Мой самый большой страх

[Бейкер-стрит 221Б]       — Джон, смотри, — спокойно сказал Шерлок, сидя на диване и смотря в окно, за которым медленно опускались белые хлопья снега.       Ватсон вышел из кухни и прислонился к дверному проёму.       — Я люблю снег, — улыбнулся он.       Было начало зимы. Улицы Лондона с каждым днём всё больше окрашивались в белый цвет, который ложился на крыши домов, на машины и пробегающих прохожих, отчаянно стряхивающих его с себя. Зимой люди всегда становятся другими — в них будто пробуждаются особые черты, которые вспыхивают в их глазах, зажигаются в сердце и расцветают, несмотря на то, что за окном жуткий холод. Они начинают больше ценить тепло как обычное, так и душевное; начинают дольше говорить вечерами, смотря сквозь окна на тёмное небо и белеющие крыши домов. Они начинают растапливать камины; достают из закромов пёстрые пледы, связанные или сшитые неизвестно в каком году, и пьют глинтвейн.       Джон перевёл взгляд на Шерлока. Он увидел его печальную лёгкую улыбку и расслабленные кисти рук, лежащие на подлокотниках кресла. Ему нравился этот его образ спокойного умного человека.       — Может, прогуляемся? — спросил Ватсон, желая поймать заинтересованный взгляд глаз цвета льда, которые временами в другом освещении казались серыми.       Встав, Холмс прошёл к прихожей, надел пальто и перчатки и хотел было уже открыть дверь, чтобы выйти, как вдруг Джон окликнул его:       — Шерлок, а шарф?       Детектив обернулся, рассеянно улыбнувшись ему, и ответил:       — Забыл.       — Да ничего, держи. [Улица Бейкер-стрит]       На улице было свежо, мороз щекотал щёки и покалывал уши. Под ногами хрустел снег, тем самым вызывая на лице Джона по-детски счастливую улыбку.       — Знаешь, почему выпадает снег? — вдруг спросил Шерлок.       Джон на секунду задумался.       — Потому что ему нужно пойти? — рассмеялся он.       Холмс улыбнулся этой наивной шутке и крепче прижал руку Ватсона к себе.       — Нет. Снежинки падают на землю, потому что становятся тяжелее воздуха. Если внимательно рассмотреть их, то можно увидеть, что они состоят из шести лучей. Это маленькие кристаллы льда. В них отражается свет друг от друга, поэтому снег белого цвета, — говорил Шерлок, смотря, как Джон ловит снежинки на ладонь, а те сразу тают и образовывают маленькие капельки.       — Живые снежинки, — задумчиво сказал Ватсон.       — Не научно, — фыркнул Холмс.       — Да нет, они похожи на людей, — объяснил Джон. — Каждая из них уникальная и такая же хрупкая и красивая, прямо как человек.       Шерлок удивлённо поднял бровь и ухмыльнулся. [Бейкер-стрит 221Б]       Когда они пришли домой, то растопили камин, немного притушили свет и приготовили ужин. После ужина они пили чёрный чай, который так любил Шерлок, и разговор зашёл о музыке.       — Ты не слышал этой композиции? — удивился Холмс, когда узнал, что Ватсон не слышал Experience Ludovico Einaudi. — Разве я никогда тебе не показывал её?       — Не доводилось, — мягко улыбнулся Джон. — Познакомишь?       — Познакомлю ли я тебя с этой великой композицией? Конечно! — Шерлок пододвинул к себе ноутбук и начал набирать название.       Чуть отодвинув компьютер от себя, он взглянул на Джона, желая с первых нот увидеть его реакцию.       Зазвучала спокойная и раскатистая мелодия. Она была лёгкой, плавной и словно наводящей светлую грусть. Через некоторое время мелодия сделала оборот, становясь чуть более динамичной. Она будто начинала раскачиваться.       Через мгновение — ещё один оборот — добавились новые инструменты, вливаясь в созвучие. Мелодия стала объёмнее, массивнее, словно гигантская волна собиралась обрушится на человека, стоящего внизу на земле, и глядящего на неё с широко раскрытыми глазами. Мелодия начала ускоряться, приобретать новые черты и снова выходить на новый уровень, врезаясь партией скрипки, которая беспощадно разрезала толщу композиции, уводя внимание на себя. В этой композиции чувствовалась искренняя тревожность за кого-то, кто, казалось бы, попал в тяжёлую ситуацию. Словно кто-то не мог справиться с бушующими внутри чувствами от волнения за этого человека.       