Damage

По дорожке, по бульвару, бежал по жизни мальчик, спотыкаясь то и дело о какие-то сорняки, упрямо тер лоб и твердил, что ерунда. Что не больно и вообще пустое это, обращать внимание на раны. И жил себе спокойно одним днем, изредка-изредка вспоминая о том, что кроме настоящего есть еще и прошлое. И врал себе, что прошлого нет, что «забыл и не помню». А ты знаешь, милый-милый мальчик, что нападение – лучшая защита? Наверное, знаешь. Вот и нападаешь, с неповторимой шальной грацией коньячной кошки. Ты делаешь из себя прекрасную принцессу, ты укладываешь осветленные локоны в сложные прически, затягиваешь руки в митенки и хлопаешь накрашенными ресницами наивно и ясно, как сама весна, хотя практически забыл уже свое настоящее лицо. Знаешь, оно прежде было другим. Я клянусь тебе, что было другим, ведь знаю тебя слишком мало, чтобы не помнить, и слишком много, чтобы забыть. Ты теперь весь такой – не сунешься. На все ответы и даже в нескольких вариантах, помягче и пожестче. А еще ты любишь заканчивать все одним махом, расчеркивая годы дружбы смс-ками, пустыми, ничего не значащими. Мне говорили, что это я играю по жизни. Что заигрываюсь порой так, что света белого не вижу, что моя ложь – отражение моих комплексов. Ну и пусть. Пусть так, зато я – настоящий. А ты — никчемная фарфоровая кукла, красивая и дорогая. Но стоишь ты меньше, чем полцены от твоего наряда. А я… Я… Я просто живу так, как умею. Раскрашиваю серые будни мечтами о том, как все могло бы быть в той, другой, запрещенной реальности. В ней ты меня бы любил… Какие глупые, отвратительные мысли на ночь глядя. И я снова играю словами, складывая их в отдельные строчки, а потом пишу не нужные никому стихи, выдавая ложь за правду, год за десять, белое – черным. Очаровательный и изобретательный до жестокости в пьяном угаре, ты восхитителен. Ты тянешь за собой, заставляя отринуть мир именно в тот момент, когда я решаю покончить с ложью. — У меня появилась идея, почему бы нам не выпить… Сколько раз бывал я в твоей квартире, сколько раз ты бывал у меня, но теперь все как будто в первые. Странно так. Абсолютно ирреальный вечер, плавно перетекающий в ночь, что он принесет нам? Ничего нового. Бутылка «Баккарди» в твоей руке, полвторого ночи и Гайдн из колонок. «Послеполуденный отдых Фавна», «У вас бесстыдные губы, и вы должны любить Генри Миллера», «В вас есть трагический излом, давайте займемся сексом…» Какие великолепнейшие афоризмы-цитаты на все случаи жизни, не находишь? Все как всегда, и те же звуки, запахи. Те же люди, тот же ковер, усеянный мусором. Ну, нет у меня предрасположенности к уюту. Мы сидим на полу и потягиваем вино, волосы мои так неуклюже растрепаны, а ты как всегда – идеальная дрянь, шепчущая потрескавшимися губами: «Как я прекрасен…» Да, ты прекрасен, и твои фото я могу разглядывать часами. Только почему-то на всех на них застыло одно и то же выражение лица, ты не замечал? Оно появилось не так давно, из миллиардов масок и личин ты выбрал одну – Высокомерие. Хизаки, а ты знаешь, что гордыня – смертный грех? Впрочем, уныние и ложь тоже, так что отдыхать будем вместе. У тебя странный голос – он шипит по-змеиному, так сладко, отчаянно фальшивя знакомые слова, слышимые мною сотни раз. Но от того, что это произносишь ты, пространство вдруг резко наполняется иным воздухом, а твое полупение-полушепот проникают прямо в душу. И заставляют подпевать, куда более звучно. А, черт с ним, плевать… Будь я хоть Бочелли, мне никогда не сравниться с твоим ненавязчивым астральным лепетом, которого порой так не хватает. Беседа течет, как горный ручеек, интересно, какая у тебя любимая песня, Хи-тян? Разговор ни о чем, ты смотришь в одну точку, а в глазах отражаются блики единственной свечи в комнате. — Значит, тебе нравится причинять страдания тем, кого любишь? — Да-а-а… — довольный голос, самовлюбленность изо всех щелей. Ну, ничего, я еще когда-нибудь непременно отыграюсь. — Выходит, меня ты любишь? — Ну, ты исключение. Как всегда – у меня нет ни одной весомой причины не поверить себе, ведь ты же всегда говоришь только правду. Это я королева лжи, спалившая собственные ресницы у слишком сильного костра, заигравшись. Бездумный пафос, безумный пурпур, кардинальские рясы и золоченые кареты. Неясно, чья это атрибутика – твоя или моя. Но утро для тебя начнется с двух мужчин… И это тоже правда, мы слишком давно знакомы, чтобы скрывать что-то друг от друга. У