your eyes are like starlight now

чонгук влюбляется в выпечку после того, как влюбляется в пение. или, может быть, возможно, это произошло в одно и то же время. он и не вспомнит теперь — чонгук был так молод, когда нашел то, чем хотел бы заниматься в жизни, что разницы найти не смог бы, даже если бы захотел. еще в начальной школе он пытался заглянуть папе за плечо, чтобы посмотреть, как тот пытался приготовить торт на день рождения его матери. их план был просто идеален — его старший брат, джонхен, должен был попросить маму проводить его до дома друга, ведь на улице ужасно холодно, а они с отцом за время ее отсутствия как раз успеют разобраться с тортом. до дома лучшего друга джонхена было всего пятнадцать минут ходьбы, но их мама наверняка заглянет на чашечку чая, чтобы немного поговорить с мамой его друга, и эти разговоры затянутся еще на несколько часов. его отец был — есть — пекарем. какое-то время он работал доставщиком еды в одном ресторане, пока тот не закрыли. он все еще не мог найти работу, и отношения в семье стали слегка натянутыми. чонгук подумал, что будет отличной идеей приготовить маме торт самим. кроха тогда еще, чонгук наблюдал, как его отец разбивал яйца и просеивал муку в огромную миску. он был очарован тем, как все так идеально сочеталось друг с другом: ванильный экстракт, шоколадная крошка, сахар — все это смешивалось друг с другом, чтобы позже, спустя пару часов, превратиться в золотисто-коричневое воздушное нечто. папа взял отломившиеся крошки и положил их в рот маленькому чонгуку, давая насладиться вкусом. во рту он ощущался таким же теплым и мягким, каким казался. они приготовили вместе с тем горячий шоколад, а затем покрыли торт купленной в супермаркете клубничной глазурью, украсив сверху замороженной клубникой. его мама любила клубнику. на улице начал идти снег, и, хотя прошло уже достаточно времени, мама еще не вернулась. чонгук, все еще семилетний и слишком нетерпеливый, очаровательно надул губки, посмотрев на своего отца. он был высоким мужчиной, с густыми, слегка вьющимися волосами и постоянно красным лицом. несмотря на рост и крепкое телосложение, его нельзя было назвать красавцем в традиционном смысле слова. джонхен был похож на отца — в будущем он бы вырос в кого-то такого же высокого и сильного. чонгук всегда им завидовал: они оба были слегка загорелыми, с широкими, чуть кривоватыми улыбками и глазами, что превращались в милые щелочки, когда они были счастливы. чонгук пошел в маму: чуть бледнее, с более тонкими чертами и нежной кожей, способной с легкостью сгореть на солнце. из-за этого играть во дворе было иногда не так весело, как бы сильно чонгуку ни нравилось это занятие. но одно преимущество в том, что он выглядел как мама, у чонгука было — это делало его отца слишком восприимчивым к любой перемене в его выражении лица. при малейшем признаке грусти или дискомфорта отец тут же подскакивал к нему, готовый успокоить и задарить нужными вниманием и любовью. честно признаться, чонгук не раз использовал это против него, но не то чтобы его отец не знал об этом. это был один из тех дней — чонгук выпятил нижнюю губу, капризно дергая отца за рукав. — когда они вернутся, пап? я голодный. — и он правда был голодным, хотя они обедали десять минут назад. у чонгука всегда было припасено место для сладостей. — хочу горячий шоколад. — давай дождемся твою маму, — твердо проговорил его отец, — я хочу сделать ей сюрприз на день рождения. однажды, когда ты найдешь особенного человека, то тоже будешь хотеть сделать для него что-то особенное. в тот раз чонгук лишь неприязненно сморщил нос, что сделало его еще более милым. — я не хочу, — по-детски капризно воскликнул чонгук, — хочу остаться с папой, мамой и хеном, и я хочу делать тортики только для вас! никогда не буду делать их для других. его папа по-доброму рассмеялся своим низким, густым басом, и чонгук мог чувствовать вибрации его смеха у себя под пальцами. его отец тогда потрепал его по волосам и прижался ласковым поцелуем ко лбу. — да, так и есть. ты навсегда останешься моим милым малышом. чонгук устроился под боком отца и выглянул в окно, где все еще шел снег. он нахмурился, желая, чтобы мама и брат были рядом. затем внезапно развернулся к своему отцу и спросил: — пап, ты можешь научить меня готовить тортики? папа перевел на него удивленный взгляд, но затем рассмеялся и снова потрепал его по волосам, добавив: — все, что захочешь, малыш. в этот момент входная дверь распахнулась, и оба побежали в гостиную, напевая «с днем рождения», как и планировали. / — помедленнее, — слабо хватаясь за его руку, предупреждает сокджин. чонгук со вздохом осматривает упавшее на пол тесто от брауни из-за того, что он слишком усердно его мешал. — обычно ты не делаешь подобных ошибок. все в порядке, чонгук? не то чтобы джин не знает о трудностях совмещения работы в пекарне и учебы. они открыли пекарню всего пару месяцев назад, в начале лета. чонгук жил с джином пару месяцев летом, чтобы привыкнуть к новой работе и освоиться в сеуле, после чего переехал в общежитие при университете. работать тогда было намного легче — у него не было никакой домашней работы, никаких проектов, никакого постоянного надоедания от одногруппников во время работы. он не говорит об этом джину, но хочется верить, что старший все равно понимает. — хорошо, достаточно, — сокджин хватает его за запястье и отстраняет от новой партии брауни. они находятся в квартире старшего. чимин уже вырубился на диване, разморенный от переизбытка пирога и домашнего горячего шоколада. стоит чимину дать что-нибудь теплое и сладкое, и он вырубается спустя пару часов. тэхен вернулся в общежитие пару часов назад, ссылаясь на комендантский час. чонгук со вздохом вытирает испачканные в тесте руки об одежду, не волнуясь о шоколадных кляксах, которые оставляет после себя. — скучаешь по своему отцу? — с первой попытки угадывает сокджин, вытирая ему руки. чонгук вяло наблюдает за этим, совсем не сопротивляясь. — он бы не хотел видеть тебя делающим брауни, которые никому не достанутся. — я собирался упаковать их и отнести в класс на следующей неделе, — фыркает чонгук, но оба знают, что он никогда не подарит никому пирожные недельной давности. слишком неубедительная ложь. — он не перезвонил? — не думаю, — чонгук убирает руки и берет тесто от брауни, решив, что оно уже готово. духовка уже разогрета заранее, так что он просто не может прекратить сейчас. — я не проверял свой телефон. вероятнее всего, он не позвонил. в последнее время он все забывает. — как твой брат? — все еще в армии, — хмурясь, отвечает чонгук, — хен передавал привет, но у него не было времени на разговоры. они с отцом очень изменились после смерти мамы. джин успокаивающе гладит его по спине, давая