***
— И чего тебе ещё надо было? — вежливо-неуместно интересуется Лапис. Циннабар на свою бедную голову зашла за учебником химии, и тут понеслось. — Как вы меня достали, — Циннабар озвучивает очевидное. Но то верно — она всего неделю как официальная пара Фос, а уже даже Конго-сэнсэй и Рутил весь мозг ей проели. Она чудом углядывает за длинными волосами Лапис сигарету, спрятанную за ухо, и жестом торгуется за правду. Что делать с махом заполученной сигой, Циннабар не знает, просто вертит в пальцах по привычке, ибо Фос запретила ей смолить. Ну что за жизнь. — Я, наверное, тупо не встречабельная, — выкладывает Циннабар начистоту десятью минутами позже. Они с Лапис ныкаются за углом спортзала, пока солнце высоко и никто их не видит. В обратку Лапис оглядывает её сверху вниз и хмыкает неопределённо, прикусывает нижнюю губу. Циннабар понимает, что означают такие томные, текучие взоры, но предпочитает прикинуться шлангом. Химия за третий курс в её руках новенькая и пахнет типографией. — А по-моему — вполне, — Лапис Лазули делает ход. Она курит красиво, затягивается тонко, по-девичьи — золотые цепочки на запястьях, на шее. Блики индиго, блестящие штанги в языке, на уздечке. И всё равно — нет, нет, блять, фу. Ни в какой параллельной вселенной, ни в одном измерении Циннабар на её взгляд не ответит. — Не знаю я, — Циннабар прислоняется спиной к нагретой шероховатости стенки и секунду думает, что знает. Следующую — что Лапис знает. — Отношения всякие. Пиздос как сложно. Не делать то, не ходить туда, сюда. Всегда вместе. Хоть и хочу этого не меньше. — Любишь Фос, да? — Лапис смазывает пепел о штукатурку и стирает фиолетовую помаду с фильтра. Порой в таком её голосе Циннабар действительно мерещится горечь, как у человека, который крупно ошибся однажды или свернул мимо по глупости. — Люблю, — пылко выплёвывает она, и отчего-то рот ей заливает теплом, и сердце порхает там, где у нормальных баб сиськи. Лапис трогает свой высокий хвост и вздыхает почти театрально. Циннабар верит её пушистым ресничкам и хитрому прищуру. — Хорошо, — а что хорошо, Лапис не сознается. Циннабар отдаёт ей помятую целёхонькую сигарету и поднимается с насиженного приступка. — Занесёшь потом учебник. На прощание Лапис чуть сжимает её плечо порезанными бумагой пальчиками и не оборачивается.***
Через месяц Циннабар практически полностью свыкается с этим «встречаемся». Фос ни много ни мало потрясающая, заботится о ней лучше приёмных родителей, покупает ей сладости, заставляет смывать мейк вечерами и поправляет её одеялко ночами. — Останешься? — Циннабар почти не спрашивает, просто бубнит что-то там себе под нос, и Фос садится к ней и наклоняется, чтобы чмокнуть в лоб. На рассвете Циннабар просыпается, чтобы поставить их телефоны на зарядку. В программу всё включено: прогулки, но не с динозаврами, хотя на Циннабар как посмотреть. Прикольные штучки на др и просто так, от запонок на форменную блузку с мордашкой Стивена Юниверса до белоснежных лакшери тональников и самоцветов на подвесках. Циннабар аж напевает на парах и лыбится малахольненько. Обсидиан и Непучи запускают в тамбе тэг #cinnaphos_phosushinsha_is_mah_life. Фос тоже девственница, и они обе возятся на постели неловко первое время, а потом навёрстывают с космической скоростью. Фос гладко скользит языком во рту Циннабар, ласкает сосочки, целует невесомо ключицы и меж грудей, и Циннабар задыхается под ней, разводит бёдра шире и матерится сквозь зубы. Они никуда не торопятся и вместе с тем изучают друг друга, как по страницам пальцами водят и всматриваются влюблённо в изгибы и родинки. Больше всего Циннабар заходит орал, но она до последнего не сознается — у Фос какой-то