Тонкая пелена

Проснувшись поутру на грязном, старом матраце, мистер Дадли привычно потянулся и посмотрел на растрескавшийся потолок, который явно не видел ремонта очень долгие годы. Оглянувшись, он заметил привычный антураж своего убогого жилища: старые обои, старая мебель, изнурённые соседи в одинаковой синей робе с личным номером на груди. У него самого был точной такой же комплект, который за долгие годы однообразной и тяжёлой жизни ему крайне надоел, но он ничего не мог с этим поделать. Встав, наконец с матраца, он потянулся, и попытался изобразить улыбку на лице, что с каждым годом удавалось ему всё хуже и хуже. Он подошёл к наполовину разбитому зеркалу, которое висело на стене, и как всегда привычно пригладил волосы. На него с зеркала смотрел уже довольно немолодой человек с уставшим взглядом и большим шрамом на половину лица. Сказались... Кое-какие последствия новой жизни, к которой он почти привык и забыл, что было до того. Соседи не обращали на мистера Дадли никакого внимания, взгляд каждого был устремлён куда-то в пустоту, внутрь себя, каждый из сидящих или лежащих на матрацах, смотрели куда очень далеко, туда, куда человеческое сознание заглядывает очень редко, они все были там... В мире, который был навсегда потерян. Выйдя из дома, мистер Дадли направился по направлению к зданию бывшей школы, в которой теперь располагался штаб Гражданской обороны и происходила раздача пищевых пайков. Он не знал, что это был за город до того, как случилась Семичасовая война он был одним из немногих сохранившихся, но повсюду по его пути попадались руины, чьи-то кости и такие же идущие по городу как и он сам бедолаги. То тут, то там пролетали странные механизмы, которые следили за всеми, кто передвигался по улице, время от времени они делали ослепительные вспышки, фотографируя людей. Мистер Дадли привычно осмотрелся на перекрёстке, рядом стояли руины бывшего крупного магазина, ещё какого-то здания в стиле классицизм, неясно что это было: жилой дом или что-то административное? В любом случае за долгие годы разрухи и запустения определить было невозможно. Но не смотря на это дом всё ещё жил. Даже невзирая на разбитые окна, покосившиеся стены и их частичное обрушение, обнажавшее внутренние помещения. Он словно спрашивал у всех и у всего мира: «За что? За что мне такие страдания?». Идя дальше, мистер Дадли заметил нескольких солдат ГО, и привычным шагом он постарался их посторонится, но столь знакомый и грубый голос из модулятора развеял его сомнения об довольно неплохом как ему казалось утром дне. –Гражданин, предъявите документы. Чувствуя комок в горле, Дадли подошёл к ГОшнику, протягивая ему свою карточку гражданина. Это была небольшая карточка, похожая издали на кредитную, которые были когда-то очень давно... На ней было изображено его фото, личный номер и регистрационный код, а сзади была съёмная лента со штрих-кодом, который выдавался при каждом переезде в другой город или дистрикт. –Гражданин 444-0013F, как давно вы продлевали действие миграционного билета? Чувствуя комок в горле и приступ страха, мистер Дадли ответил, но в то же время, напарник того полицейского достал и включил электродубинку. –Эээ, я продлевал его неделю назад, как прибыл в City-4, но потом меня почему-то почти сразу перенаправили сюда, в City-79. Дадли чувствовал, что ГОшник даже через маску-противогаз сверлит его взглядом, ещё раз взглянув на карточку и повертев её так-сяк, он отдал её гражданину со словами: –Ладно, можешь идти, хехе. У Дадли отлегло от сердца, он прекрасно знал, во что бы вылилось несоответствие в документах, отойдя немного он почувствовал, что у него сильно чешется шрам, и неприятно поморщившись, он стал его расчёсывать, пытаясь унять нервный зуд. Вскоре он подошёл к первому блокпосту, возле которого дежурили несколько полицейских, а путь перграждало силовое поле и нависшая над ним камера. Он уже привычно достал из кармана карточку и показал камере, после чего смог пройти поле. Это была тонкая, синяя