тебя две правды, сотня образом мыслей и ни одной настоящей. Знаешь, порой мне кажется, что время, столь нелестно игнорируемое тобой, сделало что-то такое, за что стоило бы его придушить. Оно лишило тебя одного весьма ценного качества, которым ты когда-то обладал в высшей мере. Ты раньше умел любить и думать о ближних. А отныне живешь только для себя. Я не знаю, правильно это или нет, но чувство, что теряю по жизни, никуда не уходит. Упущенные возможности встают перед глазами, только руку протяни и поймай, но поздно. Время упущено. — А я говорил, что все и всегда надо делать вовремя. О, да, в этом ты спец. Как мне хочется увидеть сейчас твое лицо, наполовину скрытое русыми волосами, по-королевски роскошными локонами. Порой мне хочется думать, что лучше меня тебя не знает никто, но раз за разом я жестоко ошибаюсь в этом, напоминая себе, что если я кого и знал, то прежнего Хизаки. А этот, новый, для меня – загадочный Сфинкс. Девочка с глазами из самого синего льда. Ты упрекаешь меня в том, что я показушно защищаюсь. Может это и так, а может, просто ты недопонял кое-что, упустил одну важную деталь в мозаике. Люди меняются. Если смог измениться ты, то почему бы не измениться и мне? Когда пришла эта мысль, была ночь, помню как сейчас. Тогда, кажется, все время была ночь, самые длинные двадцать дней в году, когда я одновременно и ждал и боялся твоего возвращения. Ты же теперь вечный цыган, лягушка-путешественница, бегущий по волнам, челнок, невеста без места… Люди-кошки, люди-собаки, ну а ты-то кто? Наверное, какой-нибудь неизвестный науке зверек. Забавно, все, что я о тебе знаю, ты рассказываешь сам. А чего не знаю, то придумываю. Иначе ты совсем не живой… И преклоняюсь перед силой и мужеством образа, удачно повесив его на тебя, забыв спросить разрешения. Забыв даже о том, что хорошо бы поставить тебя в известность, что я собираюсь открывать тебе душу… Впрочем, что теперь толку – ты устал, ты больше мне не веришь. Я и сам себе уже не верю, изредка только вспоминая, и думая о том, что невероятно, но факт – есть еще люди, которые нужны тебе, что ты пичкаешь меня рассказами о них так, будто мне интересно все это слушать. Ну а я молчу, тупо пялясь в темноту ночи, вдыхая запах ароматических палочек и глядя на тебя снизу вверх. — Знаешь, это МОЙ человек. Я даже подумать не мог, что он окажется настолько мой… Где-то глубоко-глубоко шевелится легкая тень досады, что вот опять – говоришь о ком-то с придыханием, и опять не обо мне. Ты же хотел, чтобы я был счастлив. Так вот, я — счастлив! У меня в жизни идет все абсолютно так, как я и хотел! Я могу врать себе, я могу врать тебе, всему миру и каждому в отдельности, но именно в этот миг убиться готов за уверенность, что ты – лжешь. Ты защищаешься, а маленький мальчик, которого в детстве все очень любили обижать, сидит где-то глубоко в тебе, и бьется ладошками, умоляя, срывая голос и крича, чтоб только ты его выпустил. Но уже поздно, он уже свое отжил. Да, Химэ? Мы ступили в новую цивилизацию, все-все. И странно, но оказалось, что в этой цивилизации даже много лет знающие друг друга люди расходятся, как в море корабли. Я иногда не знаю, что хуже – твое равнодушие, твой негатив, или же твоя расположенность ко мне, когда ты кажешься почти что «добрым другом». А я знаю, что это очередная маска, но все равно попадаюсь в ловушку осознанно. Просто потому что мне все еще слишком хочется жить в анреале. В те двадцать дней и ночей, когда мне казалось, что я тихо схожу с ума, когда я запирался от мира, начав общаться с людьми совершенно мне чужими… Вот тогда на выручку пришел человек, от которого меньше всего я мог бы ожидать такой помощи. Чтобы кто-то кинулся на мою боль как на амбразуру, закрывая? Ты, конечно, будешь говорить, что все не так, что я совсем его не знаю… Или знаю с другой стороны. Хизаки, тебе не приходило в голову, что Теру – умнее и взрослее нас двоих вместе взятых? Нет? А я вот все время думаю об этом. Он сказал замечательные слова, до сих пор они порой звучат у меня в ушах… — В конце-концов, это твоя жизнь! Твоя, понимаешь? Почему она должна зависеть от кого-то, кому наплевать на тебя? Плюнь тоже, и все дела! Если правду – то до донышка. Если больно – то до приступа. Да, он сделает больно, да, он выдерет наизнанку, он все выложит как есть, потому что не боится остаться один. Ему просто и так хорошо. И больше, чем кто-либо, он не выносит чужих