Но вот мелодия вдруг стала тише — это было похоже на осознание того, что человек был беспомощен перед чем-то, что неподвластно ему. Словно он перед огромной волной, которая через секунду разрушит всё, что есть на берегу. Казалось, человек, что стоит перед этой гигантской волной, наблюдает не просто за водой. Это была метафора. Это была не вода, а другой человек. И тревожность в каждой ноте этого произведения вызвана именно тем, что через секунду человек потеряет из-за цунами всё, что имел, а главное — стоящему на земле никак это не предотвратить.       Но мелодия вновь взметнулась вверх, набирая высоту, словно человек всё равно не собирался сдаваться, даже несмотря на то, что он знал, что в конечном итоге всё равно проиграет. Что он не сможет противостоять природным стихиям. Против природы человек всегда остаётся бессильным.       И вот наступает окончание композиции — итог всей борьбы. И тут, слушая произведение, каждый сам для себя решает, каким будет исход. Скрипка даёт последний медленный стон и угасает. Свет гаснет. Холмс опускает голову, чувствуя в груди сильную тяжесть. Его герой проиграл.       Ватсон восхищённо слушал затихающие звуки, которые заставляли его сердце трепетать. Его герой, наверное, выиграл.       Он увидел, что Шерлок не смотрит на него, пытаясь справиться с эмоциями. Джон знал, что Холмс необычайно сильно чувствует музыку, иначе, чем другие люди, и поэтому ему нужно некоторое время, чтобы прийти в себя.       Когда звуки окончательно затихли, Шерлок рассказал о той картине, что он видит перед глазами, когда звучит эта композиция.       Джон ответил:       — Это невероятно. Это так печально, но так красиво. [Снова Бейкер-стрит 221Б]       На следующее утро Джон проснулся, медленно потягиваясь на кровати. Неожиданно он судорожно выдохнул, резко садясь на постели. Он взглянул на часы и чертыхнулся.       — Шерлок! Шерлок! — обернувшись на спящего рядом детектива, выпалил он.       — Что случилось? — сонно пробурчал Холмс, не открывая глаз.       — Через десять минут мы уже должны быть на месте!       Ватсон быстро говорил, нервничая и натягивая штаны, будучи в одной полурасстёгнутой рубашке.       — Я же просил тебя поставить будильник, Шерлок! Почему ты не сделал это? Мы проспали!       — Я же просил тебя это сделать, — ответил Холмс, сползая с кровати и натягивая пиджак.       — После того, как попросил тебя об этом я? — воскликнул Джон.       — Да.       — Зачем ты вообще переложил это на меня? Это что, такое сложное дело? Почему тебе просто было не сделать это? — раздражённо выпалил Ватсон.       Шерлок не ответил. [Неизвестная улица]       Через тридцать минут, опоздав и выслушав причитания ото всех, от кого только можно, они поехали на место преступления. Джон всю дорогу молчал, но под конец выдохнул и ответил на вопрос Шерлока, когда тот поинтересовался всё ли в порядке.       Через некоторое время они уже стояли перед контуром трупа, распластавшимся на тротуаре какой-то странной кривой и узкой улицы.       Присев, Холмс нахмурился, рассматривая очертания человека на асфальте и не слыша, что ему говорит Джон. Неожиданно он встал и раздражённо отмахнулся:       — Не интересно.       Ватсон, скрестив руки, театрально удивился.       — Почему? Ты же сказал, что мы берём это дело, ещё вчера.       Холмс, не ответив, обернулся в поисках Лестрейда.       — Эй, я с тобой говорю, вообще-то, — не отставал Джон, глядя, как Шерлок подходит к инспектору.       Остановившись в нескольких шагах от него, Холмс чуть нахмурился.       — Гр... — осёкся он.       — Ты что, забыл как его зовут? — спросил Джон, подходя следом.       — Грем, Гарри, Георг... — быстро бубнил Холмс, приложив кулак к губам.       — Как успехи? — заметив их, поинтересовался инспектор, делая шаг навстречу.       — Работаем ещё, Грегори, — проговорил Джон, специально интонацией выделяя его имя для Шерлока.       Холмс странно улыбнулся и, кивнув, наконец, посмотрел на Лестрейда.       — Мы передумали консультировать вас по этому делу.       Лестрейд помрачнел, возмущённо вскинув руки:       — Это ещё почему? Жертва умерла не столь омерзительным для тебя образом, да, Холмс? [Бейкер-стрит 221Б]       Через неделю снега выпало уже столько, что приходилось несколько раз убирать его перед крыльцом. А Лондон стал похож на царство Снежной Королевы, с которой Ватсон сравнивал Шерлока.       Джон, держа пустую тарелку, выглянул из кухни и спросил ещё раз:       — Ты точно хочешь опять бифштекс с картошкой? Мы ели это вчера, позавчера и... Я, честно говоря, устал есть одно и тоже столько времени. Может...       — Да, точно, — ответил Шерлок, перебивая его. Он сидел на диване, поджав к себе колени и смотря на огонь.       Ватсон выдохнул:       — Ну, хорошо. А что насчёт похода в какое-нибудь кафе или парк? В прошлый раз ты не хотел, может, сходим сегодня?       Холмс долго смотрел перед собой и только тогда, когда Джон решил окликнуть его снова, ответил:       — Может, останемся и сегодня дома? [Бейкер-Стрит 221Б]       В один день, где-то часа в два, раздался неожиданный звонок в дверь.       — Джон, открой, там звонят. Наверное, клиент, — крикнул Шерлок, сидя на кухне.       Послышались приближающиеся к двери шаги, скрип петель и удивленный голос Ватсона:       — Майкрофт? Что вы тут делаете? Что-то случилось?       Холмс заинтересованно и чуть удивлённо выглянул в гостиную.       Его брат стоял в дверях с маской недоумения на лице. Он был как всегда в строгом костюме и с чёрным зонтом в руке.       — Шерлок, ты не предупредил Джона, что мы едем к родителям? — он сделал паузу. — Почему ты так удивлен?       Холмс открыл рот, но так ничего и не ответил.       — Я же на прошлой неделе звонил. И вчера тоже.       Шерлок, виновато глядя на Джона, выдавил:       — Прости.       Ватсон, улыбаясь, отмахнулся:       — Ничего страшного. Тогда я устрою себе выходной. Удачно вам повеселиться.       Майкрофт закашлялся, а Шерлок закатил глаза. [Улица Бейкер-стрит]       — Как жаль, что уже почти весь снег растаял, — вздохнул Джон, смотря на многочисленные лужи.       Шерлок по-доброму ухмыльнулся, любуясь пробуждающейся природой.       — Но каждый год снег будет выпадать опять и опять, а ты опять и опять будешь вспоминать меня и то, как я рассказывал тебе о нём, — сказал Холмс, остановившись и притянув Джона к себе.       Ватсон спрятал лицо на груди у Шерлока. Вдруг он хитро заулыбался, чего, конечно, не смог увидеть Холмс.       — Шерлок?       — М?       Джон крепко схватил его за пояс и, сделав шаг вперёд, повалил в оставшийся небольшой островок белого снега около тротуара.       Холмс, охнув от неожиданности, упал в сугроб, испачкав пальто и штаны в снегу и грязи.       Джон, уперев руки в колени, смотрел на сидящего в снегу Шерлока и смеялся на всю улицу. Прохожие, узнавая в жертве этой шалости великого детектива, недоуменно смотрели на Ватсона. Некоторые порывались помочь Холмсу отогнать хулигана, но, увидев протестующий жест детектива, уходили.       — Теперь я весь мокрый, Джон! — притворно злясь, проворчал Шерлок.       — Зато ты такой смешной, — обаятельно улыбнулся Ватсон. [Район Пэкхам. Его считают самым опасным в британской столице.]       — Вот, мистер Холмс, это было последнее, что написал умерший. Видимо, он сделал это в баре, — сказал полицейский, протягивая листок с сильно наклонным почерком.       — Хорошо, — пробормотал Шерлок, рассматривая корявые буквы.       Вдруг детектив начал часто моргать и прищуриваться, чтобы прочесть написанное. Он отвернулся от Джона и отошёл на пару шагов. В какой-то момент он резко выдохнул и, вернувшись, всучил листок Джону, раздражённо сказав:       — Думаю, это не важно.       Джон неуверенно забрал листок.       — Почему?       — Я не могу понять, что там написано. Неразборчиво.       Ватсон повернул листок, вчитываясь в буквы.       — Но тут же всё понятно. Смотри...       — Поехали за другими уликами, — резко оборвал его Холмс, разворачиваясь от Джона.       — Что? Да что с тобой? [Бейкер-стрит 221Б]       Джон собирал свои вещи, упаковывая сумку для долгой поездки. Он собирался на несколько недель в другой город на встречу с сослуживцами.       Шерлок сидел на диване, подтянув к себе колени. Неожиданно он спросил:       — Слушай, а тебе нравится снег?       Джон резко разогнулся, отстранившись от аккуратных стопок вещей.       — Что?       — Тебе нравится снег? — повторил Шерлок.       Он посмотрел на Ватсона, уловив его паузу. Холмс неуверенно улыбнулся, не понимая, что он сказал не так.       — Да, конечно, ты же знаешь. Я тебе говорил, что люблю его, еще зимой. Мы шли по нашей улице. Помнишь?       — А, ну да, да, — тут же странно буркнул Шерлок.       — Кстати, ты можешь передать мне ту рубашку? — попросил Ватсон, указывая на кресло.       — Но она же моя, — сказал Холмс.       — Эта? Твоя? — удивился Ватсон. — Я раньше надевал её под военную форму. Ты чего? [Бейкер-стрит 221Б]       Через несколько недель Джон приехал обратно. Дом был ему так болезненно мил, что сердце его радостно трепетало, когда он подходил к нему.       Он открыл дверь. Она поддалась с трудом, будто её что-то держало изнутри. Когда Ватсон смог протиснуться внутрь, он замер, так как буквально не смог узнать свою квартиру. Она была полностью во мраке, хотя на улице был ещё день, и выглядела так, будто в ней давно уже никто не жил. Только через секунду Джон понял, что, наверное, это просто из-за того, что Шерлок, видимо, зашторил окна. Воздух был спёртым, было душно. На полу валялись какие-то вещи, мебель была передвинута в правую сторону, образовывая пустое пространство на полу, где лежало нечто бесформенное из одеял и одежды.       — Шерлок? — неуверенно позвал Ватсон.       — О, Майкрофт, уже утро? — прохрипел знакомый голос из свалки одежды и вещей в середине комнаты. — Да-да, сейчас, я уже иду.       Ватсон испуганно отшатнулся, всматриваясь в темноту.       — Нет. Это я, Джон. Сейчас уже день, — подходя ближе, сказал он. — Шерлок, что с тобой? Ты в порядке? Что случилось?       — Да, да, Джон. Все нормально.       Ватсон, подойдя, включил фонарик на телефоне. В глаза ему бросился странный незнакомый мужчина, он даже отпрянул от него. Лицо его было бледным, а спутанные волосы висели сальными сосульками. Но страшнее всего выглядели его ничего не осознающие глаза.       — Шерлок Холмс! — рявкнул Джон.       — Тише, Майкрофт, ты маму разбудишь. Она уснула на кухне, — шёпотом сказал детектив, медленно переводя взгляд в сторону.       — Ты опять принял наркотики, — закричал Джон. — Господи, да сколько можно? Меня не было всего пару недель!       Он схватил стоящий рядом стул и отшвырнул его к стене, тяжело дыша. Стул треснул и от удара развалился. Ватсон взглянул на Шерлока, который медленно гладил пол рукой, проводя по рельефу половиц пальцами.       — Тише-тише, не кричи, — ласково шептал Шерлок, его взгляд был стеклянным. — Я не употреблял наркотики, мама, ты что такое говоришь? Я же не хочу тебя расстраивать.       — Да что ты с собой делаешь, Шерлок? — чуть не плача от досады, прокричал Джон.       — Ты меня достаточно напугала, мама, — тихо говорил Шерлок, почти уткнувшись лицом в пол. — Ты говорила, что хуже всего потерять память в старости от постоянных стрессов, которые я тебе устраиваю. Я знаю. Прости, я больше не буду так. Я больше не буду...       Ватсон схватился за голову и резко выпрямился. Он не мог больше этого выносить.       — Ты отвратителен, — прошептал он, уходя в спальню.       Шерлок ещё что-то говорил, но никто не слышал этих слов, которые он бормотал, зажмуривая глаза в темноте. [Больница]       — Джон Ватсон? — окликнула его медсестра, приглашая в кабинет врача.       