История о том, как холод объединяет людей.

Изрядно хмельные мы вышли на балкон и закурили. Он посмотрел на меня жадно и спросил: — Что, мелкий, все еще любишь меня? Я замер. Застыл как истукан и не мог пошевелиться. Через мгновение притупившееся от алкоголя ощущение холода вдруг навалилось, и меня затрясло. Я потушил сигарету и, потирая ладони в тщетной попытке согреться, глянул в его сторону: — Ты к чему клонишь? — Да так… просто… — лениво протянул он и сделал еще одну затяжку. — Два года прошло. Интересно стало. Замолчали. Я переминался с ноги на ногу, не решаясь продолжить разговор. — Пошли, ты уже синий весь, — он грациозно спрыгнул с подоконника. — Подожди… Я хотел ответить. Он вцепился в меня пронзительным взглядом синих глаз: — Уверен? Неожиданно балконная дверь открылась, и Лиза закричала: — С Новым Годом! Ура! Хмельно засмеявшись, он позволил увести себя в манящую теплом квартиру и шепнул, закрывая дверь с обратной стороны: — Не упускай нить. Стоять на обледеневшем балконе одиноким и влюбленным становилось пугающей своей безысходностью новогодней традицией. Бездонное декабрьское небо затягивало и тревожило спутанное сознание. Вдалеке виднелись яркие искры салюта. Ровно два года назад, на этом самом месте, я признался другу в любви. Тогда он потрепал мои тщательно уложенные волосы и сказал, что дружба выше любви. Такие дела… — Ну, чего ты завис? — в дверном проеме снова показалась кудрявая Лизкина голова. — Пора пить, мы тебя ждем. — Иду, — отозвался я, с неохотой выходя из транса воспоминаний. Лиза прошмыгнула ко мне и тесно прижалась. — Какой дубак! Подхватишь воспаление легких, и что я буду с тобой делать? — Лечить. Заботиться. Как и полагается лучшей подруге. — Угу, — промычала она. — Неудачная попытка номер два? — Не твое дело, Лизавета. — Ладно. Скажи хоть, ты отцу позвонил? Поздравил? Я отрицательно мотнул головой и поежился. — Как новый год начался, так у меня пропала связь на телефоне. — Аааа… ну бывает. — Пошли, у тебя уже губы синие. Остаток ночи я наблюдал за ним, силясь понять, что, черт возьми, происходит. Разумеется, влюбиться в него было ошибкой. Он же недосягаемый бог. Мечта. Но еще большей ошибкой было признаться ему в своих чувствах. Я положил израненное сердце на блюдце и подал на ужин самому коварному в истории земли сердцееду. Но я смирился и даже стал получать мазохистское удовольствие от осознание своей обреченности: он — вся моя жизнь, а я только друг и не более. Возможно, ему наскучила бесконечная вереница из Саш, Жень, Вить и прочих, чьи имена он особо не запоминал. Или он решил потешить свое самолюбие и насладиться триумфом победы: смотри, мир, этот жалкий паренек с невнятным цветом волос все еще влюблен в меня! Размышляя о жизни, я тыкал вилкой в селедку под шубой и не заметил, как он подсел ко мне. Поясницу обдало жаром ладони. Я выпрямился и отложил столовый прибор. — Перестань, — еле выдавил я. — Взгляд твой блядский… Убери руку… — Сам почему не убираешь? — и он склонился ко мне. Я поплыл. Повернув голову в сторону, тут же увидел тонкую полоску желанных губ. — Если ты решил поиздеваться, то знай, я тебе не мальчик на одну ночь. Не знаю, как я смог встать, как дошел до ванной комнаты. Помню только, что холодная вода на несколько секунд отрезвила, и я смог наконец сделать глубокий вдох. А потом дверь распахнулась… Мелькнул силуэт. Из открытого проема донеслись голоса друзей. Дверь тихо закрылась. Он погасил свет и, прижав меня, впился губами в рот. Он терзал губы, обсасывал язык и рычал по-звериному, как изголодавшийся хищник. — Стоять сможешь? — шепнул откуда-то снизу. — Что? Твою же… — так быстро без штанов я еще не оказывался. — Стой. Ох… — А теперь будь хорошим мальчиком и не отвлекай меня, — приказал мягкий голос. Я молча кивнул и вцепился руками в висящее за спиной полотенце. Самый лучший в жизни минет вопреки желанию продлился недолго. Когда радуга, возникшая перед глазами, сменилась ставшей привычной темнотой, я скользнул по стене и осел на пол. Послышался шум воды. Он сплюнул в раковину, умылся. Потянулся к полотенцу и вытер руки. Сел рядом. — Можно? — я неуверенно потянулся к ширинке. Он удержал руку. Горячее дыхание обдало шею: — Давай не сегодня? Я сейчас выйду. А ты посиди пока тут. Приди в себя. И вышел, закрыв за собой дверь. Ощущение блаженной неги быстро растворилось, уступая место мерзкому чувству ненужности. Набравшись сил, я вышел из своего убежища и ринулся искать Лизу. — Ушел? — Кто? — Лизка смотрела на меня пьяно и выглядела до неприличия счастливой. — Кто-кто… Он! Лиза! ОН. — Да. Буквально пять минут назад, — Лиза махнула в сторону прихожей. — Черт. Потратив впустую драгоценные минуты на поиски куртки в груде верхней одежды, скинутой на скамейку у входа, я плюнул и выбежал прочь. Он не мог далеко уйти. Лифт мучительно медленно двигался вниз. Я выбежал. Огляделся. Окликнул по имени. Казалось, изо всех окон был слышен радостный гул праздника. Я нырнул под арку и, споткнувшись, неуклюже рухнул на землю. Ледяная корка льда, прикрытая пушистым, только что выпавшим снегом, жестко поприветствовала мое израненное безответной любовь тело. «Вот и все, — пронеслось в голове, — сейчас я замерзну и наконец-то умру» Я перекатился на спину, впитывая в себя обжигающий холод, пронизывающий меня насквозь — с головы до ног. — Ты чего? — знакомый голос послышался где-то сверху. — Тебя вообще оставить нельзя без присмотра. — Я думал, что ты ушел… — подскочив и наскоро стряхнув снег, я виновато посмотрел на него. — Сигареты закончились. Сбегал в ларек. Пошли домой, мелкий. И на вот, — он стянул с себя шарф и шапку и укутал меня, как куклу. — Я хотел позвонить, но связи нет… — Решил, что я смылся? — Ну как-то так… Обратно шли быстро. Я все время поскальзывался, а он то и дело хватал меня и удерживал крепкой хваткой. В лифте встал впереди, а я отошел к стене и буравил взглядом божественно красивый затылок. — Ответ на твой вопрос — да, — на выдохе громко и отчетливо произнес я. — Чего? — повернул голову вполоборота. — Я все еще тебя люблю. Лифт остановился. Двери открылись, но он не спешил выходить. Повернулся ко мне и посмотрел так, как никогда раньше. Я запаниковал и зачем-то по-идиотски улыбнулся. — Иди ко мне. — Зачем? — Неуместный вопрос задаешь, — и, притянув за шарф, он поцеловал меня так, что коленки предательски задрожали. Холод отступал.