хоть какой-то якорь, за который можно удержаться. смерть его матери была неожиданной. результатом дождливого вечера и слишком самоуверенного водителя, который водил слишком быстро, и, когда машину очередной раз занесло, она умерла от сильного столкновения, так и не вернувшись домой. отец выбежал из дома посреди ночи, когда его позвали на опознание. чонгуку было семнадцать, его хен был на два года старше и учился в колледже. много месяцев ни отец, ни брат не могли смотреть на чонгука: чем старше он становился, тем больше был похож на маму. раньше он не любил, когда ему напоминали об этом — чонгуку хотелось быть похожим на отца, сильным и мягким одновременно — но теперь он дорожит тем, как, каждый раз смотря в зеркало, все еще видит ее. его отец и брат также видят в нем ее, и из-за внезапной утраты они слишком долгое время не могли заставить себя посмотреть на него. чонгук понимал их скорбь, но сердце от того меньше болеть не стало. это уже второе рождество, что он проведет без мамы — первый раз смутно проскальзывает в воспоминаниях, отзываясь болью утраты. чонгук уравнивает тесто, слегка тряся посуду, в которую залил его. он берет прихватку, чтобы положить блюдо для выпечки в разогретую духовку, слабо толкая джина в сторону. лучшая черта сокджина, по мнению чонгука, это то, что он всегда знает, когда нужно говорить, а когда просто молчать. — это займет тридцать минут. ты остаешься, хен? — думаю, да, — отвечает сокджин. у него залегли темные круги под глазами, которые не проходят уже какое-то время. — я позабочусь об уборке и о брауни. иди спать, завтра рождество. чонгук слушается, проскальзывая в спальню сокджина уже ближе к полуночи, все еще перепачканный в муке и прочих ингредиентах после тяжелого рабочего дня. чимин увязался за ним к джину после их совместного завтрака, всю дорогу задавая бесполезные вопросы про выпечку. чонгук, несмотря на внешнюю раздражительность, был благодарен чимину за то, что тот помог ему отвлечься от приготовлений к рождеству хотя бы ненадолго. веки тяжелеют практически моментально. он не хотел, чтобы завтра наступило так рано — не хотел сталкиваться с горькой реальностью, с осознанием, что в пусане его будет ждать только часть его семьи, или провести рождество с новой семьей, которую он обрел совсем недавно. он знал, что в нем говорит по большей части лишь жалость к себе, но чонгук так чертовски устал. с тихим всхлипом, он наконец провалился в сон. / вздохнув, чонгук убирает с прикроватного столика разбросанные хаотично бумажки и блокнот. лампа осталась включена, у юнги на запястьях черные разводы от ручки. чонгук улыбается с нежностью заснувшему старшему, выключив свет и аккуратно сложив бумаги в другое место. на часах уже одиннадцать, и обычно в это время юнги либо все еще бодрствует, либо уже вернулся в их с намджун-хеном квартиру. старший редко засыпает в постели чонгука, поскольку она слишком мала для них обоих. хотя, честно признаться, чонгуку нравится теснота. не нужно придумывать оправдание, чтобы быть поближе к юнги, положить голову ему на плечо и вдыхать запах его одеколона. юнги всегда приятно пахнет — чонгук заметил это еще при первом знакомстве — как сосна и сандаловое дерево, чем-то одновременно пьянящим и густым. чонгук не знает, чем именно, но запах пьянит, вызывая зависимость. он мог бы сослаться на то, что их отношения целиком построены на его любви к одеколону юнги (не то чтобы старшему стоит это знать, но он становится в сто раз привлекательнее, когда использует его). чонгук осторожно приподнимает одеяло, забираясь под него и убирая руки юнги. он выглядит расслабленным во сне, спокойным. его кожа чуть бледнее обычного, и чонгук хмурится, когда обнаруживает, что его лоб горячее нужного. юнги дышит медленно, размеренно, значит, спит глубоко. чонгуку не хочется будить его. вместо этого он укладывает голову на груди старшего, так, чтобы ему все еще было легко дышать, и устраивается у него под боком, сжавшись в клубок. нет ничего, что чонгуку бы нравилось больше этого — возможность вернуться домой и просто расслабиться. пока он, закрыв глаза, настраивается на сон, внезапное движение резко выводит его из полудремы. юнги просыпается, крутя головой и сонно кряхтя. рукой, которую чонгук до этого обвил вокруг своих плеч, он тянется к волосам младшего. — детка?.. — его голос звучит так, как и всегда, когда он только просыпается — томно, сонно, ниже, чем обычно. чонгук чувствует невольно пробравшую все тело дрожь. голос юнги всегда действует на него так. — ммфм. который час. — где-то одиннадцать тридцать, — шепчет чонгук и берет руку юнги, которой тот приглаживал свои волосы, кладя ее ему на грудь и переплетая пальцы. — ты уснул. — ты такой теплый, — бурчит вместо ответа юнги, уткнувшись носом ему в волосы. — мм, мне было холодно. иди сюда, почему ты так далеко. — я не далеко, — чонгук улыбается, находя сонного юнги до одури милым. юнги кряхтит и переворачивает их тела так, что теперь чонгук лежит на боку, а он обнимает его со спины, уткнувшись носом младшему в затылок. — мне нравится, — зевнув, шепчет юнги, — ты теплый. ммм. я могу привыкнуть к этому. — не привыкай, у меня завтра занятия, — даже так, чонгук чувствует накатывающее волнами тепло, постепенно завлекающее в теплые объятья сна разморенного долгим днем и теплыми объятьями юнги чонгука. — я разбужу тебя, — шепчет младший, хотя оба знают, что нет никакой гарантии, что они не проспят завтра. все же, это звучит как обещание, что слегка успокаивает. утром чонгук просыпается первым (как обычно). ему так тепло и уютно в руках юнги, что уходить не хочется совсем. он чувствует легкое волнение, если честно, каждый раз, когда юнги решает остаться на ночь, потому что они не заходили дальше объятий и поцелуев. но юнги всегда убирает руки после того, как провел ими по коже чонгука — всегда выдыхает ему в шею, обдавая нежную кожу горячим дыханием, когда они целуются. просто выдыхает, заканчивая на этом. чонгук не уверен, что происходит в голове старшего, когда он делает такие вещи, но он особо не расстраивается. в груди каждый раз скребется нервозность, даже когда они делают что-то простое вроде поцелуев. чонгук не уверен, что сможет пока выдержать что-то большее. ему не хочется двигаться. не хочется думать о том, что нужно сделать, или что он собирается делать в будущем. в этот момент больше всего ему хочется, чтобы мир сузился до этой маленькой комнатки и тепла и комфорта, обволакивающих его сейчас, всего на секунду. — черт, — хрипит юнги спустя секунду. потерявшись в мыслях, чонгук не замечает прозвеневшего будильника. — выключи его. ммф, чонгукки, это ты? — значит, ты готов обниматься во сне с кем угодно, да? — чонгук движется так, чтобы юнги смог потянуться через него