Джон неуверенно встал и прошёл в комнату, в которой сидел мужчина в белом халате за большим столом, уложенным бумагами и папками.       — Здравствуйте, меня зовут доктор Нордис. Я наблюдаю мистера Холмса.       Джон неосознанно сжимал своё запястье, пытаясь вникнуть в слова врача. Тревожность медленно сковывала его плечи и горло.       — Как я понял, вы — близкий друг Шерлока. Он находится в больнице уже долгое время. Кажется, вы на время съехали от него, да? Я провёл ему развёрнутый анализ крови, исследования щитовидной железы, анализ крови на ВИЧ и на реакцию Вассермана. Также были сделаны кардиограмма сердца, магнитно-резонансная томография головного мозга... — врач прервался, видя рассеянный взгляд Ватсона. — Простите, вы слушаете?       Джон мелко неосознанно закивал, почти не понимая, что ему говорят. Он попытался собраться, вздохнув и чуть нахмурившись, пристально смотря на врача.       — Извините, но у меня обязанность зачитать вам всё, — чуть тише сказал доктор Нордис. — Исследование спинномозговой жидкости, измерение расширения зрачков после введения мидриатиков...       Доктор Нордис продолжал и продолжал говорить, а Джон чувствовал, как от головы начала медленно отливать кровь, как руки становятся мокрыми и холодными, и его лицо будто немеет.       — Что с ним? — вдруг тихо спросил Ватсон, перебивая врача. — Что с ним, доктор? Это из-за наркотиков? Да? Он обещал же мне завязать с ними…       Джон поднял взволнованные большие глаза на доктора Нордиса, ища в них ответы.       — Нет, — нахмурился врач, перелистывая страницу. — В его крови не было обнаружено ни наркотиков, ни подобных веществ.       Джон замер, не в силах осознать это.       — Видимо, он сдержал обещание, — добавил доктор, внимательно взглянув на него.       — Что? — тихо сказал Джон, а через секунду более уверенно переспросил:       — Что это значит? Тогда что с ним?       Врач вздохнул. Он отложил листки, снял очки и потёр глаза.       — Вы замечали за ним... какие-нибудь странные особенности в поведении на протяжении последних несколько месяцев? Может, в районе полугода или года.       — В смысле? — вырвался нервный смешок у Джона. — У него в принципе всегда странное поведение.       — Нет. Я понимаю, что это Шерлок Холмс и так далее, — разъяснил врач. — Я говорю, например, про странную забывчивость. Выпадали ли у него из памяти имена знакомых или недавние события. Случалось такое?       — О чём… о чём это говорит? — сглотнул Джон.       Его руки мелко дрожали, лицо побледнело, а ногти преобрели фиолетовый оттенок из-за того, что кровь отлила от рук. Он был на пике тревоги, будто в любую секунду волнение разорвёт его сердце на мелкие куски.       — Не волнуйтесь. Давайте я дам вам список, а вы отметите то, что замечали за Шерлоком, а дальше уже поговорим, хорошо? — с сочувствием сказал доктор Нордис. — Постарайтесь вспомнить что-то из этих десяти симптомов. Нам нужно знать, как давно это началось у него.       Ватсон долго сидел неподвижно, смотря прямо перед собой. Но через пару мгновений, он неуверенно кивнул и посмотрел на врача. Его горло от волнения сковал холод. Доктор Нордис протянул ему лист:       1.      Умеренная забывчивость. Из памяти выпадают имена знакомых и недавние события.       — Шерлок... Шерлок в последний раз, когда я его видел, называл меня Майкрофтом, потом путал с мамой. А уже давно он забывает имя Лестрейда. Не помнил о встрече с братом, когда тот даже напоминал ему за день, — перечислил Ватсон, хмурясь.       — Дочитайте, а потом поговорим, — мягко сказал врач.       2.      Выяснение одного вопроса множество раз.       — Ты любишь снег, Джон?       Ватсон трясущейся рукой коснулся своего лица, вспоминая, как Шерлок спрашивал его об этом, будто не помня, что даже рассказывал ему, почему выпадает снег.       3.      Теряет способность читать или воспринимать прочитанный текст.       