пелена, которая издавал неприятный слабый гул, похожий на гул ртутных ламп, после того как он её прошёл, он ощутил дежурную, неприятную боль в области сердца. Через пару минут, мистер Дадли вышел к зданию бывшей школы, которая располагалась в районе с явно советской застройкой: повсюду были характерные для постсоветского пространства здания, и наполовину засохшие деревья. Но часть из них была разрушена, часть населена такими же как и он страдальцами. Подойдя к школе такой же планировки, он привычно вошёл внутрь, где показав сотрудникам карточку без проблем пошёл дальше. То, что это когда было школой, напоминали пустые классные помещения, остатки парт и стульев, кое-где висели чудом уцелевшие портреты учёных, и даже сохранились какие-то приборы, которые покрылись ржавчиной. Но в этой школе уже никогда не будет ни звука звонка, ни детского смеха, ни детского же страха перед контрольной или родительским собранием; здесь осталась лишь разруха, запустение и призраки прошлого. Пройдя чуть дальше, в помещение бывшей школьной столовой, мистер Дадли зашёл во внутрь, и увидел уже знакомый раздатчик, который каждый день выдавал порцию еды. Но назвать это едой, значило бы крайне похвалить этот продукт. Дневной рацион состоял из банки с пищевым гелем, витаминным раствором и белковой суспензией. Самый минимум для поддержания жизнедеятельности, и потому гражданам постоянно приходилось или идти на уловки, ловя разнообразную живность и питаться голубями, искать съедобные растения, и даже убивать вездесущих хедкрабов, которые могут превратить человека в зомби, или же идти на сотрудничество с властями и получать лучшие рационы питания и нормальную еду: хлеб, крупы, даже мясо и колбасы, а иногда и пиво... Пока мистер Дадли ждал своей очереди за своим жалким обедом, на него нахлынули воспоминания. Он вспоминал свой Изумрудный остров, любимую маму, которую он в последний раз видел в одном городе на каком-то постсоветском полуострове расположенным на берегу моря, где он прожил несколько месяцев, его как никогда удручала почти высушенная бухта и когда-то стоявший в воде полуразрушенный памятник. Он вспоминал первые дни того ада, когда во всём мире появились портальные штормы, разрушавшие города, и наполняющие мир ужасными тварями, от которых в городах, к счастью, практически избавились. Перед его глазами стояла смерть его друзей от хедкрабов, маленьких созданий из Зена, армия штурмовиков затмевающих небо... Он выжил, а другие нет, и потому он часто думал над тем, почему он ещё жив. Вскоре на экране, который висел в помещении бывшей столовой появилось изображение, престарелого человека в сером пиджаке с доброй улыбкой, вскоре он начал читать ставший уже привычным текст: – Позвольте мне зачитать письмо, которое я получил. «Уважаемый председатель Брин. Почему Альянс подавляет наш цикл размножения? Искренне ваш, обеспокоенный гражданин». – сказал он своим мягким и приятным голосом. Вот и подошла очередь мистера Дадли, он показал системе свою карточку. Взвизгнув, автомат начал выдавать порцию, но это был довольно медленный процесс. –Спасибо за письмо, гражданин. Конечно, ваш вопрос касается основных биологических потребностей, надежд и страхов за будущее вида. Я вижу и несколько невысказанных вопросов. Знают ли наши Покровители, что для нас лучше? Что дает им право принимать такие решения за человечество? Отключат ли они когда-нибудь поле подавления и позволят ли нам размножаться? – продолжал человек. Когда Уоллес Брин заканчивал эту фразу, мистер Дадли уже получил на руки белого цвета пакет с красной надписью, там был уже стандартный и приевшийся пищевой паёк. Рассмотрев его, он пытался найти там цифровой штрих-код, он уже давно вот скуки ввёл в традицию поиск на своих пищевых пайках счастливых чисел: для него это были последние 6 чисел, равные в сумме 20, или дате его рождения. Внимательно рассмотрев пакет, он увидел там столь редкие и заветные для него числа на конце: «191288». Внутренне обрадовавшись, он почему-то