пунктик на мокрые поцелуи в душе, и всё вскрывается случайно в шестьдесят девятой. Фос сильная, приподнимает её над полом и гладит бережно по спине, нависает над ней сверху — у Фос задница что надо, и Циннабар закрывает глаза и открывает рот. Она податливая и пресная на вкус, стонет сверху и мнёт легонько худые циннабаровы ляжки, дует легонько на порез от станка на её лобке и выцеловывает цветочные узоры по клитору. От куни Фос не оторвать, и Циннабар остаётся только поспевать снизу. Вообще-то на пассива она не подписывалась, но, блять, это так классно, и так приятно, и она мычит что-то в вагину Фос с полным ртом слюны и кончает, стоит Фос засунуть в неё палец. Когда она проделывает то же самое, сама Фос придавливает её всем весом и обмякает, дёрнувшись последний раз и изогнув влажную спинку. Полотенца путаются в ногах и благополучно сталкиваются в бездну бельевой корзины. — Шинша, — зовёт Фос из-под подушки чуть позже, пока они обе восстанавливают дыхание и набираются сил для следующего раза. — Ты как? — Охуенно, — констатирует Циннабар. Оно и видно. Фос всегда такая приставучая и гиперчувствительная после оргазма, и Циннабар тыкается носом ей в живот и позволяет обнять себя сильно-сильно. — Я люблю тебя, — говорит Фос. Прям как в дурацких мыльных сериалах, пиздарики как неумело, как робко. Как интимно и хрупко в вечерних сумерках. — Я люблю тебя, — тут же эхом вторит Циннабар. Она по-настоящему этим живёт вот уж год как, она действительно излучает эту любовь и моргает через раз в такие нежные моменты, и Фос улыбается счастливо и отводит прилипшие пряди с её лба. Позже они делают английский, и, пока Фос разглагольствует на тему, почему им просто необходимо завести ахатин, Циннабар одновременно летает по комнате, собирая шмотки в стирку и терпеть не может животных, ну. Как ребёнок, право. В конце концов, она тоже должна что-нибудь запретить Фос. В отместку за мучительную ломку без табака. И, разумеется, Фос покупает ахатин — одну поменьше называет Вентрикосус, а вторую, чёрную — Акулеатус. Циннабар, не скрываясь, крутит пальцем у виска, стучит по аквариуму. Улиток оставляют.***
С началом нового семестра все резко от них отстают: у Падпараджи и Рутил шуры-муры поинтереснее, поразнообразнее, есть куда сплетничать. Циннабар свыкается с реальностью быстрее, чем ожидала. Звонит Кварц после пар, пока Фос намывает полы у себя и кормит улиток. Они толком не общались эти полтора года, потому что Кварц не вылезала из библиотеки, оберегаемая Лапис, но почему-то Циннабар чувствует себя обязанной. Кварц ушла после зимней сессии. — Как дома? — Циннабар старается звучать ненастойчиво, но получается как всегда — буквально слышит неозвученный вздох Кварц и полуопущенные веки её. — Скучаю по вам, по брату, — шелестит она в трубку. Каирнгорм на фразы скупой, но Алекс всё ж вытянула из него, куда Кварц устроилась после колледжа. — Как с Фос? Циннабар спотыкается на полуслове и выразительно молчит, и Кварц издаёт короткий смешок — точь-в-точь Каирнгорм. Аж триггерит. — Спасибо, что позвонила, — Кварц всегда так прощается. Как будто никто ничего ей не сообщил, каждый на свой лад, как будто в их конфу случайно не пересылают всяческие слухи, самые свежие, ещё тёпленькие. Будто и впрямь Кварц хочет вернуться когда-нибудь. — Пиши, — открыто просит Циннабар за миг до того, как сбросить. Циннабар мысленно видит бесцветные глаза её и талый снег в тоне голоса. Через минуту Фос врывается в их комнату, а Циннабар лежит на полу и торопливо печатает на телефоне, ей не показывает. В итоге затевают уборку и здесь и вечером смотрят корейскую «Служанку».***
