***
Когда Тони было девять, она окончательно забросила идею найти соулмейта. У каждого вокруг нее были небольшие отметины, доказывающие, что их соулмейт существовал, а у нее никогда не было ни одной. Никто ведь не может быть настолько аккуратным? У неё даже никогда не было разбитых коленок, хотя абсолютно все когда-нибудь да падают. И Тони нашла единственное разумное объяснение: у нее соулмейта нет. И она приняла это. И смирилась. Вот только наблюдать, как друзья стараются сравнить свои отметки с метками одноклассников, чтобы выяснить, вдруг кто-то из них — соулмейт, было больно. Правда, соулмейта пока никто так и не нашел, но у них хотя бы был шанс. У Тони же этого шанса не было. День Святого Валентина — худший день. Учительница третьего класса прочитала им историю о двух соулмейтах, ищущих друг друга по всей стране, а затем сказала всем нарисовать, как, по их мнению, выглядит их соулмейт. Тони поставили двойку и отчитали после уроков, потому что задания она не выполнила. Тони не сказала учительнице, что у нее соулмейта нет. Ей было интересно, сколько же людей своего соулмейта находят. Она знала, что большинство взрослых свою родственную душу так и не встретили. А ведь она все еще может найти свою любовь. Только они не будут соулмейтами. В ту ночь, когда девочка уже лежала в кровати, началось жжение в области спины. Поначалу она этому не придала большого значения: её одежду не стирают с ополаскивателем, поэтому иногда начинается зуд. Только вот сейчас это на зуд похоже не было. И как только Тони это поняла, она выпрыгнула из кровати и побежала в ванную. Девочка стянула с себя ночную рубашку и забралась на крышку унитаза, чтобы рассмотреть спину в зеркале. И её сердце заныло, когда на своем теле она увидела красный отпечаток от ремня. Ей был знаком это знак, вот только не на своей собственной спине. Это выглядело просто ужасно, и Тони сочувствовала своему соулмейту. У нее был соулмейт. Наверное, она должна была быть счастлива — она всегда была уверена, что была бы счастлива, если бы у нее был соулмейт — но она не была. Ей было плохо. Это явно не то, чего она так хотела. Не царапины на коленях и не синяки на руках, как у всех остальных детей. Тони переживала, в порядке ли её соулмейт.***
Тони было четырнадцать, когда происходящее вокруг стало просто невыносимым. Её отец пытался вернуться обратно в её жизнь, а дядя больше не собирался с ней разговаривать и продолжал её избегать. Все потому, что Тони нравились девочки. Фэнгс людей наподобие её отца называл недалекими. Тони провела ночь у Фэнгса дома, и они спали на одной кровати. Впрочем, их это мало заботило. Посреди ночи она нашла долгожданное облегчение, лезвием бритвенного станка сделав порез на задней части лодыжки. Тони не думала ни о ком в этот момент. Не думала о белых полотенцах матери Фэнгса, которые она запачкала, или о том, что кто-то может увидеть её в ванной. Не думала о своём соулмейте, на теле которого этот шрам тоже непременно появится.***
Шестью днями позднее Тони о своем поступке в ванной Фэнгса пожалела. Нет, не из-за разговора, которому она подверглась, когда мама парня заподозрила что-то неладное, и даже не из-за озабоченных взглядов друзей. Все из-за ужасного чувства жжения в руке. Они сидели на английском. Уроки были скучными, и учитель редко занимался преподаванием, потому что в классе всегда царила анархия. Поэтому Тони использовала это время на куда более нужный сон. Почувствовав жар в руке, она засучила рукав. Тони не чувствовала этого жара и не получала никаких отметок с девяти лет. Иногда она вообще забывала, что где-то снаружи у нее есть соулмейт. Когда она задрала рукав, то тут же увидела три ярко-красных линии на запястье. В этот раз было намного больнее, чем в прошлый, и Тони подозревала, что эти шрамы не затянутся, как предыдущий. Девочка, сидящая спереди, бросила на нее сочувствующий взгляд. Тони чувствовала себя виноватой, словно это она подала соулмейту идею. С этого дня появление очередной красной отметины уже не казалось чем-то необычным. Периодически Тони хотелось, чтобы её соулмейт вообще больше не оставлял никаких отметок — как раньше. Тогда не было так больно.***
