Отпусти, Гилберт

-Гил, отпусти...Отпусти меня.-жалобно шепчет Людвиг,глядя на плывущие над головою облака. Мальчик прерывисто вздыхает, выпуская из рук шитый мундир брата и вновь опускает отяжелевшие веки. -Нет! Не смей даже думать о таком. Мы уже почти на месте. Слышишь?-Пруссия не смотрит на мальчика, крепко прижатого к груди, лишь гонит лошадь сквозь густой, темный лес. Темные стволы, как тени высоких башен обступают со всех сторон, дразня тонкими стрелами лучей, пробивающихся сквозь кроны, как свозь плотные облака. Все, что он слышит: это храп бегущей лошади, стук ее копыт, ставший одним протяжным звуком.Только б не пускать в разум мысль о тихом, срывающимся на стон, голоске мальчика, дрожащего на его руках в полуобморочной горячке. Он тих, как и хотел Гилберт все детство, когда ночь прорезал писк младенца, заходящегося в первых нотах плача. Тогда Пруссия готов был прибить маленького крикуна, но теперь все, чего б он хотел, это просто слышать звонкий смех и топот крохотных ножек по деревянным ступенькам, бегущих к старшему брату, что б в очередной раз попытаться поразить воображение его своими открытиями.       *** -Так нечестно, ты все всегда знаешь!,- отворачиваясь от брата, Германия краснеет от обиды и стыда. Его губы плотно сжаты, и он так смешон сейчас, что Пруссия еле сдерживает смех, что б совсем не разозлить братишку, ведь тот и так старался быть интересным со своими познаниями и наблюдениями и то, что Гилберт всё знал хотя бы в силу своего возраста, сильно задевало малыша. --Ну не обижайся на меня, правда, ты ведь знаешь, что когда нибудь, ты тоже станешь таким же умным, а быть может, даже куда смышлёнее. Вест, ты ж пойми, для своих лет, ты умен и я не отрицаю этого, но мир намного больше, чем ты его, пока что, познал -Да! Да! Я знаю, но я не могу ничего того, что б заставило тебя мною гордиться! ,- в отчаяньи лепечет Людвиг, топая ножкой, не то от злобы, не то от обиды. В его блестящих, умных глазках, Гилберт уже видит подступающие слезы, которые мальчишка сдерживает из последних сил. Вероятно, именно гордость не дает Германии зареветь, как давно уже сделал бы любой ребёнок. Ловя на себе этот взгляд, полный немого страха и горечи, Гилберт встает на ноги и подходит ближе к закипающему мальчику и протягивает к нему открытую ладонь. -Пойдем, я тоже хочу тебе кое что показать.-заслышав эти слова, Людвиг насторожился и потихоньку стал успокаиваться, как океан после бушующего шторма, а кровь отхлынула от пухленьких щек и шеи мальчика, делая кожу привычно-бледной. Он резко проводит рукавом по носу, оставляя яркую полосу на коже, Людвиг еще с несколько долгих секунд стоит вот так, глядя на протянутый ему жест и втягивал воздух через нос, издавая хлюпающие звуки схлынувшей обиды и яростной гордости. --А что именно?-все же опустив ручонку в ладонь Гила, Германия недоверчиво следует за старшим братом вглубь леса. Теплые лучики скачут по лицам идущих, заливая головку младшего брата чистым золотом, делая его еще больше похожим на настоящего ангела. „"Красавцем же вырастет маленький чертенок!»-думает Пруссия, бросая косые взгляды, на успокоившегося Людвига, хоть тот еще громко хлюпал носом и тяжело дышал. -Скоро сам увидишь.-улыбается Гилберт, когда мальчик вновь поворачивает к нему недоуменное лицо, по обыкновению серьёзное и очень взрослое для его лет. Это каждый раз поражает Пруссию и он, скрепя сердце признает, малыш умнее и талантливее его, хоть и пока что, все это скрыто в нем, как прекрасный клад. Он выводит братика на луг, где весело скачут в кустах певучие кузнечики и маленькие лягушки, прибежавшие сюда от крошечной речушки, где Германия часто сидит на выступающем мысе и просто смотрит в небо, на грациозно скользящих то по воздуху, то по воде птиц, ловящих свой завтрак. -Вот мы и пришли , Людвиг. Смотри.-мальчик хлопает большими, удивленными глазищами, ища то, что хотел показать брат, но ничего кроме пляжа и переливающейся поверхности реки, он и правда не видел. Заметив замешательство на смышлёном личике, Гил засмеялся, а потом присел, что сравняться ростом с Германией и взял того за руку.-Это наш мир.Наша земля, Запад! Мальчик улыбается, а его глаза его так ярко пылают, что Пруссия подхватывает его под руки, кружит брата и заливается теплым, пахнущим летним зноем на закате,чистым смехом. *** Запад…ты как?- становится холоднее и Байльшмидт наконец опускает голову на грудь, заглядываясь в худенькое личико Людвига. Он уже и не бледен, все в его чертах слабо и незнакомо Гилберту теперь. Бедный, бедный малыш, его муки искривили губы и сжали грудь. -Гил..-едва ворочая сухим, опухшим языком, Германия зовет его, зовет своего сильного, старшего брата , брата, который не в силах ему помочь. -Уже скоро…скоро, малыш, терпи, ты ведь мужчина, воин!-как хотелось ему самому поверить в это сейчас. Он еще совсем ребенок, который сделал для Пруссии все, что мог и не мог в свои малые годы. Да и не так близко они были, что успокаивать себя этой мыслью. Лошадь перешла на бег, с нее катились капли пота, а копыта она уже просто волокла за изможденным телом. Ее дыхание громкими играми пронзало тишину лесной чащи, с эхом убегая куда то в неведомую даль, меж стволов. Устало она опустила голову брела, все ниже пригибаясь к земле. Что могла теперь загнанная лошадь, для белокурого мальчика, который выходил к ней каждое утро, та вместе с хозяином не были на войне, кормил ее овсом, мыл и чистил, будто был не юным дворянином, а простым конюхом. Малыш Людвиг любил эту прекрасную, белую лошадь, как только может только юный солдат, любить верного скакуна. Его ручонки часто обнимали белую морду, дышащую одним воздухом с матерью- природой, оставляя на ней след от пухлой детской щеки. Но как лошадь не пыталась, как не билась, не могла она больше нестись. -Опусти…Гил…- едва долетают эти слова до Байльшмидта, как тот соскакивает со спины лошади. За этот путь мальчик несколько раз просил опустить его: дважды по нужде, потом за водой, а следующий спуск вынудил мальчика склонится в рвотном порыве.» Что ж теперь?»- похолодев от ужаса, Пруссия даже не мог об этом думать. Он вообще еле соображал в панике. -Пойдем, я кое-что покажу тебе. -неожиданно вымолвил Людвиг, сжимая три пальца брата, так как его рука была намного меньше брата. Не мог Пруссия ему противиться, хоть и что то тяжёлое давило на сердце душным камнем Ноги мальчишки заплетались, но он куда то спешил ведя Гила вслед за собой. Они прошли рощу и узкую тропку к самому утесу, с которого видно было необъятное, горящее в лучах солнца тысячью крохотных огней, озеро. Германия сел на колени и умолк . -Это наш мир.Наша земля…Брат.-и навечно голос мальчика разнесся над тихой гладью. Прижав к груди бездыханное тело ребенка, Гилберт осознал сквозь слезы, что так и не смог он сдержать того заветного обещания, данного ребенку так давно.