В памяти Джона всплыл момент, когда Шерлок, взяв листок, ещё тогда, когда они были в одном из самых опасных районов Лондона, начал часто моргать, прищуриваться, чтобы прочесть написанное. Но не смог разобрать, из-за чего жутко разозлился и ушёл.       Губы Джона начали дрожать, но он закрыл их кулаком, продолжая читать дальше.       4.      Утрачивает ощущение времени, ночью будит на работу и т.д.       — О, Майкрофт, уже утро? — прохрипел голос Шерлока, когда он лежал на полу. — Да-да, сейчас, я уже иду.       — Был день, Шерлок, это же был день, — тихо прошептал Джон, в горле его стоял ком. — Я думал, что он просто… просто перепутал? Забыл?       5.      Может взять чужие вещи, не узнает свои.       — Но она же моя, — сказал Холмс.       — Эта? Твоя? Я раньше надевал её под военную форму. Ты чего?       6.      Пренебрежение к гигиеническим процедурам. Больные перестают следить за чистотой своей одежды и своим жильём.       Ватсон вдруг отчётливо вспомнил, как с трудом открыл дверь после своего приезда. Как застыл от неожиданной темноты и от ощущения покинутости живущих в квартире или, вернее сказать, — живых. Вспомнил, как подошёл к тёмному пятну на полу, ещё даже не понимая, что это Шерлок, ещё не видя помутнение в его глазах, и спутанные волосы. Он не знал тогда, что с ним. Не знал. Он думал, что это наркотики, думал, что Холмс сам довёл себя до такого.       7.      Появляется привычка перекладывать на близких решение простейших вопросов, с которыми раньше больной справлялся самостоятельно.       — Через десять минут мы уже должны быть на месте! Я же просил тебя поставить будильник, Шерлок! Почему ты не сделал это? Мы проспали!       — Я же просил тебя это сделать, — ответил тогда ему Холмс.       — После того, как попросил тебя об этом я?       8.      Путает близких людей. Не знает, кто из них сын, кто брат, кто супруг.       — Тише, Майкрофт, ты маму разбудишь. Она уснула на кухне.       — Ты опять принял наркотики. Господи, да сколько можно? Меня не было всего пару недель!       — Тише-тише, не кричи. Я не употреблял наркотики, мама, ты что такое говоришь? Я же не хочу тебя расстраивать.       — Да что ты с собой делаешь, Шерлок?       — Ты меня достаточно напугала, мама. Ты говорила, что хуже всего потерять память в старости от постоянных стрессов, которые я тебе устраиваю. Я знаю. Прости, я больше не буду так. Я больше не буду...       На этом моменте Джон отложил листок, надрыво выдохнув. Он закрыл глаза руками. Плечи его были напряжены.       — Понимаю, это непросто, — послышался мягкий голос доктора Нордиса.       — Это невероятно тяжело, — тихо отозвался Джон, стараясь, чтобы его голос не дрожал.       — Мне жаль.       Ватсон сжал кулаки, стараясь собраться. После чего убрал руки от лица и, с трудом сглотнув, вновь взглянул на листок.       9.      Не может длительно концентрировать внимание. Быстро теряет интерес и становится раздражительным и агрессивным без причин.       Джон подумал о том моменте, когда они стояли на месте преступления, и Шерлок не мог прочесть написанное. Яркая вспышка его холодной злобы, показавшаяся Ватсону тогда невероятно странной и обидной, была вызвана не тем, что он не мог разобрать почерк, как тогда показалось Джону.       10.      Сопротивляется новым вещам или незначительным переменам. Постоянно выбирает только один вид пищи.       — Может, останемся и сегодня дома?       — В последнее время он действительно не хотел выходить из дома и даже преступления его не тревожили так, как раньше… — смог выговорить Джон. — Постоянно выбирал этот бифштекс с картошкой, даже если в холодильнике было полно другой еды.       Ватсон протянул листочек, чтобы отдать, и доктор Нордис заметил как мелко дрожит его рука.       — Как я понял, все перечисленные симптомы присутствовали, — сказал врач, неотрывно глядя на Ватсона.       Джон тяжело вздохнул, запрокинул голову и шмыгнул носом. Через некоторое время, он опустил голову, сцепил руки в замок и, прочистив горло, спросил:       — Что… Что с Шерлоком? Это… синдром Паркинсона?       — Нет, — ответил врач, покачав головой.       — Боже. Неужели это синдром Пика?       Доктор Нордис поджал губы и не ответил. Ватсон нервно провёл руками по лицу, понимая, что это тоже неверно.       — Джон, — тяжело выдохнул врач, взяв в руки одну из толстых папок со стола, на которой виднелось: Уильям Шерлок Скотт Холмс.       Ватсон, сжав зубы, медленно перевёл взгляд на врача. Доктор Нордис увидел столько боли в его глазах, но в тоже время столько мужества, что невероятно восхитился его внутренней силой, ведь он знал, что слышать о диагнозе близкого — невообразимо трудно. И особенно трудно — держать себя в руках. Это вообще удавалось мало кому, даже мужчинам.       — Это симптомы болезни Альцгеймера средней тяжести, — начал врач. — Индивидуальный прогноз поставить затруднительно из-за того, что мы точно не знаем длительность течения его болезни. Она имеет свойство развиваться скрыто на протяжении долгого времени, прежде, чем станут заметны даже малозначительные симптомы, и будет поставлен диагноз.       Доктор Нордис видел, как побледнело лицо Джона. Он видел, что Ватсон чуть опустил голову и с трудом сглотнул.       — И сколько… — он осёкся из-за вдруг севшего голоса.       — Средняя продолжительность жизни после установления диагноза составляет около семи лет, — ответил на незаданный вопрос врач. — К сожалению, менее трёх процентов больных живут более четырнадцати лет.       Джон наклонился вперёд, упираясь локтями в колени и закрывая руками лицо. Доктор Нордис опустил глаза.       В дверь постучали. Ватсон не шелохнулся, будто даже не слыша этого. Медсестра заглянула внутрь и попросила доктора срочно подойти к какому-то из пациентов.       — Хорошо, секунду, — ответил он, взглянув на сгорбившегося Ватсона.       — Джон.       Ватсон медленно, будто с трудом, разогнулся и посмотрел на него взглядом человека, который потерял всё, что у него было в жизни.       Доктор начал что-то говорить ему, но его слова перестали складываться у Джона в голове в понятные предложения. Он лишь смотрел на доктора Нордиса, видел его волосы, слегка подёрнутые сединой. Он рассматривал его глаза, которые взволнованно следили за ним…       — Джон? — громко окликнул его доктор, желая привлечь его внимание.       Ватсон вздрогнул:       — Да?       — Вы слышали, что я вам сказал?       — Да, — машинально повторил он.       Но взгляд Джона вновь остановился на невидимой точке на лице врача. Он вдруг почувствовал резкую слабость. Стало сложно думать. Пространство будто растянулось и сжалось в одну точку на груди у Ватсона. Он сглотнул и оглянулся, хмурясь, будто не понимая, где находится, и, тем более, что ему говорят. Перед его глазами всё начало плыть.       — Мне плохо, — выдохнул Джон, судорожно расстёгивая воротник рубашки.       — Спокойней. Дышите, не нервничайте, — попытался успокоить его доктор Нордис, когда увидел, что Джон схватился одной рукой за сердце, другой — за край стола.       — Принесите воды! Живо! — крикнул врач.       Джон почувствовал, как голова становится лёгкой, а перед глазами поплыли белые круги. Он неосознанно наклонился вперёд, и его глаза начали медленно закатываться.       — Доктор Ватсон! Доктор Ватсон!       Но больше Джон ничего не слышал. [Палата больницы]       Джон, щурясь, приоткрыл глаза, часто моргая, чтобы привыкнуть к яркости в помещении. Мягкий свет наполнял тихую комнату спокойствием. В палате ощутимо пахло химикатами. На бледно-зелёной стене висел телевизор и работал без звука, крутя какой-то фильм, который обычно смотрели женщины, когда готовили или убирались.       Джон резко сел на кушетке, вспомнив, где он находится. Он оглянулся вокруг, неуверенно встал, пытаясь поймать устойчивое положение. Рядом он заметил штору, загораживающую другого пациента. Джон неуверенно подошёл и, помедлив секунду, заглянул за неё.       