и выключить надоедливый звон будильника. — нет, детка, ты знаешь, я могу узнать тебя даже во сне, — шепчет юнги. он берет запястье чонгука, в этот раз более проснувшийся, и прижимается горячим поцелуем к нежной коже, чувствуя под губами чужой ровный пульс. — у тебя занятия? — мгм. у тебя работа? — к сожалению. — твои парни хороши, — бросает чонгук, имея в виду мальчиковую группу, для которой юнги в последнее время пишет песни, — я слышал, что они поедут в тайланд в следующем месяце для фотосессий и концертов. — да, может быть, — бурчит юнги, — откуда ты это знаешь? — возможно, я присоединился к их фанкафе? — усмехнувшись, отвечает чонгук. юнги фыркает, затем его плечи начинают трястись. чонгуку требуется пара секунд, чтобы осознать, что он беззвучно смеется, приподняв уголки губ так, что видно десны. чонгук невольно улыбается тоже, хотя и не упускает возможности легонько пихнуть его в бок. — прекрати смеяться. хватит, их музыка хороша! то есть, технически, твоя музыка, но…прекрати сейчас же, мин юнги! — ох, боже, если бы ты только знал, — юнги перекатывается так, что оказывается на чонгуке. младший лежит на боку, так что в итоге юнги вжимает его в постель. — половина этих песен были о тебе. чонгук вспоминает их недавний камбэк; группа в этот раз вернулась с немного другим форматом, их альбом по большей части состоял из поп композиций, вместо привычного хип-хопа, с ностальгическим, влюбленным мотивом. главный трек рассказывает о том, как ухватиться за что-то, что ты давно искал. если бы юнги рассказал чонгуку, что написал эту песню, основываясь только на своих чувствах к нему, младший не был бы так смущен, как сейчас. он вспоминает, что миллионы — буквально миллионы — людей слушают эту песню, делают каверы, переводят строчки на родные языки, разбивают на цитаты и в общем очень ее любят, и что-то внутри загорается, потому что юнги буквально признался чонгуку в своих чувствах на весь мир. — сумасшедший хен, — выпаливает чонгук, не контролируя свой пусанский диалект. прекрасно зная, что чонгук всегда говорит с пусанским акцентом, когда смущен, юнги громко смеется. он встает первым, похлопав младшего по ягодицам и кряхтя потянувшись. — мне нужно в офис. ах, я не постирал свои вещи… — я сделал это вместо тебя, — чонгук медленно садится, чувствуя себя действительно отдохнувшим. — они в третьем сверху ящике. юнги оставляет еще один поцелуй у него на лбу. — спасибо. я пойду в душ первым. — мм, хорошо, — шепчет чонгук, наслаждаясь теплыми губами на своей коже. кажется, у него остались круассаны с ореховой пастой, что джин-хен приготовил вчера, так что о завтраке можно не волноваться. в конце концов, по утрам юнги можно осчастливить чашкой кофе. достав телефон, чонгук отправляет намджун-хену сообщение о том, что юнги-хен остался на ночь у него, и что сокджин сегодня берет выходной, так что хену лучше сделать ему что-нибудь приятное. намджун отвечает спустя минуту: кекеке, спасибо, макне-я. позаботься о юнги^^ это вызывает на лице чонгука улыбку. в их группе друзей он оказался самым младшим, из-за чего намджун и чимин часто любят называть его их «младшеньким», когда появляется повод. тэхен завалил его кучей сообщений о предстоящей рождественской вечеринке в его новой квартире (с небольшим дополнением, чтобы они принесли с собой еду). чонгук по-доброму качает головой; даже спустя стольких лет дружбы с чонгуком и джином он так и не научился готовить ничего, кроме быстрорастворимой лапши. он пишет джину, спрашивая, что тот собирается приготовить, прежде чем свесить ноги с постели. он выбирает себе вещи и достает приготовленные для юнги тоже, с усмешкой отметив разницу между полностью черной одеждой юнги и его предпочтением в белом и красном. они встречаются уже одиннадцать месяцев — почти год. это было как раз в это время — декабрь, ближе к рождеству, — когда в его жизнь ворвался ураган под названием мин юнги. если честно, чонгук думал, что при первой встрече жутко не понравился старшему, хотя и старался быть вежливым, но юнги лишь молча прожигал его взглядом и, кажется, даже не слышал. конечно, все изменилось, и чонгук позже узнал, что причиной всему этому было то, что юнги слишком отвлекся разглядыванием его лица, чтобы слушать. эта мысль все еще делает его безмерно счастливым. чонгук шаркает на кухню, чтобы приготовить кофе и разогреть круассаны. юнги проведет в душе какое-то время, так что ему приходится смириться с неприятным чувством из-за того, что он еще не почистил зубы и не умылся. ах, нужно было поторопиться, когда представилась возможность, думает про себя чонгук. — я уже и забыл, какие в общежитиях маленькие ванные, — ворчит юнги, обвязав полотенце вокруг бедер. чонгук замирает, вперившись взглядом в его оголенный торс и бицепсы. — это кофе? — хн, — все, на что способен чонгук. уши начинают гореть, и он поспешно отворачивается. — я оставил твою одежду рядом с дверью, знаешь ли, — выдавливает из себя младший. — я знаю, — с усмешкой в голосе произносит юнги, — просто ты слишком милый, когда краснеешь. — пожалуйста, иди оденься, — чонгук хмурится и сбегает от шутливых приставаний юнги, заперевшись в ванной, чтобы наконец умыться. вспомнив кое-что важное, он выкрикивает: — вытащи круассаны из тостера, или они сгорят! — и снова захлопывает за собой дверь. / джин-хен взял выходной, так что чонгуку приходится самому открыть пекарню. чимин пишет спустя 15 минут, сколько ему потребуется, чтобы добраться до места, поскольку он сел не на тот автобус (снова), а тэхен пишет, что слишком занят уборкой новой квартиры, и не сможет работать сегодня. они наняли нового кассира, который работает в смену джина — чонгук еще не встречал его, но он друг тэхена, его сонбэ из танцевальной группы, и джин говорит, что он веселый парень, так что чонгук с нетерпением ждет встречи. он протирает полы перед открытием и только потом переворачивает табличку на двери, оповещая потенциальных клиентов, что они открыты. поскольку большинство клиентуры это студенты или трейни, иногда парочка живущих неподалеку людей, то работать по ночам довольно прибыльно. чонгук убирает челку назад, закрепляя заколкой, и надевает рабочий фартук. пока он готовится выполнять заказы — заказы сокджина со вчерашнего дня — приходит чимин, нарочито громко звеня колокольчиками у входа. — чон чонгукки! — воркует чимин, перепрыгивая через стойку. чонгук хмурится, заметив оставленные его обувью разводы на поверхности. — у нас есть печенье? я хочу печенье. — хен, теперь ты должен протереть стойку, — чонгук указывает пальцем на грязное пятно, — и нет, печенья нет. даже если бы и были, тебе достанутся только объедки. — жестоко, — драматично схватившись за сердце, восклицает чимин, — так жестоко. почему ты отвергаешь меня, чонгукки? — у