заскоков, а мы оба, Хи-тян, ой как грешим этим. Знаешь, он как-то раз отругал меня так, что мне стало стыдно за самого себя, такого придурка… Смешно… Этот человечек всегда вызывает у меня улыбку, а еще какое-то неясное желание защитить. Просто тоже слишком давно знакомы, наверное. …Ты лежишь, смотришь хрустально-черными глазами в потолок, по которому бродят неясные тени. Создаем интим, черт побери, двери плотно закрыты, на полу пара пустых уже бутылок, а ночь в самом разгаре. Твой кот неслышно бродит по комнате, то запрыгивая на кровать, а то спрыгивая на пол. Ходит сам по себе, как ты. Забавно, ты видишь все так же, или несколько по-иному? — Ничего не изменилось. Все по-прежнему. Глупый-глупый я — предпочитаю опять трусливо спрятаться в норку и подумать, что «все по-прежнему» это как год назад. А на самом деле, это как с недавнего времени, когда я стал просто бездушным голосом, подчиняющимся твоей воле. Просто человеком, который может что-то дать тебе, развлечь, помочь создать твой неповторимый образ. С которым можно поговорить о том, о чем больше ни с кем ты не говоришь. Но знаешь… Ты любишь эту фразу, поэтому я ее повторю: Я из тех, кто про тебя кое-что знает. Ну, опять же степень доверительности никуда не исчезла, несмотря на то, что мир мой рухнул. Что тебя в нем больше нет. Интересно, кто же я теперь для тебя? Не друг, не враг, не любовник. Кто?.. Я знаю всех по пальцам, кто для тебя важен. Знаешь, иногда мне хотелось бы лишить тебя всех этих людей, медленно, по очереди, по одному забрать их у тебя. Украсть. А потом посмотреть на тебя – одинокого, в короткой рубашке с длинными рукавами, с растрепанными волосами и глазами в черных кругах. И спросить: «Нани?» Хотя, я и так знаю, что такого никогда не будет. Если я похож на цветок, который без солнца и воды просто засохнет и умрет, то ты – цветочек совсем иной. Сдается мне иногда, что пластиковый, искусственный, и твои восхитительные лепестки сшиты из тонкого зеленого бархата. Просто потому что даже если лишить тебя тех, кто тебе дорог, ты все равно останешься жить и здравствовать. Почему?... Знал бы я… Наверное, просто ты перешагнул уже тот рубеж, когда зависишь от людей. По большому счету тебе наплевать на всех, кроме себя. И тебя это спасает. Марионетка. Кукла в панцыре, в красивой оболочке, которую ты бережешь как зеницу ока. Так, может, лишить тебя этой оболочки? Полнейший бред, но я готов уже на что угодно, лишь бы увидеть тебя живым. Пока чувствуем боль – мы живем. Помнишь? — И сейчас он будет забрасывать меня письмами и смс, с вопросами, помню ли я… Хизаки, а ты жестокий. И это не открытие, это просто констатация факта. Раньше не было в тебе этой бездумной жестокости, и когда же она появилась? Вопросы можно задавать бесконечно, но ни на один я ответа не получу. В лучшем случае ты равнодушно пожмешь плечами и ответишь, что я уже сам на все ответил. Да, может быть. Странно так вышло все, странно завершается история. Тремя разными нитками связаны я и ты, ты и Теру, Теру и я. Но в итоге тебе никуда от меня не деться, пока ты по-настоящему этого не захочешь. И время тут ни при чем. И расстояние тоже. И плевать, что встречаемся мы раз в пятилетку. Если бы не твоя воля, не встретились бы и сегодня. Не лежали бы на полу, оглушенные количеством алкоголя в крови, не думали бы каждый о своем, не слушали бы музыку, которая созвучна в душе нам обоим. По горячим губам. SOS. Я думаю о тебе. О чем ты думаешь в эту минуту – загадка века. И мне не слишком хочется разгадывать ее. Плевать, все равно же не обо мне, и ладно… Странно прозвучит и непонятно, но ты же умный мальчик, я очень верю, что ты поймешь меня верно. Несмотря ни на что, в ущерб собственной гордости, самолюбию и честолюбию, в разрез тому, что Жасмин, который, в сущности, знает очень мало, всякий раз пытается вдолбить мне, чтобы я избавился от своей привязанности к тебе… Говорит, что просто послал бы «друга» такого хорошего куда подальше. Наверное, он прав, только ты все равно мне необъяснимо дорог. И если раньше я легко мог ответить на вопрос «почему», сейчас, хоть убей, уже не в силах вразумительно ответить ничего. Ну да бог с ним. Ты проживешь без меня легко, я постараюсь сделать то же самое. Но если вдруг, как-нибудь ты позвонишь ночью, и опять предложишь отправиться прогуляться по закуткам запрещенной реальности, то я, конечно же, соглашусь. Просто потому что… Потому что… Потому что…