В пятнадцать лет Тони задумалась, останется ли у соулмейта шрам от её тату Змеев. Надеялась, что нет.***
Когда Тони было шестнадцать, в течение одной недели казалось, что чувство жжения не прекратится уже никогда, и всё новые красные метки появлялись на ее запястьях и на внутренней стороне бёдер. Она не знала, что делать. Не знала, должна ли она кому-то сказать. И что бы она вообще тогда сказала? Что бы сделала? Она спросила у друзей, оставляют или их соулмейты какие-то шрамы. И ни у кого не было ничего даже близко стоящего к тому, что происходило с ней. У Фэнгса остался шрам на локте, видимо, после операции, и царапина за ухом, у Пи — уже знаменитый шрам после удаления аппендицита и несколько следов от ветряной оспы. Тони показала им свои шрамы. Кажется, у Фэнгса на глазах выступили слезы, а Свит Пи выдавил из себя грустную улыбку, прежде чем эти двое заключили её в крепкие объятия. Они сказали, что Тони не должна была затягивать так долго. Что она должна была сказать им. В этот день они ночевали вместе. Парни помогали Тони наносить на кожу смягчающий крем каждый раз, когда проявлялись новые следы. Казалось, всё это не прекращалось безумно долго. Они втроем сидели на кровати Свит Пи, прислонившись к стене и крепко обнимая друг друга.***
Тони была одна, когда почувствовала такое знакомое жжение в очередной раз. Казалось, на две недели всё прекратилось, и Тони была счастлива. Она думала, что все наконец закончилось. Она была слишком оптимистичной. Тони не могла больше терпеть. Как её соулмейт может вытворять такое с собой? Как он может так сильно страдать? Неужели никто не в состоянии ему помочь? Жжение усилилось: сильнее, чем когда-либо прежде. Это было не более чем раздражение, но она не могла с этим смириться. Тони выбежала из трейлера: внутри стало слишком жарко. Холодный зимний воздух больно бил по коже: тоненькая ночная рубашка, в которой она спала, не подходила для подобных прогулок. На краю террасы она наткнулась на наполовину распитую бутылку пива. Не думая дважды, Тони разбила её об пол. Запах алкоголя тут же осел в воздухе, ударив в голову, но её это мало волновало. Она подобрала с пола осколок — тот, который смогла разглядеть в лунном свете. Задрала рубашку чуть выше бедра и воткнула его в себя. Тони не чувствовала боли. Не чувствовала багровых капель, стекающих по ноге. Все, что она могла чувствовать — ужасное жжение. Позже, когда кожа успокоилась, она вырезала на бедре сердечко. Возможно, это поможет соулмейту понять, что кому-то не все равно.***
Тони волновалась, когда переходила в высшую школу Ривердэйла. Школа южной стороны была ее домом, но, боже, она была просто отвратительной. А здесь у нее больше шансов. Здесь она сможет продвинуться куда-то дальше подработки барменом. Ей не следовало так удивляться при виде пафосных чопорных принцесс Ривердэйла, тотчас же задравших носы при их появлении. Она знала, кем была одна из них, весь город знал. Рыжеволосая королева. Шерил Блоссом. Тони она не нравилась. Блоссом была той еще сучкой, слухи о которой давно превратились в легенды. И Тони не нравилось, что она была до абсурда привлекательной.***