В день, когда у фосовых улитищ рождается потомство, вся общага на ушах стоит. Сфен и Перидот складывают самолётики из бумаги и запускают со стульев, сумасшедшие. Мелон и Гемимо пытаются навести порядок, разгоняют их, но сами падают на диван и мёртвой хваткой вцепляются в приставку. Фос колдует на кухне — типа праздник, лол, значит, надо что-то сварганить. На логичный вопрос Циннабар о том, почему нельзя празднично заварить бичку или пельметосы пожарить, Фос надувается и клюёт её в щеку, просит подождать немного на лоджии, что из кухни ведёт. Циннабар подчиняется. В воздухе уже невыносимо воняет горелым. На лоджии у окна нараспашку стоит Каирнгорм — смеркается, и в оранжевых закатных лучах он похож на белую статую. Каирнгорм привлекательный. Такое прям открытие, ага. — Шинша, — он кивает Циннабар, чтобы, видимо, задеть хоть как-то, но Циннабар внимания не обращает на подхваченную у Фос кликуху. Не в этот раз. — Айо, бандит, — это такая игра, Циннабар в курсе правил. Кто первый психанёт в компании другого, тот и лох конченый. В гляделки Циннабар равных нет, но вот терпимости она только учится, а всё благотворное влияние Фос. Каирнгорм шуршит пачкой Seven Stars и соблазнительно щёлкает зажигалкой — назло Циннабар, пидор. Циннабар в завязке с прошлого года, когда Фос ещё только-только осваивала дорогу к её слабому сердечку, но у неё чешется в горле и зрачки жирные при виде ровных рядков фильтров и искр на кремушке. — Сестре звонил? — строжится она. Это забавно: Кварц наказала ей присматривать за Каирнгормом, Каирнгорм — за Фос. Фос сама себе нянька, но тоже беспокоится за Кварц, фотки шлёт милые, передаёт подарочки. Прелесть, обрыгаться можно. — Да, она на работе была, — ледяные пустыни на лице Каирнгорма смягчаются, плавятся, и он весь уязвимый, расслабленный. Хрустальный, прекрасный, немного печальный. Циннабар устраивает. Каирнгорм тоже потрясающий. Порой она подозревает, что Каирнгорму много-много веков, даже тысячи лет. Что он всегда тут был, едкий и язвительный, всегда тут стоял, укрытый и загороженный затмением, даже когда ни Циннабар, ни Фос и в помине не было. В общаге Каирнгорм редко ходит по пояс обнажённым — а сегодня да. Обычно всегда под горло застёгнутый, рукава аккуратные, сдержанные цвета, всё по классике. Это Падпараджа — эксгибиционист местного разлива, распиздяй простыми словами. — Фос караулишь? — Циннабар отшагивает чуть в сторону и смотрит вниз — на площадке перед медузьим прудиком Дайя и Борт сосутся и громко спорят, как назовут будущих детей, Йелло и Циркон валяются на траве неподалёку и держатся за руки. Гелиодор с Сапфир ловят водоросли сачками, окуная волосы в воду, обсуждают наперебой, удастся ли им отвоевать у Руби самого большого народившегося улитёнка, Вариегатуса. А впрочем, ничего нового. — Сразу Фос? Может, я теперь тебя караулю. Может, на тебя запал, — задумчиво изрекает Каирнгорм, не дожидаясь, пока она стрельнёт курнуть, сам протягивает сразу две. Циннабар отказывается аристократичным наклоном головы. Циннабар смеётся хрипло и затихает — может, конечно. Может, в каком-нибудь укромном уголке однажды затерялась такая вселенная, где другая Циннабар сейчас стоит с другим Каирнгормом и целует его голые плечи, раскуривает одну сигу на двоих по-бомжовски или засыпает на его широкой груди, может. Такое представить куда сложнее, но всё же. Каирнгорм зябко сутулится. Циннабар подмечает, что он курит совсем иначе — урывками, мазками, идеальные надорванные фаланги, взрослый взгляд, как у Кварц, и морщинки в уголках глаз, волосы серебрятся ртутью. Может, в какой-нибудь потерянной временной дыре, но не в этом настоящем, не с ними, не здесь. Не когда у Циннабар есть Фос. — Что делаешь? — жизнерадостно тараторит Фос с