остановился, решив послушать пропаганду Консула – наместника Альянса на Земле, который находился в далёком отсюда City-17. –Позвольте мне развеять сомнения, лежащие в основе вашего беспокойства, чем отвечать на каждый невысказанный вопрос. Сначала давайте рассмотрим факт того, что впервые в истории мы стоим на пороге бессмертия. Этот факт влечет за собой далеко идущие выводы. Он требует полного пересмотра наших генетических потребностей. Он требует планирования и обдумывания, что идет вразрез с нашими психологическими установками. Призадумавшись, ирландец начал смутно вспоминать своё прошлое: как в его дом ворвались солдаты ГО с обыском неясно чего. Тогда он получил перелом руки, а его любящая мать и сестра были сильно избиты, как он через пару месяцев получил предписание переехать в Париж, когда его ещё называли так, когда он наблюдал, как Эйфелева башня превращается в руины, а из центра великого города на многие километры ввысь уходит мрачная и тёмная Цитадель. Она как символ вечного рабства человечества вздымается почти из каждого крупного города планеты... Консул продолжал свою речь. –В такое время необходимо, может быть, напомнить себе, что наш истинный враг — это инстинкт. Инстинкты воспитывали нас, когда мы только становились. Инстинкты заботились о нас и оберегали нас в те тяжкие годы, когда мы делали первые орудия, готовили скудную пищу на костре и вздрагивали от теней, скачущих на стенах пещеры. Но инстинкт неотделим от своего двойника — суеверия. Инстинкт неразрывно связан с необдуманными импульсами, и теперь мы видим его истинную природу. Но инстинкт знает о своей бесполезности и, как загнанный в угол зверь, ни за что не сдастся без кровавого боя. Он может нанести человечеству смертельную рану. Инстинкт создает своих тиранов и призывает нас восставать против них. Он говорит нам, что неизвестное — это угроза, а не возможность. Инстинкт хитро и незаметно уводит нас с пути изменений и прогресса. Поэтому инстинкт должен быть подавлен. С ним нужно нещадно бороться, начиная с основной потребности человека — потребности в размножении. Теперь Дадли вспоминал свою девушку, как они гуляли по улицам Дублина, как он дарил ей цветы и клялся в любви... А потом он умерла у него на руках после допроса. Но вместе привычной ненависти к Альянсу, что почти всегда исходила от него, ему вдруг стало всё равно. –Мы должны благодарить Покровителей за помощь в борьбе с этой всепоглощающей силой. Нажав на переключатель, они изгнали наших демонов одним движением. Они дали нам силы, которые мы сами не могли найти, чтобы справиться с этой манией. Они указали нам цель. Они помогли нам обратить взоры к звездам. – Консул всё так же продолжал свою размеренную и спокойную речь, что-то было привлекательное в его словах, чего раньше мистер Дадли не замечал. Посмотрев в очередной раз на пакет с едой, а потом на Консула, ирландец вдруг призадумался, и стал полушёпотом говорить сам с собой, словно в никуда. –Неужели мы были так глупы, отринув то, что нам предлагают?.. Он слегка повертел головой, словно пытаясь отпугнуть нахлынувшее наваждение, но в ту же минуту, доктор Брин продолжил, и Дадли показалось, что он мягко и по-отечески дружелюбно посмотрел на него. –Я уверяю вас, подавляющее поле будет снято в тот день, когда мы овладеем собой, когда мы докажем, что больше в нем не нуждаемся. И этот день превращения, по сведениям из надежного источника, недалек. Как только передача сменилась заставкой с каким-то плакатом, где были изображены марширующие люди, на фоне символа Альянса и голубя мира, ирландец словно впал в оцепенение. Он как будто услышал уже столь позабытый голос матери. «Сынок... Не надо, прошу тебя, останься человеком...» Смахнув слезу с глаза, и посмотрев на себя в отражении экрана и пакет с едой, он снова сказал сам себе: –Прости меня, мама... Я не могу поступить по другому... После этих слов он покинул помещение столовой, и пройдя по коридору он открыл дверь, с надписью: «Вербовочный пункт Гражданской Обороны».