слезы застилали ему глаза. Лицо Тони он видел расплывчато, будто смотрел на него через запотевшее окно. Но Питер не чувствовал боли; было кое-что похуже. — Я ведь не умру? Правда, не умру? Тони готов поклясться: он до сих пор чувствует мальчишеские пальцы на своей коже. — Я не хочу уходить. Питер пытался нащупать ладонь отца, но пальцы потеряли чувствительность самыми первыми. Тони встречался со смертью лицом к лицу и до этого, но теперь она забирала не его потрепанную душонку, а единственного человека, ради которого он просыпался по утрам. И если себе он еще мог как-то помочь, то у Питера не оставалось ничего, кроме разбитого отца да янтарного неба чужой планеты над головой. — Прости, — и он по-взрослому отвернулся, чтобы не видеть лицо человека, который в одночасье потерял целый мир. Тони казалось, что на Земле всё изменится. И поменялось всё, кроме него самого, потому что, уходя из дома вдвоем, нельзя возвращаться в одиночку. Он видит рассыпающееся в прах лицо Питера каждую ночь. Он пробовал не спать, но тогда сын являлся ему наяву, протягивал свои ладони, смеясь и улыбаясь до появившихся морщинок в уголках его до невозможного реальных гиацинтовых глаз. Но каждый раз, когда Тони хотел его коснуться, он развеивался по ветру, и голос его звучал долгим протяжным эхом, хотя Старка оглушило ударной волной еще в космосе. Пожалуйста, папа. Тони просыпался от собственного крика и нехватки воздуха. Чтобы не находиться в доме, где все напоминало о сыне, он начал путешествовать по опустевшим наполовину городам. Сначала вернулся к месту, где впервые услышал про Таноса. Асфальт под ногами был вспахан, словно поле, но в одной из глубоких трещин он нашел свой крохотный и — удивительно! — еще работающий мобильник, с которого так и не позвонил Стиву Роджерсу (чтобы не упасть еще ниже). Только теперь, может, и его уже нет. Сделай он это тогда, и они бы выиграли время: Танос бы не добрался до последнего камня, они бы каким-то чудом оттянули конец света или вовсе бы его предотвратили, ведь им это всегда удавалось. И у Питера был бы шанс выжить. За мгновение до собственной смерти Стивен Стрэндж заверил, что другого выхода не было. Но если это цена за победу в одном сражении, Тони готов проиграть тысячу войн, чтобы вернуть сына. Он хватает раскладушку, стряхивая с неё остатки пыли и земли, прикладывает к здоровому уху и отсчитывает гудки, пока знакомый голос на другом конце провода не зовет его по имени. Он делает усердие, чтобы не завыть и не разломать его единственный источник связи с мужем пополам, затем вдох и рваный выдох (так бывает, когда стараешься не захлебнуться своим горем), но легкие как будто заполняются угарным газом, и шею сдавливают чьи-то пальцы. — Питера больше нет, — а затем обрывает связь, выбрасывая телефон так далеко, насколько хватает размаха. Ему сводит челюсть. Дыхание становится сбивчивым, и Тони впервые не может его выровнять. Раньше Пит всегда помогал ему собраться с силами и побороть внезапный приступ, но Пита не стало: Пит умер на Титане по его вине, превратился в горсточку пепла и утек сквозь пальцы. Когда Стив в тот же день шумит ключами снаружи, Тони хочет приказать Пятнице блокировать вход: это дом Питера и Тони, а Стив Роджерс ушел из него очень давно. Но сегодня оба совершили невозможное: Стив, получив известие, мигом примчался из разорённой Ваканды, а Тони каким-то образом справился с атакой. Мужчина с бородой и рассеченной бровью совсем не похож на его мужа. Наверное, слепая любовь делает это с людьми: одних разрушает до основания, других закаляет. Но Тони больше не злится; у Тони вообще теперь редуцированы все чувства, кроме вины и отчаяния. Стиву не надо быть гениальным детективом, чтобы это понять: Тони сидит на полу в детской комнате, а рядом валяются не собранный до конца конструктор, учебник по физике и плюшевый заяц Беннет, которого Питер ласково называл «Бенни». — Я не спас его, Стив. Роджерс стоит в дверном проеме, мнется на месте и не решается войти. Тони поджимает дрожащие губы. — Я не смог ему помочь. Он слишком долго молчал. Не потому, что все, кому можно выговориться, исчезли. Тони не знает: он никого не искал. Просто на каждое его слово с того света отзывался Питер, на каждую его фразу воображение рисовало перед ним светящегося счастьем мальчика. Тони жалел, что Стив этого не видел. Сходить с ума вдвоем хотя бы не так одиноко. — Никто не мог ему помочь. Перестань терзать себя. Тони роняет голову на колени, когда Стив делает крохотный шаг навстречу. Старк вдруг начинает смеяться. Сначала тихо, едва слышно, а затем все громче и громче, будто Клинт рассказал уморительный анекдот. Роджерс понимает, что нервы сдали, когда Тони смотрит на него, заливаясь хохотом, а из глаз текут слезы, текут и не останавливаются. Стив садится на колени рядом и без лишних слов сжимает его в объятиях, не обращая внимания на протесты. Сжимает так крепко, что чужие плечи на какой-то момент перестают подрагивать. Улыбка Тони совсем скоро искривляется, и он бессильно повисает на капитане, чувствуя от его костюма запах гари, пота и запекшейся крови. — Родители не должны хоронить своих детей, — между всхлипываниями колеблющимся голосом пытается выговорить он, но и хоронить-то нечего по сути. Огрубевшие ладони Стива гладят его по пояснице, спине, волосам, прижимают к себе, будто если отпустят — потеряют снова, но уже навсегда. Тони чувствует на своей футболке мокрые следы, и Стив, в конце концов, тоже начинает содрогаться всем телом. Он не видел Питера год, а впереди без него вся жизнь, и Роджерс не верит, что все происходит именно так. Его трясет, как при лихорадке, ломает и дробит изнутри. Он не успел даже попрощаться, но завидовать в этом Тони нет смысла: теперь Старк мучается от собственных мыслей, раз за разом переживая один и тот же момент, словно попал во временную петлю. Стив растирает влагу по лицу, но глаза точно жжет огнем, и тогда он отстраняется, моргает и на какой-то момент вглядывается в изнуренное лицо Тони. Он прислоняется лбом к его лбу, чувствуя на губах горячее дыхание, прерываемое неразборчивым шепотом. — Мы вернем его, Тони, — говорит мужчина, но Старк не верит, ведь он был там, и Питер рассыпался прямо у него в руках. — Я тебе обещаю, слышишь? Мы обязательно сделаем это. Тони мотает головой, как будто хочет избавиться от навязанных Стивом надежд, скрещивает перед собой руки в виде щита и пытается заслониться не то от мужа, не то от вновь явившегося в его голове Питера, и тогда Стив ловит чужие запястья и заставляет его замолчать, по крайней мере, на несколько до боли нужных обоим секунд; их поцелуй выходит со вкусом соли и горечи потери; конечно, не заменяя утраченного времени, но давая отсчет новому. — Мы вернем нашего сына домой, — Стив вбивает в голову Тони простую истину, доводя до автоматизма. — Чего бы нам это ни стоило. — Мы вернем Питера, — после долгой паузы кивает Тони Старк, закрывая глаза. Тремор в руках все еще силен — Роджерс накрывает их своими ладонями. — Теперь дыши, — помогает ему Стив, едва успокоившись сам. И Тони впервые втягивает воздух полной грудью.