Под другим солнцем

«Солнце будет сиять, даже не сомневайся, брат. Солнце будет сиять, только уже без меня.» У него за плечами осколки огромного корабля и мелких душ, пара сожженных мостов и саднящая боль в теле. А за душой только боль, и постоянные смерти, постоянное разочарование в себе, в отце, в брате, в мире, постоянные взгляды в спину уходящих родных и собственные приглушенные крики. Тор дышит рвано и со свистом, остервенело заглядывает в отражение, но не видит там отца, или правителя, или даже простого аса, на худой конец. Из зеркала на него смотрит уставший человек с изломанной траекторией жизни, которого чувство непомерной вины окончательно превратило в смертного. Он вглядывается снова, ожидая чуда, что из-за его судорожно сведенных плеч снова лукаво блеснут зеленые глаза, что Локи безмолвно будет стоять, ожидая пока Тор сам обратит на него внимание, хотя прекрасно понимает — брат больше никогда не появится за его спиной. Даже чтобы воткнуть туда нож. Он смотрит, а ангелы, с тихим шелестом темных крыл направляются ввысь. Люди смотрят на него как на бога, не подозревая даже, что боги тоже могут лгать. «Бог любит нас!» — твердят священники на паствах. Им и не может придти в голову, что бог, может, давно не верит в людей. Стеклянные крылья больше не держат, а он ищет способ остановить падение. От кулака расходится паутина трещин. Зеркало слишком много лжет. «Твой план загонит тебя в могилу.» Горько усмехается. «Что мне терять?» За его спиной полыхает Асгард. Ангелы тоже лгут. Ему ведь не впервой для себя провожать брата. Совсем не впервой. Только в голове набатом звучит фраза «Больше не воскреснет», и Тор отчего-то понимает, что это правда. Понимает, но не верит, ведь всем злодеям свойственно лгать, даже самым могущественным, это он знает точно. Снова просить прощения, снова говорить запоздалые слова, такие нужные брату при жизни. Снова обжигать легкие криком, снова винить себя. Тор знает, что будет сиять солнце — это само собой. Солнце будет сиять, птицы будут петь, снег будет таять, люди будут знакомиться и встречаться как ни в чем не бывало, все наладится, рано или поздно все встанет на свои места. Иначе просто быть не может… не может… Локи верил в это и умер с этой мыслью. А значит и Тор будет верить, верить изо всех сил, чтобы точно случилось. Хотя отстраненно Тор понимал — для него солнце уже никогда не будет светить, он останется глух к пению птиц, и для него снег никогда не растает. Как и для Локи. Он так ненавидит себя, потому что последнее, что Локи услышал от него — снова обидная подколка. Тор хочет вернуться, переписать все. Сказать как он дорог ему, несмотря на все его подлости — выше его сил, но во взгляде это отражается точно. Локи умел читать по взглядам. Локи привык не доверять словам. А еще он назвал себя сыном Одина. Это сближало их родство намного, но какая теперь разница? И взгляд последний, затравленный, он кинул на брата. Тор никогда не забудет это некое подобие улыбки на его лице, когда Локи заглянул ему в глаза. У Тора за спиной еще тысяча выживших асгардцев и сотни невысказанных фраз, а перед глазами безжизненное лицо брата. На Таноса кидается с каким-то остервенением, хотелось бы крикнуть «За Асгард!», да только нет уже никакого Асгарда, и его, наверное уже нет тоже, а настоящий Тор умер тогда, вместе с тысячей асов и одним полукровкой. Поэтому не крик выходит — яростное шипение. «За брата.» И даже боль какая-то притупленная, механическая. Он ищет остановку в сбитых в кровь костяшках, в свершенной мести, но перманентно продолжает падать, пока не понимает — это неизбежно. Слишком мало в нем осталось от Тора. Настоящего Тора. Часы стучат отвратительно гулко. Он не сразу понимает, что это стук собственного сердца. А когда все заканчивается, сам Тор осознает насколько он уязвим. Насколько пустой и переломанный изнутри и снаружи. Какой он все-таки ничтожный бог. В который раз он уже задается вопросом «А нужна ли им эта пиррова победа?» …ответом над ним сияет чужое солнце.