меня есть парень, — невозмутимо бросает младший. — все состоят в отношениях, кроме меня, — бурчит чимин, внезапно хмурясь, и снимает куртку, надевая свой фартук. — вы с юнги-хеном, джин-хен и намджун-хен, потом еще тэхен говорит, что у него свидание с какой-то милой девушкой из научного кружка. что насчет меня? — он обиженно сопит, поднеся ладонь ко лбу. — когда придет мое время? — может, ты заполучишь свидание, если кто-то заметит, как ты оттираешь тот развод со стойки, — настаивает чонгук. — клянусь, ты безжалостен, — чимин вздыхает обреченно, но все равно повинуется. джин-хен убьет их обоих, если увидит этот развод. — что ты принесешь к тэхену? думаю, я закажу что-нибудь, потому что я точно не смогу приготовить ничего дельного…может, пиццу взять? — сделай кимбап, — предлагает чонгук, — это легко, хен, и я знаю, что ты отлично следуешь рецептам. думаю, я принесу токпокки и что-то из выпечки еще. все равно джин-хен взял на себя готовку. — и правда, — задумчиво тянет чимин, — если тэхен тоже закажет что-нибудь, то все будет в порядке. кимбап, говоришь? нужно будет запомнить…ах, здравствуйте! добро пожаловать, чем я могу помочь… чонгук возвращается к работе, в уме просчитывая, сколько всего нужно сделать. выпечка позволяет ему хотя бы на какой-то момент отчистить голову от мыслей; перемешивать ингредиенты, месить тесто — ничего из этого не требует особых мысленных усилий. это успокаивает, отдаться на пару секунд простым действиям. украшать торты, осторожно и молча превращать карамельную паутину, глазурь и помадку в произведение искусства. это так знакомо и привычно. поскольку для подготовки к рождеству особо много делать и не нужно — большинство людей заказывают выпечку в это время, вместо того, чтобы приходить, и он знает, что в сочельник будут открыты и другие кондитерские, — чонгук решает заняться тем, что запланировал принести на вечеринку. помимо еды, он приготовит сахарное печенье, посыпанное пудрой и с капельками шоколада, кейк-попсы с милыми рождественскими декорациями и, любимое блюдо юнги — шоколадно-клубничный чизкейк, украшенный засахаренной клубникой. он начинает с чизкейка, зная, что к концу смены тот как раз будет готов, и останется только украсить. раскрашивая крекеры и готовя начинку, чонгук замечает чимина, который оперся о стойку, наблюдая за двумя другими работниками в их магазинчике. старший печатает что-то в своем телефоне, нацепив на лицо нейтральное выражение. чонгук знает, что человек не может постоянно быть веселым, но чимина так редко можно увидеть настолько расстроенным. он возвращается мыслями к прошлым словам старшего, об одиночестве, осознав, что это, должно быть, расстраивает его намного больше, чем чонгуку показалось вначале. закончив с чизкейком, он делает перерыв в приготовлениях, чтобы сделать чимину сэндвич, щедрую кучу печенья с белым шоколадом и теплое молоко. хорошо, что джин-хен всегда держит еду на случай, если проголодается. чонгук опускает тарелку рядом с чимином, который окидывает ту удивленным взглядом, прежде чем расплыться в улыбке. из колонок доносится мягкая спокойная мелодия. — спасибо, чонгукки, — произносит чимин, приближая тарелку к себе, — я должен заплатить? — конечно, — отвечает младший, хотя они оба знают, что денег он не примет. — у тебя крекеры в волосах, — вскользь замечает чимин, вытряхивая крошки из его волос. — никогда не пойму, как ты умудряешься испачкать волосы. у тебя даже челка в глаза не падает. какой же у тебя красивый лоб, чонгукки. — тебе стоит поесть, хен, — тихо произносит чонгук, подталкивая сэндвич в его сторону. — да, — отвечает чимин, опустив взгляд вниз на секунду. у чонгука в груди тянет, потому что он выглядит уставшим и потерянным, будто не знает, что делает, пока на его лице не расцветает прежняя улыбка. — да, спасибо. это как те, что ты делаешь для юнги-хена? это значит, что теперь ты меня любишь? обычно чонгук отмахнется от него, закатив глаза, но сейчас, он чувствует, не совсем подходящее для этого время. так осторожно, как только может, он произносит: — я всегда любил тебя, хен. чимин смотрит растерянно и впервые выглядит таким открытым и уязвимым. чонгук обнимает его, прежде чем вернуться на кухню. спустя пару секунд он слышит, что музыка сменяется на что-то более веселое. в следующий раз, когда чимин врывается в гостиную, ярко улыбаясь и — к удивлению — вместе с тэхеном, закинувшим ему руку на плечи и нацепив на голову ободок с оленьими рогами, он в порядке. они оба начинают отвлекать его, но чонгук и не против. / когда юнги пытается дотянуться до кейк-попса, чонгук кидает на него настолько суровый взгляд, что старший моментально одергивает руку. намджун, находящийся тоже на кухне и играющий в какую-то игру на телефоне, заметив это, фыркает. — ой, да ладно тебе, — бурчит юнги, — хотя бы один? они такие милые, я хочу их уничтожить. — боже мой, юнги, — чонгук раздраженно закатывает глаза, — они для рождественской вечеринки тэхена. и остальное достанется тэхен-хену, потому что он способен съесть все, что ему дают. юнги сводит брови на переносице, сложив руки на груди. чонгук возложил на него трудную миссию держать пластиковую вазу, купленную в супермаркете, с разложенными на ней по кругу кейк-попсами, формирующими подобие букета. каждый из них чонгук аккуратно упаковал, обвязав золотой лентой. у каждого попса разный детализированный дизайн — рождественская елка, четырехконечная звезда, орнаменты, сверкающие снежинки, снеговик с шоколадной крошкой вместо глаз и рта, варежки и леденцы. они до ужаса милые, как сказал сам чонгук. рядом с вазой стоит баночка, наполненная сахарным печеньем. намджун-хен успел украсть аж четыре, пока чонгук не одарил его одной из своих милых, «тронешь еще раз, и я сдеру с тебя кожу заживо» улыбок. теперь он занимает себя игрой, которую недавно показал ему чонгук. из телефона постоянно доносится рождественская песенка, то и дело прерывающаяся, когда намджун ошибается или пропускает клавишу. — я голодный, — ворчит юнги. чонгуку пришлось положить чизкейк в холодильник без ведома юнги, потому что их кухня намного больше, чем та, что у него в общежитии, но это означает, что чонгуку придется разбираться с двумя детьми, а если точнее — со своим парнем и его соседом. — поешь на вечеринке, — невозмутимо бросает чонгук. он начинает упаковывать приготовленную еду — парочка закусок и кимчи, поскольку джин-хен написал ему, приказав «не готовить никаких больших блюд, я сам об этом позабочусь», но позаботиться обо всем остальном. — намджун-хен, почему ты еще не готов? — я готов, — растерянно моргнув, сообщает намджун. он неуверенно оглядывает себя; чонгуку хочется пробить себе лоб рукой. на намджуне кардиган жутко яркого желтого цвета, белая футболка, темные