Тони думала, она была одна в раздевалке. Она занималась в школьном спортзале после уроков, и платить за это ей не приходилось. Тони знала, что у Лисичек в это же время проходила тренировка, поэтому раздевалка была еще открыта. Она тщательно отследила время и подождала минут пятнадцать после окончания тренировки, прежде чем направиться в раздевалку и принять душ. Напор воды оставлял желать лучшего (хотя явно был сильнее, чем в трейлерах Южной стороны), поэтому Тони слышала всё, что происходило снаружи. И она выключила воду практически сразу. До её слуха донеслись всхлипы, как будто кто-то плакал. Чувствуя себя немного неловко, Тони насухо вытерлась и оделась, прежде чем направиться к выходу. И сразу ей в глаза бросились чьи-то рыжие волосы. Несмотря на то, что количество рыжеволосых в Ривердэйле было точно выше среднего, она практически сразу поняла, кто перед ней. Она знала, что должна бежать, и разум подсказывал то же самое. Но сердце говорило иначе. К сердцу Тони всегда прислушивалась. Глупое сердце. — Эй, ты в порядке? — позвала она, крепко сжимая лямки рюкзака. Тони была готова сбежать, если ситуация изменится. Шерил сидела, глубоко погруженная в себя. — Уходи, — приказала она, и в её голосе явственно прозвучала злость. Мозг подсказывал Тони бежать прямо сейчас. Она старалась повиноваться изо всех сил, ведь Шерил, в общем-то, не была её другом. Но Тони всегда слушала сердце. — Что-то случилось? — она попыталась снова, и девушка шмыгнула носом. Тони вздохнула и прошла вдоль шкафчиков, чтобы присесть рядом. — Я понимаю, сейчас, возможно, слишком многое происходит в твоей жизни. Должно быть, это тяжело, — сказала Тони, смотря прямо на нее. Шерил усмехнулась и закинула одну ногу на другую. — Мягко сказано. Тони кивнула. Она понимала. — Ты можешь поговорить со мной, если хочешь. — Я лишь отталкиваю всех, — Шерил прошептала так тихо, что Тони едва её расслышала и нахмурилась. — Что? Это не так, — возразила она. — Это так, — Шерил продолжала, — даже моя мама так считает. — В таком случае, она монстр. — Так и есть, — Шерил кивнула, — но она права. Блоссом плотнее сомкнула колени. Тони опустила глаза на пол, но что-то зацепило её взгляд. Рубашка Шерил сидела на ней свободно и открывала бледный небольшой участок кожи. На бедре было выжжено красное сердце. Точно такое же, как у Тони. У неё перехватило дыхание. Шерил Блоссом была ее соулмейтом. — Меня никто не полюбит, — прошептала Шерил, — я всех отталкиваю. — А что насчет твоего соулмейта? — спросила Тони. — Мой соулмейт не захотел бы меня знать, — произнесла Шерил, будучи абсолютно уверенной в своих словах. — Уверена, что захотел бы, — парировала Тони, — может, он уже узнал. Шерил подняла на нее взгляд, который медленно по ней проскользил и остановился на запястьях. Тони была уверена: она их узнала. — Смогла бы ты простить своего соулмейта за это? — спросила Блоссом, указывая на горящие шрамы, украшающие её руки. — Конечно смогла бы, — без промедления ответила Тони, — они никогда меня особо не беспокоили. — Даже если они навсегда изуродовали твое тело? — хрипло переспросила Шерил. — Даже если они изуродовали мое тело. Я тоже подобным занималась. Это так и работает. — Я уверена, твой соулмейт сожалеет. Может, она была вне себя, она или… я имею в виду, он — он не думал о своем соулмейте, когда все это делал. Тони лишь улыбалась, пока Шерил выдавливала из себя эти слова. — Я понимаю, — сказала она, накрывая рукой ладонь Блоссом. Они на мгновение пересеклись взглядами, прежде чем Шерил вновь опустила взгляд на её запястье. Тони наблюдала, как та закатывает рукав, открывая шрамы, точь-в-точь совпадающие с её собственными. Шерил встретилась с ней взглядом, и в глазах обеих стояли слезы. — Мне кажется, я могу быть твоим соулмейтом, — едва слышно произнесла она. — Мне тоже так кажется, — прошептала Тони. — Мне так жаль, — сказала Шерил, и крупные слезы покатились по ее щекам. Тони лишь обняла её: — Мне тоже. — А ведь ты заставила меня остановиться. Твое сердечко, оно заставило меня остановиться. Тони всегда слушала свое сердце. И оно совершенно точно принадлежало Шерил.