кухни, шаркает тапками. Она стопорится на пороге лоджии, натыкаясь на подмигивающего ей Каирнгорма среди густого сизого дыма, но льнёт к Циннабар и обнимает её со спины в своей лучшей традиции. У неё с собой две бездонные чашки какао с зефирками — ну такая заечка. — Тебя делим, — пугает её Циннабар, принимая из её рук свою кружку. Подносит к лицу, вдыхает — сладко. Отдаёт своё какао Каирнгорму. — Шинша! — Фос краснеет слабо и цокает языком в возмущении, но Циннабар только глубже падает в её платиновые объятия. Фос готовит для них прям целый ужин — проставляться вынудила Топаз, а Циннабар готова поддержать Фос в чём угодно, хоть и строит выебоны всегда. За это лично Каирнгорм при всех заклеймил Циннабар подкаблучницей, на потеху девчонкам. Антарк после этого специально прислала Фос коробку с высоченными шпильками. Даже видос с её модельной походочкой враскоряку в Инсту залили. — Сори нот сори, — Каирнгорм отпивает залпом, наверное, с полокеана, складывает пальцы в пистолет и делает «кчау» в сторону идущей к общаге Лапис. Циннабар чуть сдвигается назад, чтобы Лапис не заметила её из окна. Фос обиженно ворчит, но пить из одной оставшейся чашки с Циннабар, естественно, соглашается. Увлекается чутка и кончиком языка собирает кусочки маршмеллоу и пенку с губ Циннабар, а та поддается, тёплая, без памяти втрескавшаяся. Каирнгорм на них пялится. — Давайте не при мне, — молит он о пощаде. Циннабар ему внимает — по больному же. Как с ранки сколупать или по шрамику ногтём. Мальчиков у них в группе и так немного, а конкретно в их компашке члены вообще никому не нужны. Ну, Эхмея на пары ходит редко, дела, дела, куда деваться. Цоизит — гей, так даже в туалете на первом этаже написано, а всё, что черкается второпях на плиточных туалетных стенках маркером — истина в последней инстанции, дистиллированная и беспощадная. Хризо раньше встречался с Алекс, но Алекс — тот ещё сорт истерички. Падпараджа бы и рад погрызть что-то около научного гранита, но все знают, что со своей манерой дрыхнуть до обеда хуй он клал на учебу. Собственно, про хуй его тоже легенды слагают — что Падпараджа с превеликим удовольствием потрахивает их секси медичку, опять же знают всего лишь все. Рутил даже не скрывает — а чё сэнсэй ей сделает. — Ты ж нас шипперишь, — выпаливает Фос. Циннабар уже кажется, что кто-то из них — либо Каирнгорм, либо, упаси боже, Фос — предложит тройничок, когда Каирнгорм потягивается и швыряется бычком в пустую банку из-под кофе. — Пошёл я спать, — грустно заключает он. Циннабар чует, что к выпускному у них получится окончательно скорефаниться. Фос-то вечно будет их объединять. У Фос всегда всё как в мультиках про поняшек. Ей охота сказать, что погоди, Каирн, что такой дрочно-офигенный парень недолго будет один. Что ей правда жаль, но конкретно эта свежевыкрашенная в ментоловый Фос конкретно на этой планете — её и только её, собственность бай Циннабар aka Шинша. Что и говорить, когда у этой самой Фос сутками напролёт в глазах — бегущая ярко-красная строка её имени. Лесби-сказочки, долго и счастливо, вау. Каирнгорм улыбается искренне, ставит пустую чашку на подоконник, сваливает. Циннабар вслед желает ему споки ноки и поворачивается, чтобы сожрать Фос. Вечер становится чёрным, поздним, крепким. На удивление вкусно приготовленную Фос пасту вполне можно есть. Особенно шебутных и неуёмных в общагу загоняют луна и, для верности, Рутил. Через форточку наконец-то веет бризом с моря, и Циннабар отчаянно вымаливает у Фос разрешение съебать на пляж — Фос вместо этого прыгает на неё, обхватывает ногами за талию и бирюзовой глыбой валит на кровать. Циннабар спит спокойно аж до утра. И всё ж к такому классно привыкать.