штаны и ботинки. — нет, — чонгук делает шаг назад, в сторону их спальни, — просто…юнги, почему ты не остановил его? — я не могу вечно следить за этим ребенком, детка, — выкрикивает юнги. он кажется подозрительно занятым чем-то, и, когда чонгук, нахмурясь, выкрикивает «не смей трогать кейк-попсы!», слышатся громкие ругательства, что подтверждает его опасения. чонгук достает из шкафа намджуна голубую рубашку и серый пиджак, которые тот наверняка носит на работу. это выглядит слишком официально, так что чонгук решает взять белый свитер, но вспомнив о тенденции намджуна проливать на себя все, останавливает свой выбор на сером. он вкладывает свитер намджуну в руки и просит его, очень вежливо, пойти переодеться. когда тот проходит мимо, направляясь в спальню, чонгук делает фото его спины, отправляя джин-хену с подписью «я спасаю тебя». джин отвечает спустя секунду: я тебе должен. чонгук переводит внимание на юнги, который занят разговором по телефону. он выглядит потрясающе, как и обычно, в своей белоснежной рубашке с серым градиентом ближе к краям и длинном пальто. сегодня он заменил линзы очками, надел подходящие рубашке брюки и ботинки и опрятно обвязал шею шарфом. чонгук улыбается, положив голову ему на плечо и вдыхая запах сандала и его одеколона. он мог бы стоять так вечно. юнги кидает на него мягкий взгляд и возвращается к разговору с, по всей видимости, коллегой по работе. — хорошо, и вам счастливого рождества, — он отключает телефон, — чего это ты вдруг? — ничего, — пожав плечами, отвечает чонгук, — просто нравится, как ты пахнешь. и выглядишь. юнги прекрасно известно о любви чонгука к запаху его одеколона. очень часто это позволяло ему подолгу обнимать жмущегося поближе чонгука, который утыкался носом ему куда-то в шею или в грудь, глубоко вдыхая и отказываясь отпускать. не то чтобы юнги жалуется, и он даже, возможно — возможно, — начал использовать одеколон чаще. — давай не заходить слишком далеко, тут же дети, — кивнув на дверь, за которой скрылся намджун, усмехается юнги. чонгук улыбается, показывая мило выпирающие передние зубы и едва заметную ямочку. — я сделал чизкейк, между прочим. юнги замирает. — шутишь. где. — тебе все равно придется подождать, — фыркает чонгук, — не понимаю, с чего ты взял, что у тебя есть какие-то привилегии. тэхен устраивает вечеринку в честь новоселья слэш рождества, и ты подождешь, пока мы доберемся до его дома, обставим его наверняка маленький стол принесенной джин-хеном едой и заказанной от тэхен-хена, и только потом ты получишь свой десерт. — ты так жесток со мной, — юнги вздыхает, приобняв его за плечи, — но ты выглядишь отлично в красном и подтяжках, — он указывает на красный кардиган чонгука — в честь праздников — и подтяжки, которые ему внезапно захотелось надеть сегодня. чонгук улыбается, и как раз в этот момент показывается намджун, ворчащий о том, что «дети не должны учить его, что носить, я уже взрослый и могу делать, что хочу, черт подери», и выглядящий в сто раз лучше, чем до этого. — прошу тебя, все мы знаем, что чонгук здесь босс. — у меня уже есть одна мама, — намджун переводит взгляд на свой пискнувший телефон, закатив глаза, — мне не нужно три. — три? — одна из них — мой парень, вторая — твой. — лучше не зли джин-хена во время рождества, — на полном серьезе произносит чонгук, — он позвонил мне неделю назад и сказал попросить юнги убедиться, что ты не покалечишься, а затем написал сегодня утром, чтобы я позаботился о твоем внешнем виде. — так вот почему юнги обмотал меня пузырчатой пленкой пару дней назад. я думал, он просто устроил очередной розыгрыш. — ты обмотал его пузырчатой пленкой? — я мечтал сделать это очень давно, — провозглашает юнги. его взгляд говорит о том, что он совершенно серьезен. — но потом он застрял в дверном проеме и простоял там два часа, пока я не пришел, потому что он не взял с собой телефон. — о боже, намджун-хен. — слушай, юнги намотал ее слишком сильно, — хмурясь, отвечает намджун, — хорошо-хорошо, теперь я цел и невредим. давайте пойдем уже к тэхену — хен, у тебя есть его адрес? — да, я ждал тебя, — он берет вазу с кейк-попсами, а намджун забирает банку с печеньем. чонгук достает из холодильника чизкейк и отдает его намджуну. сам же он берет в руки остальную еду. — идем, идем, — поторапливает юнги, чмокнув чонгука в щеку, когда тот проходит мимо. / когда они добираются до места, дверь в квартиру тэхена оказывается открыта. чонгук заглядывает внутрь, с удивлением отметив, что место украшено больше, чем он думал. приятного кремового цвета стены покрыты различными строками из любимых песен тэхена и картинами. пол покрыт большим пушистым ковром, в центре стоят два дивана с кофейным столиком, также в комнате есть телевизор, письменный стол со своим стулом в углу. окна закрыты, темно-коричневые занавески отодвинуты в сторону маленькими застежками в виде санты; повсюду развешена мишура, рядом с диваном стоит маленькая елочка, ростом с чонгука. на ее верхушке сверкает золотая звезда, и вся она по-праздничному украшена различными игрушками, полароидными фотографиями тэхена, чимина, чонгука и сокджина; на столе и любой другой горизонтальной поверхности разбросан фальшивый снег, на стенах висят огоньки, создавая теплое уютное свечение. с потолка свисают переливающиеся под светом снежинки. — вау, тэхен превзошел сам себя, — задумчиво тянет юнги. спустя секунду откуда-то доносится грохот, затем чей-то незнакомый голос вместе с голосом джина. — хорошо-хорошо, ухожу! — тэхен выходит из, должно быть, кухни. он буквально весь светится, когда замечает их трио. — вау, вы только посмотрите! чонгукки, ты такой милашка! — руки прочь, — в шутку предупреждает юнги, когда тэхен заключает всех троих в крепкие объятья. он снимает с макушки ободок с оленьими рожками — который носил со вчерашнего дня — и водружает его на голову чонгука, комментируя в процессе, как хорошо тот сочетается с красным кардиганом. — мне нужно только найти тебе красный нос, и ты будешь нашим рудольфом, — с улыбкой изрекает тэхен. чонгук слегка трясет головой, и комнату заполняет звон бубенчиков. юнги давится воздухом, за что получает испепеляющий взгляд от младшего. — о нет, ты не снимешь это, — юнги хватает руки чонгука, когда тот тянется за ободком. — это так мило, что я сейчас умру. — юнги, — предупреждающе цедит чонгук. — прошу, позвени еще. — похоже на предсмертное желание, — бурчит намджун, когда юнги получает болезненный удар в плечо, хотя сам только и смеется — для него это больше похоже на котенка, вжавшего лапки ему в плечо, чем на удар. — отнеси это на кухню! — выкрикивает тэхен при виде загруженного едой намджуна. — как ты еще не уронил это, хен? — просто покажи мне, где кухня, засранец. они слышат сокджиново