Он увидел мужчину, совсем не похожего на Шерлока. Он скользнул взглядом по его рукам и лицу, собираясь уходить, но вдруг с ужасом застыл, узнавая красивые тонкие пальцы, что когда-то держали смычок, чёрные кудри, спутанные и слипшиеся на лбу от пота.       — Шерлок, — не веря, прошептал он.       Он подлетел к спящему Холмсу и схватился за его руки. Он прижал их к лицу, не в силах сдержать вдруг покатившиеся по щекам слёзы.       Веки Холмса дрогнули, и его сонные глаза неосознанно начали блуждать по лицу Ватсона.       — Шерлок! Шерлок! — шептал Джон, улыбаясь сквозь слёзы.       — Джон, Джон, тебе что... страшно? — сипло спросил Холмс, чуть хмурясь. — Да ладно тебе, все будет нормально.       — Ты узнал меня, — сглотнул Ватсон, не отрывая от него взгляд.       «Гениальный человек может бояться лишь одного — перестать быть таким, осознавая это», — как-то сказал Джону Шерлок, размышляя о страхах. Через некоторое время он добавил:       «Но больше всего я боюсь потерять память или же понять, что начал деградировать в мыслительном процессе. Боюсь, что не смогу даже с записями решать то, с чем раньше справлялся в уме».       — Как же так вышло, Шерлок, — с болью в голосе еле смог проговорить Джон, неосознанно гладя его расслабленную руку, лежащую на одеяле.       — Мама, перестань, — раздражённо и устало сказал Холмс, выдёргивая и убирая руку. — Вот опять ты плачешь, а это просто твой любимый фильм, где все опять, каждый раз, умирают. Будто ты не знаешь.       Джон, с потухшим взглядом отступил назад, сел рядом с кушеткой на стул и закрыл лицо руками.

***

[Бейкер-стрит 221Б, спустя время]       — Шерлок? Хочешь я включу твою любимую композицию? — спросил Джон, отдирая криво налепленный стикер с камина.       Вся квартира пестрела бумажками, на которых было написано название предмета и комментарий Джона, например:       «Столовые приборы. Опасно!»       Все острые предметы Джон убрал, чтобы Шерлок не смог себя поранить. На некоторые ящики были повешены замки от детей, которые детектив не мог открыть.       — Что скажешь, м? — повторил Джон.       Не дождавшись ответа от сидящего на диване Холмса, Джон включил Experience Ludovico Einaudi.       — Помнишь её? — также бодро продолжал спрашивать Ватсон.       Повернувшись с новым стикером к Холмсу, он взглянул на него.       — Это же... Это... — оживился Шерлок, изменившись в лице, когда услышал первые ноты.       Джон улыбался, видя интерес в его глазах, который в последнее время почти никогда не появлялся у него. И который так сложно было вызвать, как бы ни старался Ватсон.       — Что это за музыка? Почему она такая красивая и почему-то… такая знакомая? — спросил Холмс, оглядываясь через плечо на Джона.       — Это была... твоя любимая композиция, Шерлок.       Холмс повернулся обратно, завороженно вслушиваясь в изящные звуки, которые, наверное, как и когда-то давно, напоминали ему гигантскую волну.       Но теперь Джон уже знал, что это была не просто вода. Это был другой человек. И тревожность в каждой ноте этого произведения, которая так сильно отдавалась в груди Ватсона, вызвана была именно тем, что через секунду человек может потерять из-за цунами всё, что имел. И главное — никак это не предотвратить.       Но мелодия каждый раз, вновь и вновь будет взмывать вверх, набирая высоту, потому что человек всё равно не собирался сдаваться, даже не смотря на то, что он знал, что он в конечном итоге всё равно проиграет. Что он не сможет противостоять природным стихиям. Ведь против природы человек всегда остается бессильным.       Джон тяжело вздохнул и поправил стикер у себя на груди. Ему пришлось повесить его туда совсем недавно:       «Меня зовут Джон...»        Дальше надо было указать свойство предмета или предупреждение об опасности — любой комментарий. Джон долго не мог понять, что ему написать, но в конечном итоге вывел:       «Меня зовут Джон. Я всегда буду рядом»       Музыка продолжала звучать в комнате, а за окном начали медленно падать первые снежинки.