радостное «намджун!» из кухни, где спустя секунду показывается и сам старший и машет им, стоя за барной стойкой. дверь все еще открыта, и юнги с чонгуком разворачиваются в ее направлении одновременно, заслышав знакомый громкий голос, восклицающий: — вау! тэхен, такое ощущение, будто ты напился рождеством, а потом тебя вырвало на всю квартиру на следующее утро! — какое интересное описание, — не без иронии бросает юнги. тэхен, однако, принимает это как комплимент. он радостно подскакивает, по пути нацепив на юнги шапку санты клауса, а затем и ушки с омелой на голову чимина. тот осторожно касается их рукой в перчатке, выглядя слегка растерянно. — это кимбап? больше еды, да! юнги-хен, что ты принес? — себя, — бурчит юнги, — чонгук не позволил мне ничего готовить. — потому что ты бы приготовил рамен и назвал его праздничным блюдом. — я бы купил праздничную упаковку, знаешь ли. ту, на которой фотография звезд в рождественских свитерах: это достаточно празднично. — иу, хен, даже я знаю, что так нельзя, — чимин кривится, вручив чонгуку коробку с кимбапом, чтобы снять обувь. — тэхен-а! кто-то еще будет? — нет, насколько я знаю! — тогда я закрываю дверь! вы все теперь заперты в рождественской рвоте, чем и является квартира тэхена! — чимин замечает чонгука и расплывается в радостной улыбке, из-за чего его глаза становятся милыми щелочками. — авв, посмотри на себя! какой ты прелестный! ты теперь рудольф? — так не было задумано, — начинает оправдываться чонгук, но чимин затыкает его, начав щипать за щеки, как бабуля, и умиленно пищать. — это чонгук? я узнаю этот стиль! чонгук, ты здесь? голос сокджина позволяет чонгуку наконец высвободиться из чиминовых лап. юнги уже отыскал раскрытую банку с печеньем и теперь, по его же мнению, скрытно жует одно из них. чонгук со вздохом отстраняется от чимина. — да, хен, я здесь! на кухне красиво и просторно, хотя по величине она не сравнится с той, что у юнги и намджуна. все выглядит новым. все три конфорки использованы, а по кухонному столу разбросана куча разнообразных ингредиентов. намджун-хен пытается ухватить один из принесенных чимином кимбапов, но сокджин шлепает его по руке при каждой попытке. тэхен тоже на кухне, отодвигает в сторону три коробки с пиццей — как и ожидалось — и в целом ничем не помогает. рядом с ним стоит какой-то парень, радостно смеющийся над какой-то шуткой. он чуть ниже тэхена, но его улыбка самая яркая, что чонгуку когда-либо доводилось видеть. тэхен замечает его и восклицает радостно: — чонгукки! это мой партнер по танцам и сонбэ, чон хосок! хен, это наш младшенький, чон чонгук! разве он не милашка? чонгук разрывается между желанием заехать ему по лицу или сорвать этот глупый ободок с рожками, но вместо этого он лишь вежливо кланяется в знак приветствия. — очаровательный ободок, — с улыбкой отвечает хосок, — можешь уже звать меня хеном, давай подружимся, хорошо? немного растерянный, но не менее радостный услышать такое, чонгук улыбается. — хорошо! — у него пугающий парень, так что лучше будь осторожным, — заговорщически шепчет тэхен, — думаю, юнги-хен сейчас в гостиной, сидит на диване, набивая рот печеньем. чонгук, ты принял не лучшее решение, начав встречаться с помешанным на сахаре. — зато у меня всегда есть тот, кто будет тестировать мои новые сладости, — задумчиво тянет чонгук. сокджин уже успел выгнать намджуна из кухни и теперь переливает еду из кастрюли в блюдо, чтобы подать на стол. — к тридцати годам он станет колобком, состоящим по большей части из тортиков, — громко изрекает тэхен как раз в тот момент, как на кухню входит юнги, — ах, юнги-хен, как дела? я вас познакомлю… — двинувшись вперед, тэхен случайно задевает какую-то миску, и та бы уже упала, если бы не быстрая реакция хосока. к несчастью, заметивший это джин начинает бушевать. чонгук еще никогда не встречал кого-то более устрашающего, чем джин во время праздников. — вон, все вы, вон! всем, кто не собирается помогать, запрещено сюда заходить! чонгук, ты останься, ты единственный вменяемый человек здесь. — эй, — возмущается чимин. — если перед тобой не будет пошаговой инструкции, ты не способен даже яичницу приготовить — даже не спорь со мной, пак чимин. вон! — мой кимбап запредельно вкусный, — всхлипывает чимин, — это первый раз, когда я приготовил его, но иди к черту, он запредельный. чонгук заглядывает в контейнер с аккуратно нарезанными роллами. — это говядина? не думаю, что они так уж и хороши, хен. — я тебя убью, чон чонгук… — мы уходим, — провозглашает юнги, хватая чимина за локоть. чонгук, чувствуя себя немного мудаком, неуверенно машет ему, когда тот исчезает из виду. — зачем ты приготовил столько всего, хен, — изумленно спрашивает младший, осматривая уже три законченных блюда. — сейчас всего лишь…четыре часа, ты можешь расслабиться немного. — я хочу закончить к пяти тридцати, чтобы потом все красиво разложить, — сокджин вздыхает, принимаясь нарезать зеленый лук. — просто…это первый раз, когда мы все собираемся вместе, чтобы отпраздновать рождество, поскольку не сможем быть со своими семьями. я помню, во время рождества моя мама накрывала целый стол еды, и это было лучшей частью праздника. я просто не осознал, что сегодня уже сочельник, иначе подготовился бы заранее. ты принес с собой какую-нибудь еду? — все там, хен. не волнуйся, — чонгук указывает на принесенную им сумку. сокджин улыбается ему, и чонгук замечает, что, несмотря на усталость и слегка потрепанный вид, его лицо сияет счастьем; сокджин всегда наслаждался готовкой, нахождением еды, которая сможет собрать вместе большую компанию. это важно для него — собрать их всех вместе, за одним столом, семью и друзей. чонгук снимает кардиган, чтобы не испачкать, надевает фартук и достает из кухонного ящика заколку, чтобы убрать челку. — просто скажи, что я должен делать, — заявляет младший, чувствуя приятный прилив тепла в груди от объятий сокджина. сокджин, после чимина, был первым, кто всегда призывал его следовать своим мечтам. когда он открыл кондитерскую после окончания кулинарной школы, то пригласил чонгука на работу, сказав, что никому другому не сможет доверять так же сильно в ведении бизнеса вместе с ним. чонгук, тогда еще семнадцатилетний мальчишка без каких-либо идей, как жить и зарабатывать деньги на школу, почти расплакался и принял предложение с радостью. даже его отец доверяет сокджину заботу о нем, хотя после смерти матери чонгука сам не мог справиться с этим. мысли о маме заставляют его на миг замереть, прекращая перемешивать курицу со специями. он не вспоминал о ее смерти целый год, с прошлого рождества. в груди скребется чувство вины — после ее смерти прошло так мало времени, и кажется…кажется, что он уже готов забыть о ней. чонгук опускает взгляд и возвращается к работе, вспоминая, как его мама делала то же самое, когда была дома. он любил сидеть за столом и наблюдать за ее аккуратными движениями, пока она резала лук и имбирь, и гадая, как у нее получается никогда не порезаться. — конечно, у меня было такое, — она смеялась, тыкая его пальцем по носу, — но я продолжала практиковаться, пока мои навыки не улучшились. именно так ты и добиваешься всего — даже если у тебя что-то и получается не очень хорошо, ты продолжаешь практиковаться, пока не сможешь. прямо как вы с папой постоянно практикуетесь печь торты, да? чонгук закатывает рукава и прижимает влажное полотенце ко лбу сокджина. возможно, рождество делает его немного сентиментальным, но он не знает другого способа, как отплатить сокджину за все, что он сделал. судя по его взгляду, он понимает. джин гладит его по плечу, и они возвращаются к работе. на самом деле чонгук просто выполняет легкие поручения, например, измеряет количество ингредиентов, размешивает, проверяет температуру стоящих на плите блюд, напоминает, когда нужно их убрать с плиты, и достает для сокджина необходимые ингредиенты из холодильника. время от времени появляется кто-то из парней и пытается надоедать, спрашивая, когда они закончат (намджун), можно ли попробовать (чимин) или могут ли они чем-то помочь (тэхен). юнги наведывается пару раз, пытаясь тайком украсть из холодильника парочку кейк-попсов, но джин оказывается намного страшнее чонгука и относится к этому так, будто юнги пытается украсть важные бумаги и передать их врагу. кроме чонгуковых печенья, торта и попсов, джин также принес с собой бисквит с ванильно-лимонным кремом и скрученные пончики, один из которых чонгук по-быстрому съедает — он очень любит скрученные пончики — и хосок, как выясняется, принес булочки с пастой из красных бобов из другой кондитерской (— тебе не стоило делать этого, — кладбищенским шепотом произносит тэхен, — у нас здесь уже есть два пекаря, и они очень ревностно относятся к чужим сладостям. хосок просто пялился на десертный стол с изумленным выражением лица). также у них есть имбирное печенье, которое как раз остывает, и желе. чонгук делает перерыв, выходя из кухни в испачканном фартуке, но — к счастью — с чистой одеждой. юнги улыбается ему со своего места на диване, с которого он явно не двигался совсем, уже привыкший видеть чонгука в фартуке. чимин радостно машет ему, сидя рядом с хосоком. чонгук с интересом подмечает, что он сидит слишком уж близко к старшему, слушая его истории с неподдельным интересом и громко смеясь над каждой его шуткой. ну и хорошо, думает про себя чонгук. тэхен, хосок, чимин и намджун играют в какую-то карточную игру, сидя на полу, пока по телевизору идет какое-то рождественское шоу. он осознает, что сейчас выступает та группа, с которой работает юнги. чонгук садится рядом с юнги и треплет его волосы, наслаждаясь их шелковистостью. — гордишься ими? — очень, — отвечает юнги, приглаживая мятные пряди. он складывает руки на груди, и чонгук засматривается на его широкие плечи, руки, спину, расслабленную позу. — мм, у тебя морковка в волосах, детка. — каким образом… юнги достает из его волос кусочек морковки. из того же места рядом с ухом, откуда чимин в тот раз достал кусочек крекера. юнги шутливо ударяет морковкой его по носу. — у тебя всегда в волосах застревает какая-то дрянь; я честно понять не могу, как ты умудряешься. чонгук вздыхает, чуть оттягивая свою сережку — нервная привычка, когда нечем занять руки. — хочешь горячий шоколад, юнги? — я хочу горячий шоколад! — восклицает чимин, подняв руку в воздух. его недавно покрашенные в рыжий волосы слегка подпрыгивают от резкого движения. — с маршмеллоу, пожалуйста. — если он получит шоколад, то я тоже хочу, — встревает тэхен. намджун согласно кивает головой. — раз уж на то пошло, я попрошу сокджин-хена приготовить его после ужина, — сообщает чонгук. — юнги, хватит красть печенье, я знаю, что ты уже съел пять штук. — намджун съел шестнадцать! — это ложь, мин юнги. — не смей спорить, маленький говнюк — я видел, как ты запихивал их себе в рот еще в нашей квартире. — ты постоянно получаешь печенье! я просто хотел парочку! — нахмурясь, бурчит намджун. — разве сокджин-хен не приносит тебе сладости, намджун-хен? — растерянно спрашивает чимин. намджун бурчит что-то себе под нос. звучит очень похоже на «он считает, что я ем слишком много, поэтому больше не приносит их домой». — какая жалость, — тянет юнги самым своим сожалеющим тоном. когда чонгук задумчиво мычит, он тут же подбирается. — нет, нет, нет, почему ты звучишь так, будто подумываешь сделать то же самое? — я уверен, что у тебя сахар в крови подскочил очень сильно, юнги. — это не моя вина! — именно поэтому мне стоит прекратить приносить тебе сладости, — чонгук игриво поглаживает его по животу, — будем избавлять тебя от сахарной зависимости. чимин смеется над обреченным выражением на лице юнги. / уже ближе к шести чонгуку наконец удается заставить сокджина покинуть кухню. они оставили последние парочку блюд кипеть на медленном огне, все остальное уже разложено на столе вместе со всеми столовыми приборами, десерты разложены на отдельном маленьком столике. чонгук кладет рядом с тарелкой каждого из гостей палочки, пока джин умывается. он уже успел умыться и надеть обратно свой кардиган и, с некоторым сомнением, ободок с оленьими рожками. остальные играют во всякие глупые игры, вроде стоять на газете, пока кто-то из вас не упадет, всяких игр на скорость, и караоке. чимин и тэхен поют какую-то песню, нарочно то повышая свои голоса до писка, то очень сильно понижая, чтобы попадать в ноты. намджун, слегка фальшивя, спел американскую рождественскую песню, а юнги до него пропищал как можно более тонким голоском какую-то народную песню. к приходу чонгука микрофон уже оказывается в руках хосока, который читает рэп — вполне неплохо — под какую-то популярную песню. юнги и намджун оба кажутся увлеченными его читкой. затем происходит импровизированный танцевальный баттл между хосоком и тэхеном, во время которого те крутятся вокруг друг друга. хосок в конце делает какие-то крутые танцевальные движения, за что получает громкое восторженное улюлюканье, и чимин, до этого лишь восторженно хлопающий его умениям, присоединяется к нему в неком подобии танца. чонгук замечает, как впечатленно хосок наблюдает за движениями чимина, которые тот частенько практиковал с чонгуком — он всегда мечтал тоже научиться танцевать, хотя и затруднялся попадать в ритм. тэхен затягивает его к ним, и бубенчики на его рожках звенят с новой силой, когда они просят его потанцевать. из колонок играет какая-то совсем не рождественская песня, но чонгук все равно позволяет себе отдаться мелодии, давая телу двигаться самому. хосок выкрикивает громкое «о, ты хорош!», прежде чем присоединиться к нему, и затем внезапно они уже танцуют все вместе, успев предусмотрительно отодвинуть подальше кофейный столик. чонгук всем сердцем надеется, что соседи снизу не захотят их убить. где-то в середине танца юнги хватает его за талию и тянет на себя, после чего они делают что-то вроде танца парочки, по очереди кружа друг друга и пытаясь станцевать танго. намджун и джин — те, кто серьезно…не умеют…танцевать — стоят в стороне, делая какие-то странные движения локтями, пока остальные трое полностью отдаются музыке. даже когда песня сменяется, они продолжают танцевать. — ах, ах, давайте остановимся, — выкрикивает чимин, начиная задыхаться, — о боже, мой пресс! — мои ноги как желе, — тэхен трясет ногами, как будто те и вовсе ему не принадлежат. — юнги, где твои очки?! — думаю, этот мелкий засранец пак чимин смахнул их с моего лица. — так нечестно, хен, ты даже не знаешь наверняка! — они на диване, — чонгук берет нашедшиеся очки и аккуратно водружает их юнги на переносицу и, поддавшись рождественскому духу и скачку адреналина в крови от всех этих танцев, наклоняется вперед и коротко чмокает юнги в нос, отстранившись с горящими щеками. юнги растерянно моргает пару раз, но затем его выражение сменяется на более радостное, хотя чонгук отчетливо видит на его щеках легкую красноту. внезапно слышатся громкие возгласы чимина и тэхена, имитирующих рвоту; юнги швыряет в них подушкой. — заткнитесь, вы оба. у меня есть милашка парень, и я буду получать все его милые поцелуи. — так странно слышать это от тебя, — комментирует намджун, имитируя низкий баритон юнги, — у меня есть милашка парень. — хочешь сказать, у тебя нет? — сокджин толкает его в плечо, очевидно, имея в виду в себя. намджун тут же подбирается, принимаясь судорожно извиняться. — давайте есть, — ноет чимин, — еда, еда, еда! — все уже на столе, только помойте руки. — еда! — выкрикивают в унисон чимин с тэхеном, сбегая в сторону ванной. — один из них мог бы помыть руки на кухне, — фыркает юнги. чонгук слабо пихает его в плечо и указывает на стул, чтобы он сел. — ты обязан попробовать все, потому что я помогал это готовить. — можно я просто получу свой чизкейк? — ворчит юнги, но покорно садится за стол. требуется немного времени, чтобы все смогли наконец собраться, но у них получается. ничего не ломается, к счастью; сокджин теребит рубашку намджуна, пока тот не сдается, заправляя ту в штаны, юнги кладет руку на стул чонгука, и младший с готовностью льнет ближе к нему; тэхен и чимин дурачатся, брызгая друг на друга водой, а хосок освещает их своей яркой улыбкой. на столе столько еды, что чонгук даже на минуту задумывается, не переборщил ли сокджин с количеством, но затем он замечает, сколько еды уже успел положить себе на тарелку намджун и предполагает, что все будет нормально. в том же положении еще и чимин, постоянно набивающий щеки едой и походящий из-за этого на хомяка. когда приходит время десерта, юнги в одиночку съедает три куска чизкейка и два кейк-попса. чонгук тайно ворует себе еще парочку скрученных пончиков. намджун сметает все сахарное печенье, а хосок, в конце всего, буквально молит чонгука сделать еще чизкейк, уже успев заделаться фанатом его выпечки. тэхен достает откуда-то омелу и начинает поочередно держать ее у всех над головами — дважды над сокджином и чонгуком, за что чонгук получает несколько привычных поцелуев в висок. он старается больше не держать ее над юнги и чонгуком после третьего раза, когда юнги достает это до такой степени, что он вовлекает чонгука в далеко не невинный поцелуй, уж точно не предназначенный для лишних глаз. один раз под раздачу попали намджун с чимином, и все дружно посмеялись над попытками чимина, встав на носочки, дотянуться до щеки намджуна. после под омелой оказались хосок и чимин — с подозрительно невинно выглядящим тэхеном, — которые поделили несколько неловких поцелуев в щеку. в итоге чимину удается выкрасть у него омелу, после чего он тянет тэхена за собой и сажает рядом с юнги, придерживая ту над их головами. убийственный взгляд юнги заставляет обоих буквально отлететь куда подальше, наплевав на традиции. чимин подходит к чонгуку и, указав на омелу, с самым что ни на есть невинным выражением лица выпрашивает поцелуй в щеку, которым чонгук его с осторожностью одаривает — он уже привык к тому, что чимин любил дразнить его, выпрашивая поцелуи, еще с детства. тэхен тоже подходит к чонгуку вместе с омелой и с совершенно серьезным лицом указыват пальцем на свою щеку. чонгук, стараясь сдержать смех, дарит короткий чмок и ему. — не знаю даже, что чувствую по этому поводу, — задумчиво тянет юнги после того, как тэхен радостно убегает, — мне не особо нравится на это смотреть. — они просто близкие друзья, — смеется чонгук. — скажи это моей голове, — сообщает юнги. он тянет младшего за рукав, пока тот не валится ему под бок. чонгук зарывается носом ему в грудь и прикрывает глаза; в комнате все еще сильно ощущается запах еды, перемешанный с запахом горячего шоколада, который готовит сокджин, и сладостей. атмосфера теплая и счастливая. юнги тоже пахнет очень приятно, как будто кто-то облил его любимым одеколоном чонгука (который, по сути, является одеколоном юнги), и все это напоминает ему о доме. он представляет, что бы сказала мама. была бы она счастлива, зная, что он празднует рождество с теми, кто любит его, кто важен для него? или она бы злилась, что он не остался с отцом после случившегося или не контактировал со своим братом, который в армии, столько времени? чонгук не знает. громкие голоса и смех на фоне приглушаются, и чонгук приобнимает юнги и жмется чуть ближе. — мне стоит позвонить хену. юнги не отвечает сразу, но и не делает попыток подвинуть чонгука, позволяя наслаждаться комфортной позой. — да? — да. и…и отцу тоже. я должен поддерживать связь. даже после того, как ушел. юнги запускает пальцы ему в волосы в успокаивающем жесте. — ты ушел ради себя, и это совершенно нормально. они поймут. и даже если нет, они любили тебя так много времени — как они могут перестать? — мы пережили слишком много боли после смерти мамы, юнги, — негромко произносит чонгук, вспоминая всю ту боль, всю ту скорбь. — тебя сложно перестать любить, чонгук, — мягко произносит юнги, — поверь мне, я знаю. чонгук поднимает на него удивленный взгляд. юнги улыбается ему, и он выглядит не так, как год назад, когда они встретились — да, он все еще бледный, и да, он сменил цвет волос, но он выглядит менее уставшим. теперь его лицо будто просветлело и взгляд смягчился, и то, как он смотрит на чонгука, как будто тот является для него всем миром. чонгук улыбается и тянет его вниз для поцелуя. это рождество было классным, лучшим за долгое время.